Магия и кровь - Самбери Лизель. Страница 68

— Иногда я думаю, Вайя, что ты самая сильная в нашей семье, — продолжает та. — А самое мерзкое во всем этом — то, что мы никогда не поддерживали тебя настолько, чтобы ты сама так считала.

В глазах у Алекс читается что-то такое, что заставляет меня вспомнить об осколках на полу.

Что-то разбилось вдребезги.

Она поворачивается и уходит, а ее слова так и вертятся у меня в голове.

Кейша бросается следом за ней. Они могут ссориться сколько угодно, но именно она всегда первая утешает Алекс. Мы же дружная семья, а в дружных семьях никогда не держат зла подолгу.

Но действительно ли мы дружная семья? Сейчас мы просто несколько человек, случайно собравшихся в кухне.

Бабушка скрывала от нас историю тети Элейн, чтобы нам не было больно, — но за это ей пришлось платить необходимостью хранить тайны. Алекс была избавлена от скорби по покойной матери — но за это ее лишили радостных воспоминаний о ней.

Тетя Элейн отказалась от всего ради нас. Даже от того, чтобы сохраниться в нашей памяти, поскольку опасалась, что это помешает нам строить жизнь общины. Пусть я с ней не согласна, но все равно глубоко уважаю ее решение. Я понимаю, за что ей дали титул Мамы.

Однако мне из-за этого так больно, что даже она не могла бы исцелить мою боль.

Перед глазами у меня вспыхивает сообщение от Люка:

Ты свободна в среду вечером? Джастин хочет пригласить тебя на ужин, поговорить. Наверное, что-то заподозрил. Я знаю, ты мне ничего не должна, но мне надо, чтобы ты пришла и притворилась, будто не знаешь, что делаешь. Я не могу рисковать стажировкой из-за этого.

Я смотрю на Кейс. Она еле заметно мотает головой.

«Нет. Сейчас неудачный момент».

В отличие от нее, я не читаю мыслей, но знаю свою двоюродную сестру. И словно слышу ее голос: «Держись подальше от Джастина Трембли».

Чашка на полу, которой я запустила в свое видение, лежит все такая же разбитая.

Да и само видение — Люк, приставивший нож к горлу моей сестры, — осталось все таким же ярким.

Вот почему я должна поступить так, как собираюсь. Потому что задание мое не изменилось. Мне по-прежнему надо познакомиться с Люком поближе. Проводить с ним как можно больше времени. Постараться влюбиться в него.

Даже если придется покрошить саму себя в мелкие кусочки ради родных, которые будут просто стоять и смотреть.

Я посылаю Люку ответ:

Где и когда?

Глава двадцать третья

Явыхожу из трамвая на углу западного конца Дандас-стрит и Сумак-стрит ровно в шесть вечера. На мне сарафан с бананами — не знаю, подходит ли он для такого случая, может и нет. Сначала я решила, что это храбрый поступок — нарядиться так же, как в моем первом видении в «Буром медведе». Но теперь я только и могу думать, что о том, как та, другая я держала в руке нож.

В сумочке у меня лежит сложенный холщовый шоппер — в нем были наши косметические товары, которые я по дороге завезла клиентам. В этих краях у нас их много: те самые не-колдуны, которые готовы сделать себе геномоды ради гладкой кожи или здорового сердца и при этом наотрез отказываются пользоваться генно-модифицированной косметикой, поскольку предпочитают «естественный образ жизни». В руках у меня одноразовая форма со сдобным хлебом, поскольку бабушка приучила меня, что нельзя приходить на ужин с пустыми руками — даже в гости к человеку, который разрушил нашу семью.

Раньше — то есть в начале нулевых — при словах «Риджент-парк» принято было морщиться. Считалось, что это «неблагополучный» район, а это, как говорила мама, означало, что здесь много бедных меньшинств. Мало что так раздражает, как зрелище людей с коричневой кожей и без лишних денег.

Потом предприимчивые люди начали выкупать многоэтажки для неимущих, сносить их и строить огромные жилые корпуса с такими заоблачными ценами на квартиры, что даже семьи среднего класса не могли себе их позволить. Вот почему понадобился закон, гласящий, что в каждом районе должно быть не меньше пяти социальных многоэтажек, так что теперь выселять никого нельзя. Когда я была маленькая, мне говорили, что это богатый район, где полным-полно гениев из айти-компаний и туристов, приехавших сорить деньгами. А здесь, в пяти кварталах от Риджент-парка, все еще интереснее: тут в многоэтажках для бедных живут люди, которым на самом деле не нужно социальное жилье, поскольку они распихали свои деньги по разным банкам и только делают вид, будто им нужна материальная помощь.

Все это, конечно, незаконно, но, когда у тебя есть деньги, всегда найдешь обходные пути.

Я останавливаюсь перед высотным зданием. Пускают сюда только своих, но Люк, должно быть, внес меня в списки на сегодня, поскольку дверь открывается, как только я подношу к ней телефон. Я улыбаюсь женщине за стойкой портье и захожу в лифт.

— Место назначения? — нежным голосом интересуется лифт. Я снова достаю телефон, дверь закрывается, лифт гудит, трогается с места и несет меня туда, где живет Люк.

Ноги сами собой отбивают чечетку, я силой воли заставляю себя стоять неподвижно. Как я только согласилась поужинать с человеком, который убил мою родственницу и испортил жизнь целой ветви нашей семьи? Нет, он не сам вонзил нож в тетю Элейн — но все равно что сам.

Если Джастин заподозрил, что Люк взломал файлы тети Элейн, следует ли из этого, что он ее вспомнил? И что это значит для нас? Я здесь, чтобы отвести от Люка подозрения, но для этого мне нужно представлять себе, что думает Джастин. Если он снова пойдет против нас, я буду виновата. Люк полез во все это только потому, что я его попросила.

Тетя Элейн отдала жизнь, чтобы защитить нас, а из-за меня это вот-вот пойдет насмарку.

Неудивительно, что никто у нас в семье не считает, что я способна выполнить задание. Вчерашняя сцена в кухне, скорее всего, тоже не поспособствовала уверенности в собственных силах. Слова Алекс по-прежнему гремят в ушах. Я все спрашиваю себя, верно ли она сказала, что наша семья относится ко мне так же, как к ее маме, и хочет сделать из меня жертву. Может, и верно, но это ничего не меняет — я должна все сделать ради Иден.

Вот я здесь. Осталось меньше двух недель, и я дошла до того, что пытаюсь отстоять право Люка на стажировку, как будто не собираюсь отнять его жизнь.

Да чтоб меня хакнуло.

Я живо помню, как он смотрел на меня, держа клинок у шеи Иден. Может, это и галлюцинация, преувеличенная версия реальности, но она не становится от этого менее истинной.

Если я не убью Люка, мои чувства к нему станут причиной смерти Иден.

Я могла бы сама держать этот нож.

Двери открываются, я выхожу, погруженная в свои мысли, — и оказываюсь прямо в квартире, нос к носу с мальчиком, о котором только что думала.

На нем черный свитер и драные джинсы в тон. Руки он держит в карманах, как обычно.

— Ты вовремя.

— Ты же сказал мне, во сколько прийти.

Я гоню прочь воспоминания о том, как он убивал моих родных. Может, именно поэтому я еще не влюбилась в него. Потому что не могу перестать думать о задании.

Люк дергает подбородком:

— На собрание в «Ньюгене» ты опоздала.

— Да ладно! Я думала, мы уже забыли!

— Просто хотел проверить, не держишь ли ты зла на меня.

Уголки губ у него еле заметно ползут вверх.

Типичная улыбка Люка.

Та самая, какой он улыбался, когда хотел перерезать горло моей сестре.

— Ты тогда вел себя как последний придурок.

Он кивает и хмурится:

— Так и было. Извини. Правда.

— Ничего себе, он умеет просить прощения!

— Умею. Вот и попросил. — Он поднимает бровь. — Но ты тогда опоздала, это факт.

— Я пришла вовремя!

Несмотря ни на что, я невольно расслабляюсь от этой маленькой перепалки. Теперь, когда Люк и в самом деле извинился, я могу признать, что, наверное, смешно выглядела, когда со всех ног бежала к дверям.