Кто люб богам (ЛП) - Росс Кейт. Страница 72

Это стало возможным – почти вынужденным, как мне показалось – по стечению обстоятельства. Я очень подходила для того, чтобы изображать мужчину. Я высока ростом и худощава; у меня низкий голос, а если добавить хриплости, он сойдёт за мужской. У меня настолько светлые волосы, что никто и не обратит внимание, что не видит щетины. И образование у меня мужское – я знаю латынь, греческий, философию и естественные науки. А благодаря дедушке Джорджу я научилась играть мужские роли в любительских постановках. Он приложил много сил, обучая меня. Говорил, что многие женщины в костюмах мужчин выглядят неубедительно.

Кроме того, мы с Квентином жили на континенте почти всю жизнь. В Англии у нас почти не было друзей. Я могла быть достаточно уверена, что в Лондоне не встречу никого, кто знал бы Квентина в лицо. В общих чертах мы были похожи. Так что я вооружилась его бумагами, его вещами, и своими знаниями о нём.

Дедушка Джордж был удивлён и восхищён моим замыслом. Он тщательно готовил меня к «роли»: заставлять учиться правильно ходить, сидеть, говорить, даже чихать. Он скроил для меня одежду, что скрыла бы… что сделала бы меня похожей на мужчину. Он ведь портной, и в театре начинал с того, что шил костюмы.

Джулиан кивнул. Тиббс хорошо поработал – облачив племянницу в бесформенные сюртуки, свободные штаны и дополнив это пышными шейными платками, он превратил её в безвкусно одетого, но совершенно точно мужчину.

- Но мисс Клэр, – заговорил сэр Малькольм, – ваш дедушка не мог не видеть рисков, опасности и…

- Неприличия? – тихо продолжила она. – Обмана? Он не собирался причинять никому вреда. Иногда он похож на ребёнка. Для него это не ложь, а просто очередная роль. Я знаю его, сэр. Так что ответственность лежит на мне.

Сэр Малькольм явно не был убежден, но сказал только:

- Все в порядке. Продолжайте.

- Мы с дедушкой Джорджем приехали в Лондон, и я поселилась в этих комнатах. К тому времени я уже опробовала мой маскарад на людях, и знала, что у меня получается. Я немного волновалась, но это было приятное волнение. Первый раз в жизни я могла идти куда хочу и когда хочу – в театр, в трактир, на прогулку или ездить верхом. На званых ужинах я оставалась за столом, когда женщины уходили, и слушала разговоры о политике, иностранных делах, промышленных изобретениях. И более того – я могла учиться, сколько хочу! Никто не волновался, что я изнуряю ум или изучаю неподходящие даме темы. Свобода кружила мне голову, так что я вряд и понимала или задумывалась о том, чем я рискую и какие принципы нарушаю. Я внушила себе, что мой обман оправдан – если мир лишил женщин их прав, женщины вынуждены добиваться их отчаянными методами. И Квентин не осудил бы меня. Мы дали зарок, что каждый из нас всё сделает для другого. Если бы я попросила его об этой услуге, когда он был жив, он бы не отказал. Неужели в смерти он сделал бы меньше?

Но всё оказалось не так просто – я поняла это очень рано. Помните предложение, что я подчеркнула в книге Мэри Уолстонкрафт, мистер Кестрель – о том, что лицемер становится жертвой своего искусства? Это случилось и со мной. Мне не нужно было перенимать все привычки Квентина, чтобы выдавать себя за него, ведь никто в Лондоне его не знал. Но я всё равно это сделала, ведь выдавать себя за Квентина было проще, чем за какого-то обобщённого мужчину. Я не рассчитывала на это, но подделав его голос, манеры, почерк, привычки – я всё равно, что стала им. Я вела себя как Квентин, даже когда была одна. Я правда делала его живым – он жил во мне. И из меня он с отвращением смотрел на то, что я делаю. Он превыше всего ценил правду и честь, а я использовала его имя, чтобы жить во лжи. Такое не могло продолжаться долго, и оно не продолжилось. Случилось нечто ужасное.

Джулиан назвал это одним словом.

- Александр.

- Александр, – она сделала глубокий вдох и продолжила, тихо, но твёрдо. – Когда я говорила вам о том, как мы познакомились, я не лгала. Мы оба были в Линкольнз-Инн и ужинали в один день в пасхальном семестре. Мне стало плохо, и он предложил проводить меня в комнату. Он едва знал меня, но такая любезность была на него похожа – он всегда был щедр на подобные жесты. Я пыталась отговорить его, но без толку. Когда мы добрались до моих комнат, я поблагодарила его и попыталась заставить уйти. Но ему было любопытно. Он настоял – так любезно! – что хочет позаботиться обо мне. Мне было слишком дурно, чтобы прогнать его. Он усадил меня в кресло, ослабил платок на шее, и всё понял. Он… заставил меня снять сюртук и… и… запустил руку под рубашку.

- Мерзавец! – сэр Малькольм подскочил и зашагал по комнате. – Отвратительный, презренный негодяй!

- Он навис надо мной, – её либо было красным, а глаза расширились, но в них не было ни слезинки. – Он был зачарован. Он прошёлся по мне взглядом, что я не могу описать…

- О боже! – хрипло выкрикнул сэр Малькольм. – Верити, что случилось дальше?

- Ничего, – быстро успокоила она его. – Мне стало дурно. Он принёс таз. Потом я откинулась на спину, почти в обмороке, уже едва испытывая страх, и спросила, что он будет делать. Он улыбнулся и сказал: «Я ещё не знаю. Я приду завтра и посмотрю, как вы себя чувствуете, и мы всё обсудим, хорошо?»

Он пришёл на следующий день. Я уже пришла в себя, и у меня был пистолет. Я сказала, что выстрелю в него или в себя – будет неважно – если он снова ко мне прикоснётся. Он видел, что я говорю искренне. Он всегда знал, насколько сильно можно давить на людей. Если он видел слабость, он пользовался ей, но открытое сопротивление делало его беспомощным. Он был дерзким, но не отважным.

Он сказал, что я не так его поняла. Он заверил меня, что существу вроде меня, не мужчине и не женщине, не стоит бояться чьих-то посягательств. Он сказал, что у меня есть только одна вещь, что я могу предложить – моё усердие. У него не было времени учиться самому, но он хотел выглядеть блестящим юристом. Он явно хотел впечатлить вас, сэр, – он посмотрела на сэра Малькольма. – Он надеялся стать политиком, и ваша поддержка помогла бы ему. Так что он решил, что я должна отвечать на ваши письма. Кроме того, он просил делиться с ним разными идеями по юридическим вопросам, чтобы он мог казаться знающим и учёным.

Конечно, я ненавидела быть его рабыней. Но что если он выдаст меня? Обесчещена буду не только я, но и дедушка, и память о моём брате. Дедушку Джорджа могут обвинить в пособничестве. Я бы столкнулась с этим раньше, если бы… если бы уступила бы ему, как он сперва хотел, хотя позже он это отрицал. Но ради дедушки и Квентина я должна была хранить секрет.

Я заплатила высокую цену. Несмотря на всё, что Александр требовал от меня, он чувствовал, что я превосхожу его, и пытался отплатить за это. Потому он сделал меня своим другом. Это было гениально – всё жестокости, что он творил, казались проявлениями доброты и щедрости. Он держал меня рядом, приглашал на свои вечеринки – всё для того, чтобы не спускать с меня глаз, подстраивать мелкие ловушки и смотреть, как я из них выбираюсь. Ему особенно нравилось представлять меня женщинам. Люди думали, что он помогает мне найти хорошую жену. Это безмерно развлекало его. Когда мы были в мужской компании, он заводил разговор на скандальные темы. Потом приходил в мои комнаты и поздравлял с тем, как много я узнала о… об отношениях мужчин и женщин. Он быстро понял, что я не буду хвататься за пистолет, если он просто говорит. И он говорил. Он мог говорить часами. Я никогда не знала, что человека можно пытать речами.

Сэр Малькольм ни миг закрыл глаза.

- Моя бедная девочка! Как вы это вынесли?

- У меня была отдушина, сэр. Ваши письма, – он подняла свои красивые серые глаза, полные квентиновской застенчивой искренности. – Я едва знала вас, когда началась эта переписка. Но я видела вас в судах со студенческих мест и восхищалась вашими знаниями и умом. Но сперва я не верила. Александр был так лжив – я боялась, что и вы окажетесь таким же. Вскоре я узнала вас лучше. Любой, кто прочитал вы ваши письма, не усомнился бы в вашей рассудительности, великодушии, полной честности. Я поняла, что вы и Александр – будто из разных миров, и не могла вынести мысли о том, что вы почувствуете, когда узнаете, каков Александр на самом деле. Так что я создала другого Александра – надеюсь, такого, какого вы могли любить и уважать.