Сага о двух хевдингах (СИ) - Сторбаш Н.В.. Страница 47

— Пусть твой раб тоже выйдет. Хоть эта история не такая уж и тайна, не хочу, чтобы вся дворня судачила об этом, — дождавшись, пока все выйдут, она продолжила: — Хотевит знает всё от начала до конца. Не знаю, слышали вы или нет, но в Велигороде, по нашему в Раудборге, нет ни конунга, ни ярла. Правит городом вече, что-то вроде нашего тинга. Есть большое вече, где каждый рунный мужчина может сказать слово, и есть малое вече, где сидят только самые богатые и сильные люди города. Помимо купцов, хельтов и особо уважаемых людей туда входит и нанятый городом хёвдинг. Он со своим хирдом заменяет ярлову дружину с тем условием, что город его кормит, одевает и платит за работу, но коли что пойдет не так, малое вече может прогнать их и нанять других воинов. На прошлое малое вече Хотевит впервые привел и меня.

Она снова наполнила кружку и снова выпила разом.

— Вообще здесь случалось, чтобы женщины участвовали на вече, только обычно это были какие-нибудь вдовы из уважаемых семейств, которые хорошо знали город, а город знал их. И хотя как хельт я имела право там сидеть, вот только за мной никого не было: ни семьи, ни рода, ни хозяйства. Даже если бы я уже вышла замуж за Хотевита, пока жив мой муж и его отец, глава их семьи, мне нет места на вече. Впрочем, все тогда промолчали. Кроме того самого хёвдинга.

— А он норд или… — вдруг спросил Херлиф.

— Живич. Я называю его хёвдингом на наш манер, здесь таких, как он, кличут воеводами. Он пришел в Раудборг с южных земель. Словом, этот воевода потребовал у Хотевита прогнать меня. Хотевит отказался, вступился за меня. Тогда наглец сказал, что и Хотевиту нечего делать на вече, ведь за его род говорит Гореслав Жирный. Я вспылила и сказала, что не пришлому хёвдингу, который служит за серебро, решать, что положено и что не положено в Велигороде. В общем, мы с тем воеводой разбранились вдрызг. В конце концов, я сказала, что не так уж он и хорош, как думает, ведь до сих пор не выловил тварь из Странцева моря.

Увидев мой недоуменный взгляд, Дагна пояснила:

— Это озеро чуть дальше по реке. Живичи думают, что в нем живет их водный бог Ведятя, который умеет оборачиваться огромным сомом. Каждый корабль, что пересекает то озеро, бросает в воду овцу, жертвует богу. Чаще всего Ведятя наедается той овцой и не трогает корабль, но порой случается, что он ломает борта и убивает людей. Тогда живичи говорят, что на том корабле был кто-то непочтительный к богам и особенно к матушке Ведяве. Я же думаю, что в озере живет какая-то тварь. Если выловить ее и убить, то и корабли перестанут тонуть, и овец почем зря топить не будут. Слово за слово, и мы с тем воеводой поспорили. Если я не сумею до свадьбы поймать ту тварь, тогда я поклянусь больше никогда не браться за меч, молот или боевой топор.

Она криво усмехнулась.

— Вот радости-то будет Хотевиту и его отцу!

— А если выловишь тварь?

— О, у меня была особая задумка. Я хотела, чтоб воевода надел женское платье, височные кольца и прошел по мосту с Вечевой на Торговую сторону, только ведь он прежде на меч бросится, чем выполнит такое. Потому если я одолею его в споре, то смогу участвовать на вече наравне с мужем. А еще воевода должен будет поклясться, что примет в свою дружину всякую женщину выше шестой руны, что владеет мечом. Вряд ли такое, конечно, станется, но мне приятно думать, как он будет шарахаться от каждой женщины-хускарла.

— А когда спор случился? — снова влез в разговор Херлиф.

Дагна сощурила голубые глаза.

— А ты не так уж прост, Херлиф Простодушный! Спор был еще до зимы. Одна я, конечно, тварь выловить не могу, потому хотела нанять воинов, да только в Велигороде никто ко мне не пошел на службу. Некоторые не доверяют женщине, другие не хотят ссориться с воеводой, третьи верят, что в озере сидит бог.

Только тут до меня дошло, что при Дагне я не называл имен своих хирдманов, а прежде она их не видела. Значит, пока мы беседовали с Хотевитом, она подслушивала наши разговоры, а может, еще и подглядывала, раз смогла отличить Херлифа от Леофсуна.

— Потому я и обрадовалась, когда услыхала о Снежных Волках. Вы-то меня видели в деле, знаете, что я могу и как подхожу к поимке тварей. К тому же у вас нет и не может быть никаких дел с воеводой, и его гнев вам не страшен. А с меня щедрая плата и помощь в ваших делах в Альфарики. Жаль, только что тот парнишка погиб, сейчас бы его дар пригодился.

Кому-то другому я бы, пожалуй, отказал. Не потому что испугался твари, а потому что не хотел влезать в здешние дрязги и споры. Одного раза в Бриттланде мне хватило по горло. Но меня просила Дагна! Пусть она вырядилась в неудобные одежды, навешала на себя украшений целый воз и переплела волосы, но это всё та же воительница с пылким сердцем и язвительными речами, которую я увидел четыре года назад. Поди, заскучала в высоких теремах, утомилась слушать живичские речи от жениха своего бестолкового. Ничего, вот взойдет она на наш «Сокол», вдохнет полной грудью, увидит настоящих мужей, нордских воинов, и передумает идти за курчавого Хотевита. Мы убьем тварь в этом бездновом озере, я стану хельтом, тогда она поймет…

— А какова плата? — Херлиф сбил меня с мысли.

— На Северных островах за тварь дают обычно две-три марки. Я же плачу вдвое больше. Пять марок серебра!

Я поперхнулся ягодным узваром, когда услышал это.

— Пять марок? Ты меня за дурака держишь? Тут паршивый медведь столько стоит. А мы говорим о неведомой водной твари!

— Пять марок за медведя? — она недоуменно оглянулась на Хотевита. — Это с каких пор тут такие дорогие медведи водятся?

— С сегодняшнего утра, видимо.

— Хорошо. Плачу десять марок, и это очень высокая цена! Это почти марка золота!

— У меня топор дороже стоит. Я бы согласился, коли то была лесная или луговая тварь, но в воде…

— Пойми, я плачу десять марок, даже если мы ничего не поймаем.

— А если поймаем, тогда заплатишь пятнадцать марок.

— Ладно, но твой хирд будет слушать меня наравне с хёвдингом, и вы будете со мной не меньше двух седмиц! Если, конечно, раньше не поймаем.

— Ладно, — ответил я. — Но последний удар по твари за ульверами.

— Ладно, — набычилась Дагна. — Но все твариные сердца мои!

— Половина! И если кто-то из ульверов шагнет на десятую руну, то сердце ему, даже если у твари оно единственное.

— Но кости, потроха и шкура — мои!

— Но если мой корабль во время охоты повредится, починка на тебе!

— Ладно. Но перед отплытием я сама проверю каждую досочку, чтоб ты мне потом не сунул под нос весло, что треснуло две зимы назад.

— Ладно!

И я хотел бы придумать что-нибудь еще, но уже не знал, чего потребовать. И так выторговал пятнадцать марок, последний удар и сердце твари.

Дагна еще немного похмурила брови, потом ударила кулаком по столу и расхохоталась.

— А ты молодец, Эрлингссон! Я как в бою побывала! Аж спина взмокла. Я даже забыла спросить, каковы твои хирдманы. Может, ты самых сильных привел, а остальные сплошь карлы? Или из оружия только дедовы топоры, которыми и курицу не зарубишь?

— У меня хирд крепкий. Два десятка хускарлов, больше половины на восьмой-девятой руне, все с броней, с добрым оружием под хускарлову руку. И корабль у нас новый, лучше прежнего.

— Значит, договорились. Завтра с утра приду на пристань, посмотрю на корабль, на людей, тогда и решим, как тварь ловить.

Она поднялась, поправила тяжелый подол и уже собралась выйти, как Рысь сказал:

— Кай, ты ведь дары не отдал! Нужно отблагодарить хозяев за радушный прием и за угощение богатое.

Зря я всё-таки не прихватил что-то из оружия. Зачем Дагне серебряные побрякушки? А вот добрый меч ей пришелся бы по душе!

Но полностью я догадался о хитрости Рыси, лишь когда он принес мешок с теми дарами, которые мы отобрали для друга, а не врага. Из-за Дагны я едва не забыл о словах Альрика. Мне же нужно договориться о продаже забранного у друлингов товара, да и скарб Скирре давно уже стоило сбыть с рук.