Притяжение влюбленных сердец (СИ) - "Цветы весеннего сада". Страница 180
Через полгода он точно так же зарезал угольщика, который гостеприимно пустил пожить его, приютив в своей лесной избушке.
Он уезжал все дальше и дальше от родных мест. С украденным паспортом сделать это было несложно. Когда зверь овладевал им, Чернов убивал снова и снова, большей частью своих недавних знакомых. Все эти убийства оставались тайной, поскольку ему всегда удавалось избавляться от тел.
***
Яков быстро нашел все что нужно для завтрака. Раздобыл кипятка, сварил кофе, принес яиц, хлеб и масло.
Таинственно улыбающаяся жена все так же лежала в постели.
- Сорочку, Анна Викторовна? - галантно предложил Штольман.
- Пожалуй. - согласилась Анна, плотоядно поглядывая в сторону завтрака.
Яков принес поближе походный столик, протянул Анне чашечку дымящегося горячего напитка и сел рядом. Он хотел поговорить.
- Анна…
Она вопросительно посмотрела на него и отпила кофе.
- Я вчера устроил Вам не очень красивую сцену.
- Вы же извинились. - пожала плечами Анна. - Это осталась вчера. Я не в обиде.
- Я почувствовал утром, что Вы действительно не в обиде. - улыбнулся Штольман.
Супруга смутилась.
- Тем не менее я вынужден вернуться к вчерашнему разговору. Прошу Вас держаться от нового переводчика подальше.
Анна неверяще выдохнула. Она с шумом отставила чашку кофе обратно на столик.
- От кого еще? - гневно спросила она. - Говорите, не стесняйтесь.
- Ни от кого больше. - миролюбиво ответил Яков.
Накануне он перегнул палку, и это обстоятельство заставляло его разговаривать осторожнее, чем обычно.
Он поставил свою чашку и взял напрягшуюся руку супруги.
- Дело вовсе не в Вас, я вчера совершенно напрасно бросался обвинениями. Мне не нравится Моэстус, я боюсь он может быть опасен. Через несколько часов мы уезжаем, в Кару с нашим экипажем переводчик не едет.
Анна ожидаемо всплеснула руками и засопротивлялась.
- Но Яков… Вы видели сколько у бедного служащего вещей? Чемоданов, книг? Он приехал к Вам на службу. Так же нельзя!
Она обвиняюще ткнула его пальчиком.
Яков смотрел, как Аня хмурится и опускает голову. Она подтянула колени к подбородку.
Яков жадно оглядел ее колени, обтянутые тонким хлопком. Длинные локоны блестящих густых волос. Он нервно сглотнул и начал поправлять запонки.
- Аня!
Он пододвинулся, не удержался, немного приподнял сорочку и быстро поцеловал круглые коленки, а потом нос, выглянувший из водопада волос.
- Я прошу Вас понять меня. Моэстус человек новый, произошло необычное убийство, совершенное явно психически нездоровым человеком. Я подозреваю его. У него была возможность совершить это преступление. Я распорядился дать телеграммы в Петербург, и пока у меня не будет исчерпывающей характеристики на востоковеда, я его в Кару, а тем более к Вам не подпущу. Доказательств нет, но интуиция моя просто кричит о том, что этот господин не прост. Алексей Юрьевич сегодня отправит телеграмму и наведет справки. Я прошу Вас, даже если Вы имеете свое отличное от моего драгоценное мнение, в этом случае просто послушать меня.
Если я окажусь не прав, господин Моэстус просто приедет с экипажем племянника несколькими днями позднее.
Он поцеловал еще раз обнаженные колени.
Любящая рука погладила его кудри.
- Ну… говоря между нами, он мне тоже не нравится. Он нервный, липкий. - признала Анна.
- А что говорит Ваше шестое чувство? Неужели молчит? - усмехнулся Яков.
- Молчит. - нехотя сказала Анна.
- Тогда полиции придется справляться самой!
Он еще раз посмотрел на ноги жены и со вздохом одернул сорочку обратно.
- Там Вам воду греют на купание…
Жеребцов взялся доставить в Кару Жаргал. Дело в том, что скакунам каждые 20-30 километров требовался отдых и, если не пользоваться подставой лошадей, добираться пришлось бы несколько суток. Супруги себе такой роскоши позволить не могли. Начальника каторги ждали на службе. Прибывала новая партия арестантов, первая за эту весну и лето. Яков хотел досконально все проверить, изучить дело каждого каторжанина, сразу выявить возможную подмену. Для него не было секретом, что конвой часто хватал первых попавшихся крестьян вместо бежавших уголовников. Штольман был человеком внимательным, даже дотошным.
Вместе с некоторыми арестантами прибывали их семьи. Здесь уже, при содействии Анны, женщин размещали на свободных квартирах, домах, давая им кров и, если не было денег, работу.
Главной душевной болью его жены были брошенные дети - те несчастные, никому не нужные младенцы, которые рождались у арестанток и ссыльнопоселенцев.
После организации временного приюта и начала строительства постоянного сиротского дома наконец перестали находить задушенных, зарезанных или просто брошенных в лесу или в выгребных ямах новорожденных.
Яков удивлялся силам и уму своей жены. Из заласканной дворянской девочки, не знавшей ни в чем отказа, она превращалась в сильную, уверенную в себе, милосердную женщину.
Когда дело касалось помощи людям, Анна моментально включалась в дело, быстро училась, изучая и понимая местные реалии. Она искала нужных людей, благотворителей, просила помощи, и в конце концов это приносило успех почти всем ее начинаниям. Он любил Анну за это еще больше. Более того, Яков восхищался ею.
Кара встретила супругов вполне мирно. Макушка лета в Забайкалье была по-прежнему одуряюще жаркой.
Домочадцы радостно высыпали на крыльцо, приветствуя начальника каторги и его супругу. Еще бы,
дорогие хозяева приехали. Когда Яков Платонович и Анна Викторовна были дома, казалось, сам дом озарялся особенным светом. И дела спорились, и порядок был во всем.
Одна кухарка не вышла, спрятавшись на кухне. Сославшись на дела, Ефросинья затаилась у окна и ревниво наблюдала как из экипажа вышел Яков Платонович и дал руку своей супруге. Против воли кухарка завидовала молодой госпоже. Завидовала не красоте или молодости, а тому, что господин Штольман выбрал ее в жены. Не просто женился, а всячески баловал, давая понять всем домочадцам, что главная в доме она.
Не нравилась Анна Викторовна кухарке. Не в силах ничего сделать, Ефросинья пакостила по-мелкому. Спустя рукава выполняла просьбы, если они не касались хозяина, отказывалась кормить кота и недовольно ворчала всякий раз, когда Анна Викторовна появлялась на кухне.
Пару раз Ефросинья аккуратно пыталась намекнуть Якову Платоновичу, что жена его ведет дом неправильно и все делает не так, но он так посмотрел на доносчицу, словно испепелить взглядом хотел. А один раз на кухне строго отчитал даже, пригрозив вернуть в тюрьму, чтобы кашеварить уже там.
Кухарка хозяина не винила. Всякий мужчина слеп, пока так любит жену свою. Но ничего, она будет следить за Анной Викторовной, и если что подозрительное заметит, то сразу доложит. Яков Платонович сразу супружницу свою и разлюбит. А может и отошлет ее подальше в деревню, чтобы глаза не мозолила.
Анна особой нелюбви кухарки не замечала, а ворчливость женщины списывала на особенности характера. Готовила Ефросинья вкусно, продукты хранила в порядке. Больше Аннушке ничего от старушки было не нужно.
***
- Ваше Высокоблагородие! Господин начальник каторги! Арестантов в бане отмыли, к осмотру подготовили! - отрапортовал Якову начальник конвоя.
- Иду. - сказал Штольман.
Он взял котелок, трость и пошел к пролетке.
Эта часть службы была неприятной, но необходимой. От его внимательности иной раз зависела человеческая жизнь.
Новая арестантская партия прибыла из Центральной России в забытую Богом Усть-Кару. До этого Якову еще не приходилось инспектировать заключенных, прошагавших тысячи миль их скорбного пути. Штольман направился в лазарет, чтобы присутствовать на врачебном осмотре вновь прибывших. Эта инспекция предваряла распределение каторжан по тюрьмам всей нерчинской каторги.
Людей раздевали, словно рекрутов. По распоряжению нового начальника каторги людей внимательнейшим образом осматривали и отделяли больных от здоровых. Как заметил Яков, здоровых практически не было. Деньги и ценности, согласно общей инструкции, надлежало немедленно добровольно сдать на хранение администрации.