Лягушка Басё - Акунин Борис. Страница 18
Наступило гробовое молчание.
- Ха. Ха. Ха, - звонко и медленно проговорила Нателла. - Прощай, мой небоскреб.
- Сто рублей в месяц?! – растерянно заморгала княгиня. – Да я на одни духи больше трачу! Однако лучше пусть всё достанется церкви, чем этому сморчку! …Постойте! Получается, что убийца все-таки он! Новое завещание для него невыгодно!
И показала пальцем на молодого князя – очень неаристократично. На того было жалко смотреть – он весь дрожал, лицо бледнее смерти.
- Клянусь... Я понятия не имел о новом завещании… Не может быть! Дайте мне бумагу!
- Чтобы вы порвали или, не дай бог, проглотили единственный экземпляр? – усмехнулся Фандорин. - Я завещание из рук не выпущу. Пусть господин Ладо посмотрит. Он тут единственное незаинтересованное лицо.
Я подошел, взял листок.
На нем было написано одно-единственное слово: «Эхо». Брови мне пришлось насупить, чтобы они меня не выдали.
- Да, это рука его преосвященства. Такая же подпись и печать были на бумаге, когда меня лишили сана. Всё ваше имущество отходит церкви, уважаемые.
И тут случилось вот что.
Князь Котэ рухнул на колени, вцепился пальцами себе в волосы и как взвоет:
- А-а-а-а! Это Божий суд! Это кара! Так мне и надо! Я злодей, я изверг! Боже всемогущий всё видит! И воздает коемуждо по делам его! Я уйду в монастырь! Я буду каяться до конца жизни!
- Все-таки это ты его? – азартно закричала сестра. - Вот это да!
Встрепенулась и княгиня:
- Ага, признался! Какой еще монастырь? На каторгу пойдешь! Так тебе и надо!
- Но позвольте… А как же железное алиби? – спросил Иван Степанович.
Я тоже ничего не понимал. Как же Котэ мог убить отца, если провел ночь с отцом Амвросием?
Князь стал биться лбом об пол, рыдая и проклиная свое окаянство, а я смотрел на батоно Эраста. Как, как всё это объяснить?
- Константин Луарсабович не убивал отца, - сказал Фандорин. - Старый князь умер сам, от удара. Уверен, что вскрытие это подтвердит.
- А кинжал?! – закричали сразу несколько человек, в том числе и я.
- Сын вернулся из церкви на рассвете. Заглянул в окно оранжереи. Увидел, что отец лежит на полу, мертвый. Раз он умер естественной смертью, значит, мачеха сохраняет права на наследство. Котэ вспомнил про абрага и решил сымитировать убийство. Открыл дверь ключом. Вошел. Взял кинжал двумя руками, размахнулся и воткнул. Константин Луарсабович - субъект нервный, возбудимый. Ажитация удвоила его силы. Удар получился мощным. Молодой человек, правильно ли я восстановил картину случившегося?
- Меня Господь покарал… - рыдал Котэ. - «Бог бо заповеда, глаголя: чти отца», а я, аки аспид злоядный… Грешен, паки грешен!
Тут Лейла подлетела к пасынку и как стукнет его кулаком в ухо! Хоть и высокородная дама, но влепила знатно. И потом еще стала ногами лупить.
А как ругалась! Я только самые приличные слова оставлю.
- Скотина! Мерзавец! Ограбить меня хотел! Я всем расскажу, что ты своего мертвого папашу, как барана, кинжалом резал! Вся Грузия в тебя плевать станет! Проваливай в свой Париж! Посмотрим, как ты проживешь там на сто рублей в месяц!
Сестра рядом прыгала на хромой ноге, а здоровой тоже норовила пнуть богомольца.
- Получай! Получай!
Батоно Эраст взял меня под руку.
- Пойдемте, господин Ладо. Не будем мешать семейному выяснению отношений. Сейчас они покричат. Потом узнают, что нового завещания не существует, и раскричатся еще г-громче. Аристократы очень утомительная публика.
- Я понял, про что японский стих, - говорю я Фандорину. - Только теперь понял! «Лягушка прыгнула в старый пруд. Плеск воды. Эхо». Это значит: окочурилась старая жаба, только и всего, а шуму потом – прямо преступление века.
- Вообще-то я интерпретирую стихотворение несколько по-другому, - ответил батоно Эраст. - Само событие бывает менее важным, чего его резонанс. Как эхо бывает громче и раскатистей подлинного звука. Но может быть, ваше толкование п-правильней.
Люблю вежливых людей. И хочу закончить свой рассказ тостом про вежливость.
Пусть нас на этом свете любят немногие, но очень сильно, а все остальные пусть будут с нами просто вежливы, больше от них ничего не нужно.
А кто выпьет не до дна, тому не достанется от людей ни любви, ни даже вежливости.
Выбор продолжения:
Вы прочитали ветвь повествования для выбора жить сердцем. Хотите сделать шаг назад и прочитать вариант концовки для выбора жить умом?
Откройте оглавление и перейдите на главу Тост третий. Круги по воде.
Или, может быть, вы хотите сделать два шага назад и прочитать как развивались события на Розовой половине?
Откройте оглавление и перейдите на главу Тост второй.На Розовой половине.
Или даже начать с самого начала и прочитать версию истории от Арона Бразинского?
Откройте оглавление и перейдите на главу Жабе с Басё. Повесть-машаль.
Тост третий
Или гадюка?
Тоже, как вы, думаю!
Наш преступник… или преступница хитрый и умный. И кроме как умом ее, то есть его, нет, наверно все-таки ее не возьмешь. Чутье для собаки хорошо, а мы люди. Правильно?
Так я Фандорину и сказал.
- Что ж, - говорит, - тогда нужно выбрать дедуктивный метод, больше всего подходящий для нашей ситуации. Мы явно упускаем из виду нечто важное. Или же видим, но в искаженном свете. Помолчите немного. Дайте мне сосредоточиться на з-задаче.
Мы вернулись на место преступления, где бедный Луарсаб всё лежал под буркой. Фандорин стал ходить по оранжерее, щелкая своими четками. Я смотрел на него, поворачивал голову вправо-влево, вправо-влево и скоро заскучал.
Скучать я плохо умею. Сразу начинаю новый тост сочинять, на будущее.
Тост у меня получился русский, потому что я на Фандорина смотрел (а он русский).
Поехал богатырь по белу свету славу искать. Едет на коне по чистому полю, вдруг видит – камень. На камне написано: «Налево пойдешь – голову положишь. Направо пойдешь – инвалид будешь. А прямо пойдешь – даже говорить не хочу, такой там ужас».
Вы бы куда поехали: налево, направо или прямо?
Богатырь подумал-подумал и назад повернул, домой. Потому что он умный был.
Так выпьем за то, чтобы мы никогда не ходили туда, куда умные люди не ходят.
Налил я себе вина, чтобы за это выпить, но батоно Эраст вдруг остановился и говорит:
- Пожалуй, здесь следует применить метод, который называется «Лягушка Басё».
- Лягушка чего? – спрашиваю.
- Не чего, а кого. Старинного японского поэта по имени Басё. Он для японцев как Шота Руставели. Только Руставели сочинял очень длинные стихи, а Басё сочинял очень короткие. В большинстве из них всего три строчки. Они называются «хокку».
- Что это за стихотворение – всего три строчки?
- Японцы ценят к-краткость.
- Представляю, какие у них тосты. «Банзай!» – и выпили?
- Не «банзай», а «кампай», но давайте не будем отвлекаться. Самое знаменитое хокку великого Басё звучит так:
Фу-ру и-кэ я.
Ка-ва-дзу то-би-ко-му.
Ми-дзу но о-то.