Притяжение влюбленных сердец (СИ) - "Цветы весеннего сада". Страница 65

Баронесса лежала в подушках, бледная от пережитых родов, но радостная и волнительно-гордая. Гости вместе с полицеймейстером сидели в комнате родильницы и развлекали ту неспешной беседой.

- Они с сестрицей Натальей Владимировной привыкли к дорогам, как и всякие сибирские барышни, - продолжал барон, - поэтому много могут рассказать о зимних путешествиях на санях. Для томских благородных девиц было нипочем проездиться в Омск протанцевать, пожить несколько дней у родни, и вернуться обратно под родительское крыло!

Молодая мать засмеялась и прижала к себе сына покрепче, она отметила:

- Между Томском и Омском, почитай, почти семьсот верст. За два дня на санях успевали пройти.

- Так быстро? - улыбнулся Яков Платонович. - Почтовые лошади едут по правилам вполовину медленнее.

- Так то почтовые! - веселилась баронесса. - А вольные ямщики мчат сани почти как железная дорога. К скорости и огромным расстояниям привыкаешь, это только поначалу страшно, потому как знаешь, если из саней на скорости вылетишь, костей не соберешь.

- Это сибирские дорожные барышни! Мы ехали почтовыми, почитай, сто восемьдесят верст в сутки на тот памятный бал, а Ольга Владимировна мне при первом знакомстве сказала: “Как тихо Вы ехали” - рассказывал с восхищением полицеймейстер.

 

Анна Викторовна не принимала участие в разговоре. Она, затаив дыхание, наблюдала за новорожденным мальчиком. Раньше ее чужие младенцы не слишком интересовали. Дети как дети, в кружевах и чепчиках с лентами. А тут!

- Какое, право, чудо! - думала она восхищенно. Настоящий маленький человечек, с ручками и ножками! На голове у младенца был пушок, глаза закрыты в полудреме, а губы, даже во сне, требовательно причмокивали, разыскивая маму. Неужели у них с Яковом через какое-то время будет такой же малыш? Это казалось невероятным счастьем, совершенно новой, чудесной жизнью. Аня покраснела и покосилась на мужа, наткнувшись на его внимательный, изучающий взгляд.

 

Семья Штольман подарила новорожденному Егору Александровичу, купленные накануне, роскошные нарядные пеленки из шелка и тонкого вышитого батиста, а также одну из серебряных погремушек, приобретенных Анной Викторовной еще в Москве.

Яков только подивился, когда супруга с загадочным видом выудила из багажа изящную серебряную вещицу с наконечником в виде спящей лисички. Эта молодая леди каждый день изумляла Штольмана, начав поражать его воображение еще при первом знакомстве на берегу реки Затони. И чем дальше, тем больше! Погремушка! А Анна Викторовна, оказывается, запасливая.

Засмеявшись над его ошеломленным лицом, Аня показала и вторую серебряную игрушку, украшенную фигуркой спящего кота. Впрочем, тут же заботливо завернув ее обратно, убрала подальше.

- А для кого вторая погремушка, Анна Викторовна? - спросил Штольман.

- Придет время, узнаем, - мягко улыбнулась жена. Она пока и вправду не знала. И не считала возможным пытаться узнать, интуитивно ощущая что этому будущему ребенку нужен покой и тишина долгожданного счастья. Его нельзя было вспугнуть. Но Аня чувствовала заранее горячую, нежную привязанность к хозяину этой вещицы. Ее обладатель должен был родиться в конце лета - начале осени. Неожиданно пришло его имя. Ванюша.

 

- Хотите подержать малыша, Анна Викторовна? - донесся до Анны голос баронессы, возвращая ее в реальность.

- Да, хочу. Но я даже не знаю, как взять то правильно Егора Александровича, - смутилась и усомнилась в своих силах Анна.

- А я вам покажу, - покровительственно сказала Ольга Владимировна и аккуратно переложила на руки своей гостье драгоценный груз.

Аня, затаив дыхание, держала волнительную тяжесть у своей груди, инстинктивно покачивая. Нежность затопила ее сердце. Крепенький новорожденный мальчик доверчиво спал у нее на руках. Анна даже тихо прослезилась от умиления, пока никто не заметил. Какое же это чудо - новая жизнь!

 

Яков Платонович время от времени посматривал на Анну, отмечая про себя, как она благоговеет перед крошечным существом. Надо же!

А ведь еще полтора года назад, он считал барышню Миронову маленькой. Моложе надворного советника Штольмана на целую жизнь. При первом знакомстве он мимолетно задумался посвататься к Мироновым, и тут же с негодованием отверг такую возможность. И даже осерчал на себя за мысли. Милая дочь адвоката казалась еще совсем юной, вчерашним ребенком, пусть всеми любимым, но таким наивным! Одно дело сказать ей маленький комплимент и поцеловать ручку. Но переступать черту более этого казалось немыслимым делом. Он совсем не чувствовал себя достойным этой доверчивой чистоты.

Хотя, конечно, она привлекала его. Как и всякого мужчину, которому Анна Викторовна встречалась. Он то все замечал, в отличие от барышни. Все взгляды окружающих.

Ну какой из него муж для такого трогательного существа? Ему казалось, что Анна Викторовна неизбежно разочаруется в нем, разглядев при близком знакомстве все его тщательно замаскированные недостатки - недоверчивость, закрытость, жесткость и циничность следователя и закоренелого холостяка. И Штольман первый увеличивал дистанцию между ними. Другая барышня немедленно разобиделась бы и тотчас нашла объект для влюбленности поудобнее да повежливее господина надворного советника.

 

Но Аня всегда в нем видела только хорошее. Что бы главный следователь не делал и как не отталкивал ее, позже, конечно, жалея о каждой сказанной резкости, в глазах необыкновенной барышни Яков видел лучшую версию себя самого. Он сам удивлялся, с какой яростной искренностью она каждый раз доказывала ему, что он достоин. Достоин ее привязанности, доброго сердечного отношения и даже любви. Анна всегда смотрела на него с такой теплотой и восхищением, будто он лучший человек на свете. И в какой-то момент, уже после венчания, Яков сам поверил ей и перестал думать о себе столь нелестно, как раньше.

А сейчас Анна Викторовна, повзрослев с момента их первой встречи, судя по календарю, совсем не намного, сама обещает родить ему первенца, и так трепетно держит чужое дитя, что нет сомнений, как она внутренне изменилась. Аня была уже не той девочкой-девушкой, она стала юной, глубокой, прекрасной женщиной, расцветая у него на глазах.

Штольман был рад, что его жена, оказывается, так любит детей. Она будет прекрасной мамой их ребенку. Человек, излучающий такой свет, не может быть другим.

До встречи с Анной Викторовной, он и не помышлял о детях. Не чувствовал в себе ни склонности заботиться, ни сердечной привязанности, необходимой каждому родителю.

А вот теперь, полюбив ту одну единственную, что наполняет его душу радостью, он готов стать отцом столько раз, сколько Анна захочет.

***

Сборы в дорогу продолжались несколько дней. Аня заметила, что мужчины стали сосредоточенней. Вечерами они запирались в кабинете и что-то тихонько обсуждали. Ее с собой не звали.

- Все в порядке, - неизменно говорил Яков Платонович, не посвящая супругу в детали, чем Анну ужасно сердил.

Для того, чтобы огромные расстояния не потребовали значительного количества времени, Штольман принял решение следовать общепринятому способу езды по Сибири - ехать и днем, и ночью. Зимняя дорога до Омска, по отзывам, была как зеркало. Можно было ехать быстро.

По совету семейства полицеймейстера, все путники - Анна Викторовна, Яков Платонович и Алексей Юрьевич облачились в многослойную меховую одежду. В “две шубы”, как говорили на Урале. Поверх теплой повседневной одежды надевалась первая шуба, затем “доха” или тулуп - просторная меховая одежда из овчины.

Лебедев закупил для всех высокие добротные валенки. Причем для Анны Викторовны исхитрился найти нарядные, светлые, с вышивкой, втайне надеясь угодить. Валенки с непривычки показались ужасно тяжелыми и твердыми, но сходив пару раз в них на прогулку, Аня вполне освоилась и даже находила новую обувку весьма удобной.

 

Анна только головой качала, дивясь на такие основательные сборы. Но мужчинам лучше было знать, как путешествовать. Ее дело помогать, по мере сил, снаряжаться, да не мешать.