Словно распустившийся цветок - Митчелл Сири. Страница 41

 — Ах, вот оно что! Разумеется. – К этому времени мы как раз подъехали к нему. – Прошу вас. – Он сделал приглашающий жест в сторону парадного подъезда. – Входите.

 Он провел нас по первому этажу и показал свою коллекцию мечей и сабель, после чего продемонстрировал собрание часов и долго объяснял взаимодействие колесиков и шестеренок, которые, похоже, приводили его в поистине детский восторг. Взяв с полки гигантские золотые часы, он протянул их мисс Темплтон:

 — А что вы скажете об этих? Они вам нравятся?

 Она уже качала головой, и локоны на ее головке мягко качнулись в такт:

 — Не могу сказать, что да. – Показав на вторые часы, лежавшие рядом с первыми, она добавила: – А вот эти намного лучше.

 — Они далеко не такие роскошные и богатые.

 — Да, но стоят при этом в три раза дороже скорее всего, не так ли?

 Он кивнул.

 — Ценится не внешняя роскошь, а качество.

 Он поклонился.

 — Постараюсь запомнить ваши слова.

 Внимание же адмирала привлекли часы, изготовленные, по словам мистера Стенсбери, из золоченой бронзы. Я задержалась рядом с дядей, а мисс Темплтон и мистер Стенсбери вышли в передний холл. В конце концов мы все встретились там и прошлись экскурсией по всем трем этажам. Мистер Стенсбери вышел проводить нас на подъездную аллею.

 Мисс Темплтон озорно помахала ему, когда мы отъехали, а потом откинулась на подушки и на губах у нее заиграла удовлетворенная улыбка:

 — Ну, и как я выступила?

 — Выступили в чем?

 — В решении вашей проблемы.

 Адмирал с тревогой глядел на нее:

 — И что же это была за проблема?

 — Коряжник!

 Он громко хмыкнул и тоже откинулся на сиденье, сложил руки на животе и закрыл глаза.

 А мисс Темплтон тем временем продолжала:

 — Мистер Стенсбери – очень упрямый человек, но, по крайней мере, он согласился засадить свои пни вьющимися лозами. В целом, полагаю, результат получился неплохой. Ах, да! Я убедила его пригласить Клуб любителей акварельного рисунка к себе в оранжерею в следующую пятницу, чтобы мы могли порисовать с натуры. Правда, это очень мило с его стороны? Он даже согласился включить наши рисунки в свой будущий путеводитель-справочник. Он намеревается устраивать экскурсии по своей оранжерее, как только его коллекции будут окончательно укомплектованы.

 — Вы хотите казать, что он сам будет и редактором? Полагаю, в таком случае он и заплатит за отобранные иллюстрации, разве нет? – Если так, то мне, пожалуй, стоит пересмотреть свое мнение о Клубе акварелистов.

 — Заплатит? За рисунок? – Она прыснула и поспешно прижала ладошку в перчатке ко рту, заливаясь веселым смехом. – Не думаю! Уже само приглашение стоит рассматривать как большую честь, а плата заключается в том, что будет отобран именно ваш рисунок.

 — В прошлом за подобную работу издатель платил мне.

 — Но ведь он не будет напечатан.

 — Не будет напечатан? И переплетен тоже не будет?

 — Я совершенно уверена в том, что нет, не будет. – Хотя в голосе ее особой уверенности как раз и не ощущалось.

 — Что же, и продаваться он тоже не будет?

 — Только посетителям. Издание ограниченным тиражом, скорее всего. Или по подписке.

 — За такую работу мне обычно платят премиальную надбавку.

 — Не будьте такой строгой и непреклонной, мисс Уитерсби. Это же так интересно! И, несмотря на нашу договоренность о том, что вы более не будете приходить на заседания Клуба любителей акварельного рисунка, думаю, что именно на это вам стоит прийти. – К этому моменту мы подъехали к Додсли-Манор. На прощание она пожала мне руку, но, выходя из кареты, не спешила отпускать ее. Подавшись ко мне, она зашептала мне на ухо:

 — Это будет именно то, что заставит вашего отца счесть, будто ваше сердце уже покорено. Пообещайте мне, что придете непременно.

 — Обещаю.

 — Вы не будете разочарованы.

ГЛАВА 16

 После целой недели светских раутов с неизбежными карточными играми, дневными чаепитиями, заседаниями церковного совета и прочими мероприятиями, на которые меня водила неугомонная мисс Темплтон, не говоря уже о вечерних обязательствах, для выполнения каковых, по мнению адмирала, я просто обязана была сопровождать его, оказалось, что я буквально тоскую по удовольствию в одиночестве созерцать доселе неизвестные науке образцы растительного мира. Но вот пришла пятница, и вновь оказалось, что мне нужно собирать бумагу для рисования, перо и кисти, а также карманное увеличительное стекло и краски для выездного заседания Клуба акварелистов в оранжерее мистера Стенсбери. Кроме того, я решила прихватить с собой и микроскоп, чтобы на сей раз я действительно видела, что рисую.

 — Что вы здесь делаете? – набросился на меня мистер Тримбл, глядя на меня хмуро и, как мне показалось, с явным неодобрением.

 — Собираю инструменты для рисовальной экспедиции.

 — Экспедиции? Какой еще экспедиции?

 — Той самой, которая состоится в оранжерее у мистера Стенсбери.

 — Вы не можете забрать с собой микроскоп.

 — Почему же это, позвольте узнать? Он не настолько тяжел.

 — Это – не вопрос веса, это – вопрос приличий.

 — Если я собираюсь рисовать, тогда должна понимать, что именно вижу.

 — Большинство женщин просто смотрят на цветок, если хотят нарисовать его. Они не испытывают нужды исследовать его.

 — Быть может, именно поэтому большинство рисунков, которые мне показывали, к моему величайшему сожалению, страдает отсутствием точности и убедительности. А известно ли вам, что у мисс Темплтон имеется платье, расшитое цветками земляники, у которых недостает лепестков? – Или, напротив, лепестков слишком много? Мне было трудно решить, поскольку я не знала, какую разновидность они обозначали.

 — Полагаю, вы заявили ей об этом со свойственными вам честностью и прямотой.

 — Разумеется, заявила. Кто же захочет носить платье с неправильно нарисованными цветами?

 — Нет, положительно, вы – самая… самая… – Не найдя нужных слов, он сдался и просто покачал головой.

 Прижав микроскоп к груди, я выскочила из дома прежде, чем он успел сказать что-либо.

 Поскольку в экспедицию Клуб акварелистов должен был отправиться в полном составе, адмирал слезно попросил избавить его от этого удовольствия, хотя и позволил мне воспользоваться своим экипажем. Когда я прибыла, мисс Темплтон уже рисовала пальму. Вместо того чтобы присоединиться к ней, я обратила внимание на цветки апельсинового дерева. Я уже завершала набросок, когда ко мне подошел мистер Стенсбери. Он повел подбородком в сторону мисс Темплтон, которая настолько увлеклась работой, что закусила нижнюю губу:

 — Прелестная девушка, не правда ли?

 — Очаровательная? – Это было одно из тех слов, которые так любил использовать мистер Тримбл.

 — Да. Воплощение очарования! – И он несколько минут распространялся о добродетелях мисс Темплтон, но, признаться, я почти не слушала его, поскольку пыталась установить связь между чашечкой и венчиком апельсинового цветка. Судя по наброскам членов Клуба любителей акварельного рисунка, сидевших вокруг меня, большинство из них так и не уразумели, что эта взаимосвязь своя у каждого вида. На некоторых рисунках у венчика наличествовало совершенно невероятное количество зубцов.

 Постепенно я начала понимать, что золотое правило адмирала нельзя воспринимать слишком уж буквально. После спора с учителем рисования относительно наличия пестиков и тычинок или же отсутствия таковых я пришла к заключению, что информация, которую я готова была представить относительно зубцов и венчика, не будет воспринята с той доброжелательностью, коей я могла бы ожидать.

 Мистер Стенсбери оставил меня в покое и отправился поболтать с мисс Темплтон, а я осталась наедине со своей работой. Когда от нее он перешел к другим гостям, мисс Темплтон принялась оживленно жестикулировать, знаками подзывая меня к себе. Отложив в сторону кисточку, я подошла к ней.