Первая кровь - Держапольский Виталий Владимирович "Держ". Страница 30

— Ага, — фыркнул Вовка, — когда он мне навалял?

— Да-да, неважно, он тебе или наоборот…

— Ничего себе, неважно! — фыркнул Семка. — Чуть не пришиб до смерти!

— Ну не пришиб ведь? — не сдавался Емельян.

— Не пришиб, — согласился Вахромеев.

— Зато теперь он Вовку уважает…

— Хех, это ты, паря, загнул! — Вовка скривился как от зубной боли. — С каких же это пор истинные арийцы унтерменшей уважать начали?

— Ну если и не уважает, то хотя бы не придирается! — убежденно воскликнул Поспелов.

— Хм… Тут ты прав, Емеля, — согласился Путилов. — По пустякам не придирается, да. Но за серьезную провинность шкуру спустит на раз!

— Давайте не будем об этом, пацаны, — вздохнув, попросил Семка. — Я как подумаю… Так у меня мурашки вот такие по коже! — Вахромеев показал приятелям крепко сжатый кулак.

— Не ссы, Семка, — хлопнул покровительственно мальчишку по плечу Вовка, — мы скобские, мы прорвемся!

— А кто эти… скобские? — робко поинтересовался Емеля и добавил свистящим шепотом, предварительно оглядевшись с опаской: — Партизаны?

— Тихо ты! — шикнул на него Семка, зыркая по сторонам. — Забудь это слово, как страшный сон!

— Да че я, че я-то? — принялся отнекиваться Поспелов. — Все же знают, что Вовка оттуда…

— Вот знаешь и забудь! — пригрозил Емеле кулаком Семка.

— Понял я, понял! — закивал Емельян. — Я ж про скобских только и хотел… Ну, Вовка?

— Ладно. Только про партизанов — ни-ни! — Вовка приложил к губам указательный палец.

— Могила! — просипел мальчишка. — Чтоб мне с места не сойти! Хочешь, землю съем? — Емелька резко нагнулся и зачерпнул рукой горсть пыли.

— Не надо землю! — схватил его за руку Вовка. — Я верю. А про скобских я сам толком не знаю. Только присказка такая у командира нашего…

— Кх-м! — кашлянул Вахромеев.

— Ну вот, — расстроился Вовка, — и я туда же. В общем, мне так один хороший человек говорил: «Мол, мы скобские, мы прорвемся». Когда этот человек был мальчишкой, таким же как мы, он жил в большом доме, который все называли «Скобский дворец». А пацанов из того дома скобарями кликали… И были те скобари бесстрашными, сильными и смелыми, не страшились даже против царя — тогда царь, а не фюрер страной правил, — пояснил Путилов, — воевать идти.

— Ну прямо как ты, Вовка. Ведь тоже не побоялся против Сандлера выйти, — с обожанием произнес Семка Вахромеев. — Мне бы хоть чуть твоей храбрости…

— Все у тебя получится, Сема, — Вовка обнял товарища за плечи, — ты сможешь свой страх побороть. Думаешь, что я ничего не боюсь?

— Конечно!

— Боюсь, Семен, очень сильно боюсь… Ничего не боятся только дураки, а настоящие герои побеждают свой страх!

— Ух ты, — произнес Вахромеев, — сам придумал?

— Нет, один хороший человек мне это сказал. Когда мне, точно так же, как и тебе, было страшно.

— Тот же самый «хороший человек»? — прищурился Емеля.

— Тот же, — ответил Вовка. — Поэтому, Семка, борись и побеждай свой страх! А боятся пусть нас наши враги…

— Тихо! Слышите? — привлек внимание товарищей Поспелов. — Кажись, Ланге чего-то орет!

— Точно, Ланге, — узнал трубный голос кантиненляйтера Вовка.

— Случилось чего, что ли? — озадачился Вахромеев.

— Побежали! — скомандовал Путилов, рванув на рассерженный рев немца.

Выбежав из-за угла, Вовка едва не врезался в стоявшего возле распахнутых настежь складских ворот Ланге. В руках кантиненляйтер держал картонную коробку с надписью, выполненной вычурным готическим шрифтом: «Scho-ka-kola» «Die starkende Schokolade». [47] Сквозь неровную дыру в коробке, пробитую каким-то любителем сладостей, были видны круглые жестяные упаковки шоколада с оранжевым ярлычком на крышке. Таких шоколадок Вовке довелось повидать да и покушать преизрядно. Были в его жизни такие моменты, когда он от шоколада морду воротил, натрескавшись трофейных сладостей до тошноты. Когда партизанскому отряду удавалось уничтожать довольно-таки большие соединения врага, все лакомства, найденные в ранцах мертвяков, доставались единственному ребенку в отряде — Вовке. И каких только разновидностей шоколада он не пробовал: треугольные дольки «Шо-ка-колы» в кругленькой жестяной банке и плитки «Нестле», обернутые серебристой фольгой в красочной упаковке. Довелось ему попробовать даже «Panzer-schokolade» — танковый шоколад, от которого у мальчишки едва глаза на лоб не вылезли и спать несколько ночей подряд не хотелось. Командир тогда сказал, что в этот шоколад немцы какую-то дрянь добавляют — лекарство, чтобы фрицы меньше уставали и злее в бою были. После того случая Вовка опасался прикасаться к такому лакомству, если даже и оказия выпадала.

— Герр Ланге, что случилось? — с ходу спросил мальчишка, вытянувшись по струнке перед разъяренным немцем.

— Dass?.. [48] — Ланге выпучил свои маленькие глазки, словно не понял с первого раза, о чем его спрашивает Вовка.

— Что произошло, герр кантиненляйтер? — повторил Путилов.

— Scheiße! [49] — прошипел Ланге. — Я спрашивайт, кто есть это mache… Сделайт? — Он так сильно тряхнул разорванной коробкой перед самым носом Путилова, что из нее вывалилось на землю несколько упаковочек шоколада.

— Ищете, кто коробку испортил? — осторожно уточнил Вовка, подбирая с земли оранжевые жестянки.

— Nein, der Dummkopf! [50] Я искать, кто есть вор! — злобно ощерившись, заявил кантиненляйтер.

Вовка с трудом сдержал брезгливую гримасу, едва не появившуюся на лице, — изо рта фрица нестерпимо воняло полупереваренными котлетами с чесноком, застарелым перегаром и какой-то гнилью. Вместо этого он глупо улыбнулся и невинно поинтересовался:

— А разве что-то пропало?

— Ja! — проревел Ланге. — Пропадайт цвай упаковка шоколаде!

— Может, их сразу не было? — выдал свою версию Вовка. — Через дыру по дороге вывались.

— Nein! Он есть быть целый! — Кантиненляйтер вновь встряхнул испорченную коробку. — Кто-то делайт дыра и брать шоколад! — Ланге бросил ящик на землю. От удара тот лопнул, и шоколадные кругляки раскатились по всему двору. Кантиненляйтер вытащил из кармана пустую баночку. — Вот, — победно закричал он. — Кто-то съесть! Я найти вор! Если не найти — плохо будет всем!

— Семка, командуй построение, — тут же сориентировался в ситуации Путилов.

— Отделение, стройся! — во всю глотку завопил Вахромеев по-русски, забыв с перепугу все немецкие команды.

Мальчишки побросали все, что до этого держали в руках, и, толкаясь, принялись выстраиваться в одну линию.

— Нам нужно самим найти того, кто слопал шоколад, — зашептал на ухо Вахромееву Вовка. — Иначе этот кровопивец, — он едва заметно кивнул в сторону Ланге, — действительно всему отделению житья не даст!

— Попробуем, — согласился Семка, краем глаза наблюдая за построением. Когда шеренга сформировалась, Вахромеев вышел из строя.

— Герр обергефрайтер! — отрапортовал он Вовке. — Отделение построено!

Мельком взглянув на Ланге, «играющего» жвалами на костистом лице, Вовка неторопливо прошелся вдоль строя, гадая, кто из ребят мог подложить всем такую свинью.

— Курсанты… — хрипло произнес он, не зная, как начать. — Да какое, на хрен… — ругнулся Вовка. — Пацаны! — громко крикнул он. — Пусть тот, кто это все сделал, выйдет вперед! Да, его накажут… Но зато не накажут всех остальных! Пусть он подумает о том, как будет после всего этого с нами бок о бок… Я все сказал. Кто виноват — выходи вперед!

Над строем повисла тягостная тишина ожидания. Прошла минута, вторая, третья. Никто вперед так и не вышел. Мальчишки затихли, уткнувшись в землю. Казалось, что они даже дышать перестали, чтобы ненароком никто их не заподозрил в воровстве.

— Значит, никто так и не признается? — еще раз крикнул Вовка. — Значит, все получат…