Притяжение влюбленных сердец (СИ) - "Цветы весеннего сада". Страница 182

 

Поэтому доктор Милц хмыкал, молча слушал заверения о том, что роды еще не скоро, но продолжал заезжать на Царицынскую дважды в день, пока однажды вечером не застал перепуганных супругов за только что отошедшими водами. О сне на ближайшую ночь и доктору, и будущим родителям спешащего появиться на свет младенца пришлось забыть.

 

Природа сжалилась над Марией Тимофеевной. Если с Аннушкой она промучилась около суток, то Ванюша родился быстро и легко. Два часа вполне терпимых схваток на кровати, застеленной белоснежными простынями и быстрые, оттого очень болезненные потуги.

Чтобы облегчить пациентке родовые муки, доктор Милц дал ей немного хлороформа. Лекарство поспособствовало тому, что обычно напряженная и чопорная женщина много болтала и смеялась, а глядя на нее, расслабился и ее муж. Ребенок родился в атмосфере радости.

Уже в полночь гордый отец, не помнящий себя от счастья, принял из рук доктора сопящий сверток.

- Поздравляю Вас! - улыбнулся в усы доктор. - Я был уверен, что все пройдет хорошо!

***

В последнее время зверь, завладевший Черновым, бесновался, что есть мочи.

- Убей, убей! - шептал он ему.

Переводчик пытался не слушать, но совсем потерял сон и аппетит. В прошедшие полгода он убивал так часто, что и не мог больше насытиться кровью. Было мало, хотелось еще и еще.

В голенище сапога он всюду носил с собой нож, высматривая одинокую жертву, у которой можно было забрать жизнь, не привлекая лишнего внимания и не встречая сильного сопротивления.

В этой злочастной Каре, как назло, все были все на виду! Совершить убийство все не получалось. Один раз он увязался за госпожой Штольман, но та словно почувствовала, вернулась домой и вышла обратно с сопровождающим.

 

Чернову было так плохо, что даже руки тряслись от неслыханного голода. Кровавая пелена застилала разум.

Наконец его воспаленный ум нашел выход.

Эта мысль пришла к нему днем, во время осмотра заключенных в лазарете.

Каждый тяжелый больной находится в отдельной маленькой палате, вот туда он и наведается., когда лишние люди уйдут прочь. Если повезет, он прирежет сразу нескольких, чтобы успеть вдоволь насладиться предсмертными хрипами. Потом, конечно, придется опять бежать, даже менять документы, но это потом…

 

Анна с княгиней Эристовой беспрепятственно прошли в лазарет. Конвой супругу начальника каторги хорошо знал, поэтому дамам отдали воинское приветствие и открыли дверь, никак не задержав и даже не спросив цель визита.

Активная деятельная госпожа Штольман была частой гостьей у тюремного доктора. Она много хлопотала о своих подопечных, оплачивала труд сиделок, привлекая для этого благотворителей. Искала возможности купить новое оборудование и медикаменты, помогала родственникам заключенных с посещениями лазарета.

 

Мать и сын увиделись у Анны на глазах.

Лебедев, встретив тетушку и княгиню у доктора, решил тоже посмотреть, как устроили больного.

Бывший князь лежал в чистой постели, с по-детски счастливой улыбкой на губах. Когда они вошли, он хотел было подняться, но Лебедев жестом остановил его.

- Как Вы себя чувствуете? - спросил Алексей Юрьевич.

- Вот уж два года, с тех самых пор, как это случилось, я не спал так хорошо и не чувствовал себя таким счастливым. Благослови Вас Господь!

У арестанта хлынула горлом кровь, и он впал в забытье.

Княгине тоже стало плохо, и Анна позвала ее помощницу, чтобы помочь пожилой женщине.

 

Штольман глазам своим не верил, читая срочно доставленную телеграмму.

В ней сообщалось, что эстонец Моэстус, выпускник факультета восточных языков был найден зарезанным 12 июля 1887 года. Убийцу так и не нашли. Документов при нем не оказалось, в опознании трупа помогли родственники покойного.

Не помня себя от волнения, он выскочил в приемную, а затем в канцелярию.

- Где переводчик? - закричал Яков.

- Пошел в лазарет, Ваше Высокоблагородие! - доложил привратник.

Крикнув конвойным бежать за ним, он бросился в здание больницы. Пешком, закладывать пролетку было некогда.

 

Зверь больше не мог ждать. Улучив момент, Чернов открыл дверь палаты и бросился на худого изнеможденного мальчишку, выпивая последний его вздох.

В дверях появилась пожилая дама и он, бросив первую добычу, накинулся на женщину, нанося ей удары все тем же ножом. Он порезал этих двоих, словно волк беззащитных овец. Насладиться агонией жертв у него не вышло.

 

Совсем рядом раздался истошный женский крик, это закричала супруга господина Штольмана, увидевшая расправу.

Медлить было нельзя. Обезумевший убийца бросился на ее спутника - господина Лебедева и успел ударить того ножом, к своему разочарованию задев только по касательной.

Добраться до Анны Викторовны у него не получилось. Здоровяк боролся за жену начальника каторги не на жизнь, а на смерть.

- Стой! - закричали со всех сторон.

Чернова повалили, выхватили у него нож и связали.

 

Алексей полулежал, прислонившись к стене. Он был счастлив уже тем, что защитил Анну Викторовну, которая причитала над ним, аккуратно разрезая его рубашку.

Прибежавший доктор пытался спасти пожилую княгиню, но тщетно.

До раненого следователя никому, кроме нее, не было дела.

Яков Платонович сгреб в охапку жену, немного потряс для острастки и посадил на кушетку, запретив сходить с места и велев ждать, пока он освободится.

Доктор наконец занялся раной Алексея Юрьевича.

- Рана не опасная, отлежитесь несколько дней и можно выходить на службу.

 

Анне смотреть на сломленного Чернова-Моэстуса было страшно. Этот жуткий и жестокий человек рыдал, все тело его сотрясалось от душевного волнения, глубоко посаженные глаза метали взоры, в которых проглядывал тот самый зверь-убийца. Ей казалось, что перед ними и правда не человек, а дикий зверь. Чудовище.

Убийца рычал так сильно, что Штольман приказал поместить его в камеру для буйных, как совершенно особый случай.

- И смирительную рубашку пусть на него наденут. - распорядился Яков Платонович.

Алексея Юрьевича доктор оставил на ночь у себя в лазарете, чтобы понаблюдать и дать ему дозу обезболивающего.

- Морфий. Опасная вещь. - поморщился Лебедев.

- Только на сегодня. - кивнул доктор.

 

- Пойдемте, Аня! - поднял за плечи Яков шокированную супругу. Я отведу Вас домой. Об Алексее Юрьевиче позаботятся.

Анна начала всхлипывать. Ее колотил запоздалый озноб.

- Я говорил держаться от Моэстуса подальше! Опять не послушали. - возмутился Штольман.

- Я не знала, что он будет в лазарете. - покачала головой Анна.

Он завел ее в свой кабинет и налил чашку горячего чая.

- Как жалко старую грузинскую княгиню и ее сына. - всхлипывала Анна.

Яков присел перед ней, молча вытирая жене слезы платком. Что тут скажешь?

За годы службы он видел множество смертей. Психически больного человека не всегда легко вычислить. Кто же знал, что переводчик догадался присвоить себе чужие документы.

- Конечно, Вы не виноваты в том, что оказались в этот момент в лазарете, я зря отругал Вас.

Яков просто давал жене свое тепло и участие.

Слишком добрая и слишком чувствительная у него Аннушка. Ей было совершенно не место среди всего этого безобразия, но она неизменно оказывалась в гуще событий, получая очередную душевную рану. Как ее утешить на этот раз? Он обнимал ее, сцеловывая все соленые капли.

 

В кабинет начальника каторги постучались.

- Да кто там? Нас сегодня оставят в покое? - недовольно крикнул Штольман.

- Телеграмма, Ваше Высокоблагородие!

- Опять? - возмутился надворный советник, но дверь таки открыл и телеграмму взял.

Он посмотрел адресата.

— Это от Ваших родителей, Анна Викторовна.

Они читали телеграмму вместе. Яков обнял Аннушку, и ее тотчас перестало трясти.

Дорогие Яков Платорович и Анна Викторовна. В этот радостный день спешим сообщить, что у Вас родился брат, Иван Викторович Миронов. Мама и новорожденный чувствуют себя хорошо.