Сердце старого Города (СИ) - Вель Софья. Страница 20

Через несколько дней товарки Солео и двое очень ушлых мальчишек, — оборванцев из городских трущоб, — перешли от слов к делу. Лестницей через общую стену послужил виноградник. По плану Солео должна была перелезть и затаиться во дворе до темноты, затем юркнуть в пекарню и спрятаться где-нибудь до закрытия. А ночью вернуться к товарищам с «уловом». Но, то ли план был слишком плох, то ли изначально затея — обречена, однако в полной мере задумке не суждено было сбыться.

Солео пробралась через высокую ограду, попутно выяснив, что с другой стороны стены виноград не рос. И здесь была первая неувязка с изначальным планом: каким образом заговорщики собирались вызволять воришку? Несмотря на это обстоятельство, девушка отважно спрыгнула во двор, едва не свернув себе шею, и спряталась до ночи за мешками, — ее грацильность была на руку, — с наступлением темноты Солео пробралась в пекарню.

Она впала в экзальтацию, оказавшись посреди стеллажей с хлебами. Солео вдыхала душистый флер выпечки и душа парила от удовольствия. Но время шло, нужно было делать то, зачем пришла неопытная воришка. Солео хорошо помнила, каким кощунством показалось разграбление полок. Девушка очень постаралась быть скромной. Она робко обходила ряды с тортами и пирожными. Выбирая с полки пирог, Солео старалась взять наиболее неприметный, вдруг пекари не заметят пропажи?

Флер имбиря привел её к печенью. Солео протянула руку за тонким ароматным пластиком — образ бабушки тут же возник в голове. Печенюшка растаяла во рту, Солео, ожидавшая чудесной встречи с детством, обиженно проглотила. Вкус был иным. Вкусно, даже очень, но совсем не так, как было у бабушки… Выходит, правы монастырские сестры — не было никакой бабушки, как и печенья не было.

Мысль о монахинях вызвала острый стыд. Она быстро завязала мешок с хлебами и прокралась к выходу, напрочь позабыв о главном — сундучке с недельной выручкой. Сундучок, по уговору с подельниками, надо было всенепременно забрать.

Во дворе Солео посвистом дали знать, что готовы помочь выбраться. Веревка перекинулась через высокую стену. Мешок с хлебом получился слишком тяжелым. Солео, щадя друзей, сперва привязала его. Мешок подняли… Второй раз веревку никто кидать не стал. И сколько Солео не звала, ответа не было. На утро пекарь обнаружил во дворе забившуюся в угол и замерзшую до хрипоты воровку… Девочка не решилась спрятаться в пекарне, ожидая, что товарищи вернуться за ней.

Солео гладила корочку каравая и вспоминала о данном обете — она больше не съест ни крошки хлеба. Раскаявшаяся в содеянном преступница торжественно обещала это ксендзу и настоятельнице.

Добрый пекарь согласился не отдавать девочку властям города, ему стало жаль молчаливую сиротку, отчего-то не укравшую ничего, кроме самого дешевого хлеба. Ксендз и мать-настоятельница предложили сделку — она расскажет о подельниках и ее отпустят. В историю, что Солео все спланировала сама, не поверили — где же мешок с хлебом? Перекинула…. Но под стеной мешка не было, а в талом снегу следов осталось на пятерых. О подругах Солео молчала, а мальчишек и вовсе не знала. Видя упрямство воришки, настоятельница рассвирепела, сочтя за неподчинение, укрывательство и особый грех. За что и сослала Солео в Зачарованный Край…

Быть может, и Волчонки бы не было, не отдай Солео свою порцию хлеба цыганской бродяжке. Цыганка не прибилась бы к отряду. Сестра-смотрительница тогда фыркнула: самих, мол, кормить нечем, а тут цыганскому кабысдоху хлеб отдавать… Потом спохватилась: однако, если Солео из любви к Всевышнему возьмется делить с цыганкой свой кусок, то это дело благое, Творцу угодное. Солео взялась, не решаясь прогнать уже прикормленную бродяжку.

Неожиданно в лесу послышались голоса. Солео встрепенулась. Она различила грубую речь охранников и чей-то плачь. Голоса приближались. Солео поняла, что никак не успевает собрать содержимое сумки. Крепко прижав каравай, юркнула в кусты и спряталась за дерево.

- Ба! — радостно вскрикнул один из охранников. — Ты погляди, Квиро!

Квиро, волочивший стонущую девчушку, одну из сироток-подружек, радостно хохотнул.

- Откуды бы здеся етому всему взяться?

- Можит… леший? Он к нам блажит, Арго!

Солео сжалась клубком, очень боясь, что охранники примутся искать истинного владельца вещей. Но те и не думали. Охранники бросились изучать так внезапно свалившуюся на них добычу.

- Арго, ты только глядь! — Солео поежилась от омерзения.

- Эй, шалава! Ну-ка ложь на место! — гаркнул на спутницу Арго. Девчушка и не думала что-то брать, она просто неосторожно осела на землю, нечаянно задевая порванной юбкой шкатулку.

В шкатулку Солео заглянуть не успела. Еда и необычные вещи отвлекли внимание.

- Арго, золото! Глядь, скока! Да мы стока за двести приюток не получим! Да и за тыщу!

Солео осторожно выглянула из-за дерева. Один из охранников взвешивал в руке кожаный мешок, а его подельник, откинув плачущую девчушку, открыл шкатулку — заиграли золотые блики.

- Ба-а-а, — протянул Квиро. — Да ето ж приданное, едрить его двадцать! Бахатое… — Он расхохотался, с силой тряхнул несчастную подружку. — Зденка, сладенькая, не за тебя ли дають?!

Теперь оба разбойника расхохотались.

- Глядь, экая наша Пичужка — шельма!

«О ком они?», — не поняла Солео.

- Ну-ка, глядь! Мож, где неподалеку! — Арго был занят подсчётом выручки.

Квиро шагнул в кусты. Солео сжалась, обхватив ноги руками, она перестала дышать, притворившись пнем. Квиро прошел мимо.

Когда Квиро вернулся, Арго уже развел костер и принялся изучать содержимое сумки, разбойники начали пировать. Фляга с вином показалась им маленькой, хотя вкус несомненно превосходным. Пир спас бурдюк с самогоном, оставленный подельникам работорговцами — пустота в лагере объяснялась очень просто. Квиро привел караван к поселенцам. Сестру-смотрительницу убили, остальных продали в рабство. Несчастной Зденке не повезло, хозяин каравана приметил у неё хворь и счел, что больную девчонку дороже кормить. Теперь Зденка стала собственностью Арго и Квиро. Она перестала, наконец, плакать — хозяева милостиво позволили сиротке, усладе ночей, пировать вместе с ними.

Солео смогла ускользнуть, когда оба разбойника опьянели и потеряли бдительность.

Кутаясь в плащ и утирая им слезы, девушка чувствовала себя обманутым ребенком: буквально миг назад мир улыбался, и вдруг улыбка превратилась в оскал. Она переживала не столько из-за потерянной сумки, сколько от грустной мысли — мало того, что она больше никогда не увидит нелюдя, так еще и все подаренное им пропадало в разбойничьих руках. И красивый лев, вышитый на сумке, кормит и поит отпетых негодяев. Солео было очень совестно и неловко. Чтобы нелюдь сказал, увидев это? Зажурил бы за головотяпство, или и вовсе обиделся.

И все-таки, очень хотелось увидеть его снова. Солео убеждала себя, что ею движет исключительно желание поблагодарить. Хотелось узнать имя, чтобы помолиться о благодетеле Всевышнему. Правда, строго говоря, и благодарить-то теперь было не за что — сумка досталась разбойникам. Из всех богатств сохранились только плащ и каравай. От этой мысли Солео ревела еще больше. В самый горький момент ей чудилось, что теплый плащ обнимал, утешая.

В животе скрутило от голода, Солео держалась и не прикасалась к хлебу, напоминая себе всякий раз о клятве. Ну неужели там, на дороге, не было голодно? Тогда же терпела, чем сейчас хуже? Но сейчас было однозначно хуже: Солео не помнила, когда ела в последний раз, помнила плошку с невозможно вкусным бульоном, а дальше… дальше пустота. А хлеб пьянил ароматом. Во избежание попустительства соблазну, Солео спрятала каравай в кусты, но отойдя на несколько шагов, поняла — она не найдет ни кустов, ни хлеба уже через десять метров. А хлеб нужен! Чем ей кормить Волчонку?

Не придумав ничего лучше, Солео так и продолжила нести каравай в руках. Аромат хлеба заполнял все существо, а вязкая слюна набегала во рту. Тогда Солео сняла плащ и укутала им каравай. Соблазн стал меньше, но и ощущение нежных объятий тоже исчезло. Солео прижала хлеб к себе, ища в жесте утешение.