Мнимые люди (СИ) - Белоусов Андрей Константинович. Страница 125

Лактионов собственными глазами наблюдал, какой ущерб его людям причиняла посылка смерти. Он видел как граната не долетевшая до окопа, в буквальном смысле отрывала головы. Слышал как кричали раненые, ползущие по земле, с перебитыми или оторванными ногами, зажимая разорванные животы. И краем глаза замечал, как бойцы попадая под взрыв гранаты, от страшной боли бросали автоматы и осев на землю тупо смотрели на обрубки своих рук, не желая верить в жестокую действительность.

Это было страшное зрелище. Зрелище на которое невозможно было смотреть без содрогания. И капитан Лактионов всеми силами старался не замечать ужаса, что творился вокруг. В его сухих серых глазах, не осталось больше никаких человеческих чувств. Он не мог помочь своим людям, даже если очень и хотел. Но он не мог. Вокруг шёл бой и времени на мысли и сострадания, у него просто не было. А между тем финальная часть сражения ещё и не начиналась.

До сих пор судьба берегла капитана. Вокруг умирали люди, а в него даже камнем ещё ни разу серьёзно не попали. И в такие моменты, где-то на уровне подсознания возникал вопрос:

«Но зачем? — моментами проскальзывало в его голове. — Зачем судьба оберегает меня? Чтобы подвергнуть ещё большим испытаниям? А смысл? Ведь впереди всё одно — СМЕРТЬ…». — В положительный исход битвы он больше не верил, но и так просто, задарма, он свою жизнь отдавать не собирался.

Описание событий, занимает намного больше времени, чем эти самые события происходят на самом деле.

На самом же деле, от начала наступления авангарда «мимов», до непосредственного столкновения с людьми, прошло не больше трёх минут. И по истечении этого срока, ударная волна нелюдей, сметя противопехотные сооружения, непосредственно предстала перед держащими оборону людьми, и не замедляя темпа, обрушилась на них, всесокрушающей лавиной.

Стенка на стенку. С одной стороны — превосходство в живой силе. С другой — превосходство в вооружении.

И плоть встретилась с металлом. Передние ряды «мимов» сразу же срезались без особых проблем. Будто собирая урожай, военные прошлись по ним косой, срезая колосья жизни. Но за павшими, шли другие и конца им не было. Вдобавок, «мимы» не наступали толпой, мешаясь друг другу, будто неразумный скот. Нет. Они постоянно перемещались меняя траекторию бега и положение своего тела. То ложась они проползали какое-то расстояние, то вдруг вскакивали и пригибаясь, зигзагообразно перебегали с места на место, неуклонно приближаясь. И эти движения, на первый взгляд сумбурные, обладали неким таинственным согласованием. Будто некая воля управляла ими в тот момент, создавая из отдельных личностей, один живой логичный механизм.

После первой неудачи, от основной ударной волны, отделилась какая-то часть, и приняв положения лёжа, открыла огонь из автоматического оружия, перестреливаясь с людьми короткими очередями. Остальные же, подхватив тела погибших собратьев и прикрывшись ими словно щитами, с максимально скоростью, уже не юля и не уворачиваясь, бросились вперёд. До людей им оставалось каких-то три метра.

«Это конец… — подумал напоследок Лактионов, приготовившись к удару».

И всё… Никаких мыслей, никаких чувств в нём не осталось, началась тупая и бессердечная борьба со смертью. Вся его жизнь, сосредоточилась в рукояти автомата. Он перестал быть человеком. Больше никаких команд и приказаний, никакого сожаления и злости на несправедливую судьбу. Он стал оружием и стал он убивать.

Короткими очередями, срезал троих, затем граната в основную гущу. Снова очередь. Снова граната. Очередь, очередь, очередь. Стрелять приходилось в основном по ногам, а затем уже добивать, прицельно в голову. Бить в туловище практически бесполезно, мёртвое тело-щит, сдерживало основную дозу свинцового дождя. Снова очередь и снова граната. Небольшая передышка, чтобы перезарядиться и снова стрельба.

А «мимы», подобрались практически уже вплотную. Целиться больше нет нужды, успевай только перезарядиться. И стреляй, стреляй, стреляй, покуда снова не надо менять рожок. И так кажется до бесконечности.

Но Лактионов не задумывался сколько ещё там осталось проклятущих «мимикридов», разрезая их ряды, словно горячим ножом податливое масло. Он сражался за свою собственную жизнь, хотя и понимая всю бессмысленность своего поступка. Но не такой он был человек, чтобы сдаваться столь просто.

А «мимы» напирали, падали не добегая до окопа и затихали, иные наоборот ещё сопротивлялись и не в силах встать ползли и ползли, пока их не настигал контрольный выстрел. Везунчики же, только в самом конце пути, подхватывали смертоносную очередь в упор и трупами сыпались в окоп, как гроздья переспелой вишни.

Свист пуль, разрывы гранат, автоматные и пулемётные очереди — просто шум, на который Лактионов не обращал сейчас ни малейшего внимания. На крики обезумивших, раненых и умирающих; на мольбы о помощи и причитания над убитыми товарищами, он закрывал «глаза». Перед ним был только враг и более ничего. Он перестал быть человеком. К чему обращать внимание на то, что не можешь изменить.

Кто-то бежал уже с поля боя наложив полные штаны, всё побросав. Кто-то переставал сопротивляться и ждал смерти. Кто-то не веря в происходящее закрывал глаза и молил о помощи у Бога. Капитан же не уподоблялся им. Зачем? К чему нужны такие мысли, как мысли о спасении, когда точно знаешь, что от смерти не сбежишь. Вот если бы хоть малейший шанс был бы на спасение, вот тогда бы можно было бы отдаться и мыслям и чувствам, в надежде уцелеть. А так… Зачем нужно на что-то надеяться или чего-то бояться, всё равно пользы никакой не будет…

И в самый разгар боя, капитан Лактионов, как бы сказать частично потерял разум. Он не был больше, чувствующей, соболезнующей и мыслящей личностью. Он стал СМЕРТНИКОМ, и в какой-то мере уподобился он «мимам» — такая же смертоносная машина, не знающая жалости и угрызений. Разум не нужен. Он только помеха — своего рода, проводник страха. Только рефлексы, вдалбливаемые на протяжении десятка лет, применялись сейчас на практике им.

Очередь, ещё очередь, смена позиции, снова очередь, граната, смена рожка и снова короткая очередь. И нет всему этому конца…

Тем временем, мутанты приступили к завершающей стадии, своего сценария. Передние ряды, под прикрытием тел-щитов, подобрались к людям вплотную, но проигрывая автоматическому оружию, причинить большого урона врагу так и не смогли.

И тогда «мимы», вытащили из рукава, последний козырь. Часть из прикрытия, «воинов» с автоматическим оружием, неизвестный командир послал на приступ, и в помощь им, немедленно вывел на поле сражения, «воинов» с самодельными пиками. Под огневым прикрытием сотен автоматов и нескольких десятков гранатомётов, «пикинёры» настигли авангард и с разбегу обрушились в те места, где оборона практически что, была уже задушена. И вырвавшись стрелой из рядов прикрытия, пускали в ход они своё страшное оружие, ломая строй людей, пронзая зазевавшихся солдат, чуть ли не насквозь, или же попросту цепляя их пикой, вырывали бедолаг из окоп.

И прошло совсем немного времени и «мимы» прорвали оборону людей. То и дело в строю военных открывались окошки, в которые просачивалась лавина мутантов, разбиваясь на многочисленные ручейки. И если в окоп проникал мимикрид то, пиши, пропало. Подобно разъярённому бесу, орудуя чаще всего заточенной арматурой, словно дубиной, он с необыкновенной скоростью, наскакивал на людей и вертясь как юла: бил, крошил, рубил и протыкал бойцов как свиней, своим страшным орудием. И никто не мог ему ничего противопоставить. Застрелил с первого раза — считай, что крупно повезло. Не успел, так и беспокоиться не о чем уже…

И вскорости слаженная оборона людей разбилась на отдельные очаги сопротивления. Всё пропало… «Мимы» вышли на простор, тем самым окружив со всех сторон островки былой обороны.

Вокруг самого Лактионова оставалось уже не больше двадцати человек, мужественно сопротивляющиеся врагу. Но какая бы не была сила воли и какое бы мужество не проявили они, исход был предрешён, и с каждой секундой неравного боя, один из очагов сопротивления обязательно подавлялся. И ничего нельзя было с этим поделать…