Сны золотые - Баймухаметов Сергей Темирбулатович. Страница 32

Славиком в ванную потрахаться. Он потом в комнату пошел, а в ванную другой входит, за ним

- еще один. Я ему говорю: ты чего? А он: Славику дала, теперь мне дай. Я говорю: нет, дружок, такого не будет. Ну там базар начался, до драки дошло. Но с тех пор они меня

зауважали, не трогали. Я у них зовусь малышом. Даже имени нет, а так: «О, малыш!»

Стала я у них вроде маленькой хозяйки дома. Они с утра уходят на работу... они все игроки, наперсточники, еще там игры есть, чтобы лохов обувать. Как это делается: один играет, другие

вокруг него делают вид, что выиграли, третьи публику изображают, четвертые подальше

стоят, следят за ментами, чтобы вовремя дать сигнал. В общем, с утра уколются - и идут.

Когда под кайфом, под винтом, тогда, говорят, особенно хорошо получается, человек базарит

не переставая, энергии много. Он сам заводится и лохов заводит. Всегда, когда на работу

выходят под кайфом, денег приносят больше, чем обычно.

Мне нравится, как они деньги ложат. Все, что заработали за день, вынимают из карманов и

ложат на стол: «Бери, малыш, сколько надо!» И я знаю, что, если там возьму последнюю

сотню, мне никто слова не скажет.

Когда они мне первый раз сказали: «Малыш, хочешь попробовать кайфа?» - я сказала:

«Попробую. Но если станет хорошо, я остановлюсь». Они мне: «Конечно, малыш, это твои

дела».

Мне сразу понравилось. Правда, первый приход у меня был очень сильный, они боялись, что

сделали передозняк. Но обошлось. Вот с тех пор я и стала колоться. Но сказала: каждый день

не буду. Да я там и не бываю каждый день. Но раз в четыре дня для кайфа - колюсь. Они

меня колют.

В общем, когда я в доме, готовлю им что-нибудь поесть, они приезжают, едят, посылают

человека за кайфом. Потом мы укалываемся и я ухожу в соседнюю комнату, ложусь, ко мне

приходит кто-нибудь из них, кого под базар разобрало, и мы разговариваем. А остальные там, с одной девочкой или с двумя. Ну да, они каждый раз привозят с собой какую-нибудь девочку

на приход, из старых или из новых. Так и называется: девочка на приход. После прихода

кайфа наступает возбуждение - и ее используют все по очереди, по три человека сразу: в зад, в рот и куда обычно. Потом другие трое подходят, пока все не кончат. Там нас обычно бывает

человек десять, двенадцать иногда.

Ну а что она? Это же винт. Если она первый раз кончает под винтом, он ей дает такое

возбуждение, что она становится как ураган, четыре-пять раз подряд кончает, и все ей мало.

Она там с ума сходит. Бывает, все десять человек на ней кончили, уже не могут, так она

врывается в комнату, где я лежу с каким-нибудь парнем и базарю, набрасывается на него, сосет и садится верхом. Винт с первого же раза так действует, если ее только тронуть, специально возбудить и направить. Начать только, а там уже она с ума сходит, у нее вроде

бешенства матки, так, кажется, называется. Бывает, что приходят постоянные, а бывает -

новенькие. Побазарили с ней на улице, пообещали, что будет кайфово, она и пошла. Но я так

считаю: раз пошла, могла бы и догадаться, что не просто так зовут, не дура, не сегодня

родилась. Говорят, что девочки на приход долго не протягивают, за несколько лет в тряпку

превращаются, в старух. Наверно, это точно. Я одну видела, не старуху, молоденькую, но с ней

такое сделали, что она сразу изменилась. Ее так использовали, что я даже не знаю, что с ней

потом было. Она какой-то трехнутой оказалась, ее с винта под хи-ха-ха разобрало, и она стала

сервизом кидаться. Хохочет и бросается, хохочет и бросается. А сервиз был «Мадонна», даже

для них большие деньги стоит. Она там еще что-то натворила, вот они и набросились на нее, во все щели, да не по трое, а кто куда мог. Такая куча тел, орут все, мне даже страшно стало. А

когда все там кончилось, я посмотрела на нее и не узнала - ну вся изменилась, вся другая.

Грудь у нее такая высокая была - вся грудь опала, и вообще - сразу стала маленькая... Я ее

больше не видела, больше она туда не приходила.

Я старалась не соваться в ту комнату, когда они начинали хоровод. Лежу, базарю с кем-

нибудь, мне хорошо. Чаще всего со Славиком. Правда, он тоже иногда уходил, говорил:

«Пойду встану в хоровод. А я ему: «Только презерватив одень, а то я тебя к себе не подпущу».

Если мне понравится девчонка, новенькая, которую привели, я ее отзывала в сторону и

говорила: «Дура, ты знаешь, куда ты пришла? Знаешь, что с тобой сделают? Вали отсюда, пока цела». Чаще всего не слушались, иногда слушались, и тогда я говорила ребятам, что это

я ее отправила. Они не обижались: «Ну ладно, тогда пойдем под базар».

Что вы говорите? Заманивают, ждут, когда мне шестнадцать исполнится? И мама так говорит.

Ну маме я сразу сказала: «Ты не лезь, это мои дела, я сама буду расплачиваться». А что

заманивают, то это не так. Я их знаю, верю, они меня не тронут. Да и Славик защитит. Я ведь

из-за него туда хожу. Скоро отец и мать на месяц в Питер уедут, так поживем у меня, устроим

временную блат-хату.

Правда, с этим делом, с наркотиками, я хочу покончить вообще. Мне рассказали, что мозги

разрушает, можно дурой стать надолго. С одной стороны, я поняла уже, что это такое, и не

хочется, как говорится, дурой стать. А с другой стороны, мне нравится, и так хочется, чтобы

все вокруг балдели...

Для справки. По анонимным опросам медиков, в Москве каждый третий школьник уже

попробовал, что такое наркотики.

Как вы понимаете, вопрос более чем рискованный.

У врачей, милиционеров, наркоманов я спрашивал, как они относятся к тому, чтобы открыть

свободную продажу наркотиков в аптеках. Что будет, если государство само возьмется

производить наркотики в достаточных количествах и довольно дешево продавать их всем

желающим? Скажем, как водку...

После долгих, горячих дискуссий наркоманы все, за редким исключением, посчитали, что

такой шаг был бы не то что гуманен, но и полезен.

После столь же долгих, сумбурных дискуссий врачи и милиционеры все же склонялись к тому, что этого делать нельзя, это будет страшно, это чересчур...

В то же время всем ясно, что запретами порок не победить. Там, где порок, - там и

преступность, которая паразитирует на этом пороке. А в наших условиях смешно говорить -

«паразитирует». Деньги наркомафии уже вкладываются в концерны, в фирмы, ассоциации, то есть - в экономику страны. Все это знают, и, похоже, никого сие особо не волнует. А вернее, относятся к сему, словно к атмосферному явлению: дождю, снегу, граду. Ничего, мол, не

поделаешь...

А во-вторых, и это главное, пока существует запрет - до тех пор будут существовать, плодиться миллионы и миллионы мелких и средних преступников, несчастных пацанов и

девчонок, идущих ради одной дозы на все: на воровство, обман, грабеж, проституцию.

Пацанов и девчонок, составляющих армию, рядовой личный состав уголовной империи, которой правят не известные никому императоры.

Приведу один пример. Героин - один из самых дорогих наркотиков, мало кому доступен, тем

более молодежи. Однако я знаю, что тысячи и тысячи подростков, юношей и девушек в

Москве почти регулярно употребляют героин. Откуда деньги? А они денег не платят. Они -

работают в героиновой цепочке. То есть - распространяют наркотик. И за это получают свою

дозу. А ведь распространение наркотика - уголовная статья. То есть мы имеем десятки тысяч

уголовных преступников, которые совершают уголовные преступления всего лишь - за дозу...

На пристрастии больных людей к зловещему дурману, как на фундаменте, воздвиглось

многоэтажное здание организованной преступности. Начать государственное производство и

открытую продажу наркотиков - значит выбить фундамент из-под здания наркомафии, лишить этот чудовищный раковый нарост его питательной почвы. Конечно, останутся боссы, успевшие легализовать свой новый бизнес, но сама наркомафия, как таковая, просто-