Твоя кровь, мои кости (СИ) - Эндрю Келли. Страница 30

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты что, не слышала? — Его бесстрастный взгляд встретился с ее. — Ты — моя обязанность. Ты и Питер. Вы всегда были, с того самого первого лета.

— Джейми, это… — Она запнулась, чувствуя себя неловко. Она чуть было не сказала «расстраивает». — Люди не принадлежат другим людям.

— Разве? — Уголки его губ изогнулись в улыбке. — Я забочусь о том, что принадлежит мне. Я сказал тебе, что разберусь со всем, и я не шутил. У меня уже есть план.

— Ты собираешься посвятить меня в него?

В темноте он казался не столько мальчиком, сколько каким-то зловещим привидением. Она почувствовала тот же первобытный трепет, как и тогда, когда включила фонарик и увидела это ухмыляющееся лицо, прижатое к ее носу в лесу. «Это просто темнота», — сказала она себе. Это просто дом. Снаружи он гнил. Тени падали совсем не туда, куда нужно. Из пустых углов получались ловушки, а из мальчика с улыбкой, как от выкидного ножа, — чудовище.

— Твоя комната выглядит мило, — неожиданно сказал Джеймс. — Сколько времени у тебя заняло привести ее в порядок?

Она растерялась, застигнутая врасплох внезапной переменой темы разговора.

— Что?

— Когда ты вернулась, там все было основательно разграблено? — Он снял с пальца кольцо и водрузил его на место. — Питер разорвал все в клочья в день, когда ты ушла. Позже я нашел его сидящим на иве и выковыривающим осколки зеркального стекла из костяшек пальцев. Твой отец думал, что он капризничает, но это не было похоже на Питера. Он не бывает вспыльчивым без причины. Если он перевернул вверх дном твою комнату, то только потому, что что-то там искал.

Уайатт нахмурилась.

— Я ничего не оставляла.

— Ты уверена? — Когда он слез с подоконника, его поглотила темнота. Виден был только острый изгиб его подбородка, посеребренный тонкой полоской лунного света. Она была так погружена в темноту, что не заметила, как он потянулся к ней. Костяшки его пальцев задели ее висок, и она вздрогнула от этого прикосновения, покраснев.

— Отдохни немного, Уайатт, — сказал он, и на мгновение его голос совсем не походил на голос Джеймса. — Ты выглядишь нездорово.

16. Питер

Питер проснулся от звуков пианино.

Сначала он почувствовал, что его выталкивает наружу, будто время перестало существовать. Он снова был маленьким мальчиком, которого влекли фальшивые нотки учащейся играть арпеджио (прим. пер.и. ред.: Арпеджио (arpeggios) — способ исполнения аккордов, преимущественно на струнных (например, на арфе) и клавишных (например, на фортепиано) инструментах. При арпеджио звуки аккорда берутся последовательно один за другим — чаще всего от самого нижнего к самому верхнему (реже наоборот, сверху вниз)) Уайатт, загипнотизированный тем, как музыка медленно раскрывалась под ее пальцами.

Теперь это уже не завораживало. Не приводило в восторг… это сдирало с него кожу заживо.

Перекатившись на бок, он накрыл голову подушкой. Но это никак не заглушило музыку. Тягучие аккорды «Ближе, Боже мой, к Тебе» отдавались в его груди похоронным звоном.

Когда наконец-то воцарилась тишина, это было похоже на передышку.

Очень недолгую передышку.

— Ты помнишь завтрак? — спросил зверь голосом, так похожим на голос Джеймса, что ему было больно это слышать. — Этого маленького уродливого поросенка, которого отец Уайатт однажды летом привез домой?

Питер приподнял подушку и увидел лицо Джеймса в проеме открытой двери, голова склонена набок, пальцы беспокойно шевелились.

— Мы знали, что его откармливают только на убой, — произнес он далее. — Знали, что члены гильдии собирались приготовить жареного поросенка до окончания саммита. Но мы все равно любили его, как домашнее животное. Ты — больше, чем все остальные.

— Не делай этого. — Питер сел, сбросив подушку на пол. — Не говори со мной так, будто ты — это он.

— Но я и есть он, — возразил зверь. — Я выкопал его из земли и теперь держу на ладони созревшую луковицу его воспоминаний. Знаешь, что я обнаруживаю, когда разбираю его мысли? Ты рыдал, пока этот бесполезный старый боров жарился на вертеле. Ты мучился рвотой за домом, когда никого, кроме Джеймса, не было рядом.

Питер щелкнул по одинокому муравью-плотнику, бродившему по неплотному переплету его одеяла.

— Если у тебя есть что сказать, то говори и уходи.

Чудовище улыбнулось ужасной, знакомой улыбкой.

— Тринадцать лет назад я предложил тебе выход. Сердце ведьмы в обмен на твое собственное. Это предложение отменяется.

Первый приступ паники пробежал по его венам.

— У нас был уговор.

— И ты не выполнил его. — Его голос не отозвался эхом, будто дом не хотел иметь ничего общего с этим преступлением. — Почему я должен давать тебе второй шанс? Прошла неделя, а я уже чувствую запах твоего провала. Наступит кровавая луна, и ты не сможешь заставить себя пройти через это.

— А почему нет?

— Ты знаешь почему.

Снаружи, в зале, музыка стихла. Алтарь был неподвижен. Иконы спокойны. Питер сидел так тихо, как только мог. Мальчик, который научился пускать кровь, не дрогнув.

— Ты всегда был мягкотелым. — Чудовище презрительно усмехнулось. — Этот мир питается сам собой. Он суров и беспощаден. Неудивительно, что ты провел столетия в его власти. Смерть — это урок, который ты, похоже, не можешь усвоить. Вот оно, простыми словами: твоя свинья была убита, потому что людям нужно есть, и мне тоже. Я не могу продолжать грызть кости бренных животных. Этого недостаточно.

— Если тебе нужен я, — сказал Питер, — тогда убей меня сам.

Это было встречено смехом, высоким и тоненьким, совершенно не как у Джеймса.

— Мы с тобой оба знаем, что меня поддерживает. Именно она должна быть той, кто убивает. Так же, как это должен был сделать твой отец в тот первый день в роще. Какая приятная помощь — его самопожертвование. Я годами поедал его останки. Я веками лакомился его костным мозгом.

Питер был слишком напряжен. Его терпение лопнуло, и он вскочил с кровати, голос сорвался на рычание.

— Этот разговор окончен.

Стоящий в узком дверном проеме зверь не сопротивлялся. Его улыбка превратилась в нечто острое и довольное.

— Столько лет прошло, — удивлялся он, — а ты такой же трус. Так и не смог набраться наглости и сделать то, что нужно, чтобы выжить.

Питер прерывисто вздохнул. Он подумал о том, как хоронит Джеймса на грязном дне могилы. Дождь все лил и лил. В тот день он сделал все, что от него требовалось, и будет сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Он тихо сказал:

— Я сделаю все, что от меня потребуется. Я просто хочу домой.

— Домой, — зверь цокнул языком. — Бессмертие тратится впустую на таких мальчиков, как ты. Тысяча маленьких жизней, а ты даже не знаешь значения этого слова.

Питер отвел взгляд и оказался лицом к лицу со своим собственным далеким отражением в зеркале на колесиках. После стольких жизней, проведенных в процессе превращения в новую, более дикую версию самого себя, он больше не узнавал свое отражение в зеркале. Трус, сопротивляйся течению в своей голове. Трус, трус.

Он закрыл глаза.

— Убирайся.

За дверью его комнаты снова послышалось тихое позвякивание клавиш пианино. Когда он открыл глаза, то был один, а из наклонного стекла на него смотрело его отражение.

***

К тому времени, как Питер добрался до гостиной, музыка стихла. В комнате было темно, шторы задернуты, солнечный свет пробивался сквозь них забавными золотыми бликами. От него углы казались темными и мерцающими, мошки висели в воздухе, как золотая пыль.

Он обнаружил Уайатт сидящей на скамейке, с пианино была сдернута простыня, а ее пальцы беззвучно двигались по клавишам. На крышке стоял увядающий помидор. Рядом с ним стоял пузырек с порошком, черным, как кости маленького мальчика, которые он выгреб из очага. Призрак мелодии повис в воздухе между ними.