Колесо года (СИ) - Пронина Екатерина. Страница 16

— Кто она? — спросила Анфиса, глотая всхлипы. Её лицо некрасиво исказилось и будто скомкалось, как у старушки. Мне стало противно.

— Что случилось, девочка моя? Кто тебя обидел?

Я надел на себя лучшую из улыбок и подобрал правильный голос. Так может звучать только любящий супруг, который искренне заботится о жене. Я даже обнял Анфису, хотя от прикосновения её зарёванного лица с попылывшей тушью к льняной рубашке меня пробрала дрожь брезгливости.

— Тебя видели. Вас обоих видели. Ты был в ресторане не с рекламщиками из Китая, — тихо сказала жена. От долгих слёз её голос стал хриплым.

— Ты про Светлану? Это мой деловой партнёр, глупенькая, — сказал я мягко. — Эй! Я знаю, что ты боишься меня потерять, но это ещё не повод ревновать к каждому столбу.

В другой ситуации сочетание ласковых слов и бархатного тона могло сработать, но не сегодня. Анфиса как-то особенно горько взвыла, словно я сделал ей больно, и ударила меня маленьким слабым кулаком в грудь. Паршиво. Значит, незримый шпион донёс ей не только о походе в ресторан, но и о поцелуях тоже.

Видимо, моя жена уже знает, на чьей коленке лежала моя рука во время ужина. Может, ей даже предоставили фото.

— Не смей мне врать! — зашипела Анфиса. — Будь честен со мной хоть раз!

Она хлестнула меня ладонью по щеке и уже замахнулась для новой оплеухи, но я перехватил её руку. Всё, этот спектакль мне надоел! Роль хорошего муженька — тоже. Я отстранился, рывком ослабил галстук и сказал совсем другим голосом:

— Не доводи меня, Фиса. Я устал. Поговорим, когда успокоишься.

Я уже знал, что нужно делать, чтобы утихомирить её гнев. У нас и раньше случались подобные размолвки. Жене требовалось время, чтобы остыть, но я не собирался дальше смотреть на истерику, поэтому ушёл в кабинет, открыл мини-бар и плеснул себе виски на два пальца. В голове стучала кровь. С кухни доносились бессильные крики и звон посуды: видимо, Анфиса в ярости принялась за тарелки.

Пусть выпустит пар. Всё равно ведь не уйдёт. Куда ей податься? Утром умоет заплаканную физиономию, а я в качестве компенсации за моральный ущерб подарю золотую цепочку, не дожидаясь Нового года.

Я надел наушники, включил классическую музыку и сел в кресло, расслабленно закинув ногу за ногу. Башенка стояла передо мной на столе, притягивая взгляд. В последнее время конструкция стала казаться мне шаткой. Со дня на день я должен был заключить договор, который принесёт фирме баснословные деньги, поэтому нервно спал. Мне казалось, я слышу тихий стук, с которым падают на пол кубики. Тогда я подскакивал с постели, заходил в кабинет и долго не решался зажечь люстру. Но башенка каждый раз оказывалась на месте. Я стал задумываться, не начать ли принимать успокоительные.

В какой-то момент звон посуды стих. Анфиса поднялась в кабинет и застыла в дверях, вперив в меня больной, измученный взгляд заплаканных глаз. Её искусанные губы безвольно шевелились. Сейчас она не казалось мне ни красивой, ни трогательной. Я чувствовал брезгливость, как при виде сбитого на дороге зверька.

Жена что-то сказала, но я не разобрал слов из-за рёва музыки: как раз начиналась барабанная партия. Тогда Анфиса подошла ко мне, выдернула наушник и внятно сказала:

— Какое же ты чудовище.

— Чего же тогда живёшь со мной?

Губы жены задрожали. Она вдруг схватила со стола рамку с нашей свадебной фотографией и запустила в стену. Осколки брызнули во все стороны. Фиса всегда любила картинные жесты, а я только раздраженно подумал, что ковёр придётся пылесосить от мелкой стеклянной пыли.

— Какая я дура! — Анфиса схватила тяжёлое пресс-папье и запустила им по часам на стене, но промазала.

А вот это мне уже не понравилось. Обычно жена помнила правило: мой стол неприкосновенен.

— Прекращай! — рявкнул я, поднимаясь с кресла.

Было поздно. Анфиса как раз схватила верхний кубик, одним неловким движением нарушив равновесие всей конструкции, и швырнула его следом за пресс-папье. Заметив моё выражение лица, она захохотала. Клянусь, захохотала! Ей понравился мой ужас. Тогда она смахнула остатки башни на пол, не сводя с меня безумного взгляда.

— Что ты наделала⁈

Я схватил Анфису за плечи и оттолкнул. Всего лишь оттолкнул. В ярости она могла быть опасна, и потом, она только что разрушила мою жизнь, даже не задумавшись. Имел же я право на злость?

Наверное, я не рассчитал силы. В этом я могу быть виноват, признаю, но только в этом! Жена упала, ударившись виском об угол стола, как-то коротко по-чаячьи вскрикнула и замолчала.

— А ну вставай! — заорал я.

Анфиса не встала. Она лежала на спине, странно запрокинув голову и выбросив правую руку, точно тянулась ко мне. Я видел по-лебединому изогнувшееся белое горло с синей жилкой, широко распахнутые глаза, ранку над бровью, но всё это казалось мне отдельными кадрами из полицейской съемки. Из разрозненных деталей никак не собиралась моя жена, моя Анфиса, моя девочка с фигурой модели и взглядом дикого зверька.

Я склонился к безвольному телу и положил руку на тёплое горло. Фиса не дышала.

* * *

Дядя всё исправит.

Я не помню, в какой момент эта мысль пришла мне в голову, но случилось это не сразу. Сначала я налил себе бокал виски и выпил залпом. В груди стало горячо. Анфиса, безнадёжно мёртвая, лежала на полу у моих ног. Вокруг в беспорядке валялись разноцветные кубики. Какое-то время я слепо смотрел, как бежит по циферблату настенных часов секундная стрелка, отделяя нормальное «недавно» от безумного «сейчас».

И тут меня осенило. Дядя! Мой любимый родственник, ангел-хранитель, подаривший мне когда-то волшебные кубики и запас удачи. Он всё исправит. Соберёт башню заново, оживит Анфису, починит мою жизнь. Нужно только поторопиться, пока часы не пробили двенадцать. Так всегда бывает в сказках: если развеять злые чары до полуночи, мир вернётся на круги своя. Наверняка всё ещё обратимо!

Трясущимися руками я достал телефон и набрал дяде. Из трубки послышались гудки. Ничего, ничего… Он ретроман и не любит навороченную технику, он может просто не услышать звонок. Я набирал снова и снова, а секундная стрелка, острая, как наконечник копья, нарезала один круг за другим. До полуночи оставалось два с половиной часа.

После шестого пропущенного звонка я убрал телефон и стал торопливо одеваться. Я знал, где живёт дядя: до его дома было меньше часа езды. Подобрав кубики с пола, я попытался починить башню, но не смог. Я забыл, в какой последовательности идут цвета, хотя видел их каждый день. Что за чертовщина? Тогда я решил взять кубики с собой и распихал их по карманам. Они показались мне тяжелыми, будто камни.

С сомнением я посмотрел на неподвижное тело Анфисы. Оставить её здесь я не посмел. Что, если дяде потребуется видеть её или держать за руку для ритуала?

Я принёс из прихожей сапоги на тонком каблучке и натянул их на бессильные ноги жены. Это было не проще, чем обуть бесформенный кусок мороженого мяса. Я закутал Анфису в куртку, натянул ей на голову капюшон и взял на руки, как спящую.

— Ой, девушке плохо? — закудахтала вахтерша, когда я вынес жену из лифта. — Вам помощь не нужна?

— Всё в порядке, — я выдавил из себя улыбку, больше похожую на оскал. — Она просто перепила.

Холодный подбородок Анфисы утыкался мне в плечо. Когда я спускался по ступенькам, её зубы тихонько постукивали друг о друга. Клац-клац-клац. От непривычной для меня нагрузки заныла нога, так неудачно сломанная когда-то.

Я вынес тело жены на улицу, посадил в машину на пассажирское сидение и пристегнул ремень безопасности. Так будет проще, чем упаковывать труп в багажник, рискуя попасться на глаза внимательным соседским бабушкам. В сумраке казалось, что Анфиса просто спит. Я сел за руль.

Погода была дрянная — беспросветный, чёрный ноябрь. Третий день шёл снег, дороги завалило. Я гнал, как сумасшедший, как если бы от этого зависела моя жизнь. Впрочем, она и зависела. Завидев впереди пробку, я свернул и поехал другим путём. Белые хлопья летели в лобовое стекло, дворники не успевали сметать их. Я мчался по ночному городу почти вслепую и понимал, где находятся другие автомобили, только по свету фар, гудению вслед и отборной брани. В зеркале заднего вида отражалось бледное лицо Анфисы с заострившимися чертами. Из-за игры света и тени мне казалось, что жена пристально на меня смотрит.