За Камнем Жизни (СИ) - Осинина Нюра. Страница 21
֎ ֎ ֎
Глава 5. Купание в Целебном Озере
То ли ночь выдалась душной, то ли события дня наложили отпечаток на подсознание, или всё вместе, но сон был не глубоким, со сновидениями. Снилась какая-то ерунда несуразная. Сначала приснилась Мариночка в серебристом длинном платье с глухим вырезом горловины. Единственным украшением был кулон из зелёного камня-самоцвета. Она стояла прямо на их дороге, смотрела на Лукерью и смеялась. Смех звучал так явственно, что она проснулась, прислушалась. Тишина. Рядом сопит Егорушка, раскинувшись. Дыхания Тимура не слышно.
Встала. В окошко светила полная местная луна. Благодаря ей, в спальне было не очень темно. Лукерья закапала глаза Тимуру и снова легла.
Теперь ей снилось вообще что-то непонятное, какие-то обрывки из их жизни после смерти. То разбойники, то пустыня и фоном какой-то разговор. Разговаривали двое мужчин и женщина. Но слов было не разобрать. Так, бубнёжь непонятный. Проснулась. Опять прокапала капли Тимуру, смочила салфетку на лице. И только подушки головой коснулась, погрузилась в очередной сон.
На этот раз ей снилась какая-то муть, как та, в коей она была до восстановления.
Она стояла в этой мути на дороге возле их избушки, а к ней шёл кто-то в сером балахоне.
- Лукерья Савельевна, почему ты не даёшь снять уродство с лица? – прошелестел голос из-под капюшона.
- Я не даю?! – удивилась Лукерья. – Снимайте. Что ж сразу-то не сняли? Детей пугали.
- Я ждал, когда ты возмутишься. Внуки твои возмущались, а ты не очень. Смирилась.
- Я возмущалась. Приятно что ли, когда внуки на тебя смотреть нормально не могут, глаза отводят. Что я, должна была истерики закатывать? Так мне не пятнадцать лет, чтобы истерить из-за уродской внешности. Я ждала, когда снимете. Написано же было, что до половины пути ещё должны снять.
- Половина Пути будет ещё не известно, когда, а уродство не снимается. А где было написано?
- Так в Условиях и было написано. Нам Копию подложили, – простодушно ответила Лукерья.
- Странно. Кто же это мог сделать? Это же подсказка Участникам. Мы не имеем на это право.
- Ну это ваши заморочки, – махнула рукой Лукерья. – Тому доброму существу спасибо, что ввёл нас в курс дела. А то бы мы слепыми котятами мучились, переживали, куда это попали и почему? Ну, так будешь снимать уродство, двоечник?
- Лукерья Савельевна, я не двоечник. Я дипломированный специалист по восстановлению живых тел. Уродство, как я уже сказал, умышленное. И если бы ты потребовала его снятия, я бы сразу снял.
- Вот никто не подсказал, что требовать надо. Бюрократия какая-то. Должны, значит, должны и без дополнительных требований. А вы тут эксперименты развели над старухой. Снимай сейчас же! – даже ногой притопнула.
- Не получается у нас, – пожаловался балахон. – Что-то мешает или кто-то.
- Что ж, так и быть мне бабой Ягой, – смирилась Лукерья.
- А это кто такая? – с удивлением «воззрилась» серая муть из капюшона балахона того же цвета.
- Мил дружок, ты, когда меня восстанавливал, напевал или наговаривал что-нибудь?
- Так заклинание и наговаривал. А что?
- «И ступа с Бабою Ягой идёт, бредёт сама собой» – не твои ли слова?
- Я даже и слов-то таких не знаю.
- Странно. И что же теперь делать будешь?
- Да ничего я теперь уже не сделаю, – безнадёжно махнул рукой балахон. – Придётся тебе до конца Пути такое лицо носить.
- А потом? – сдерживая раздражение, спросила Лукерья.
- А потом, если справитесь с задачей, лицо само станет прежним. А если не справитесь, то какая разница в Хранилище находиться.
Балахон развеялся. Последние слова его прозвучали словно издалека.
- Лукерья. Лукерья… Лукерья-я-а-а…
Лукерья дёрнулась и проснулась. Она лежала на спине, а по ней топтался Матвей.
- Зову, зову, а ты не просыпаешься, – ворчливо проговорил, спрыгивая на пол. – Просыпайся, рассвет скоро. А тебе ещё до озера успеть надо с ребятами дойти.
Собрались быстро. Егорушка выучил заклинание левитации предметов, что гораздо облегчило им путь к озеру. На месте Силы стояла только их избушка, так что обошлись без свидетелей. Только коза с козлятами паслась по краю поляны. Было ещё сумеречно, но небо уже начало светлеть.
Со стороны смотреть, так шествие было весьма занимательным. По тропинке, задрав пушистый хвост трубой бежал чёрный кот. Следом быстро шагала в серой юбке до середины голени, надетой поверх нижней белой рубахи, безобразная старуха с непокрытой головой и косой, наполовину нето заплетённой, нето распущенной. Она то и дело оглядывалась на идущего за ней в одних штанах мальчишку лет восьми. Но оглядывалась она не столько на него, сколь на то, что плыло по воздуху за ним.
За мальчишкой на уровне его роста плыло нечто, завёрнутое в простыню. По форме напоминало фигуру человека невысокого роста. За этим предметом плыла корзина с бельём. Над процессией кружил воронёнок.
На берегу озера произошёл между бабулей и Егорушкой смешной, на взгляд Лукерьи, конфликт. Егорушка же был весьма серьёзен.
- Я сам, – заявил внук, когда Лукерья склонилась над Тимуром, чтобы развернуть. – Бабуля, ты не смотри, отвернись. – Он и в избушке сам заворачивал брата в простыню. – А мне тоже штаны снимать?
- Да. В воду нужно входить голому. Ты покупайся, поныряй, а потом мы займёмся Тимуром.
Егорушка, наскучавшийся по вольной воде, увлёкся нырянием и просто бултыханием на мели, забыв обо всём на свете. Лукерья, воспользовавшись моментом, скинула юбку, оставшись в новенькой рубашке до колен, подхватила Тимура и внесла в воду.
Егорушка хватился, когда Лукерья была уже на середине озерца, где вода доходила ей до середины груди. Плавать он не умел и, обиженно, возмущался.
- Бабуля, ты зачем это сделала? Я бы сам его унёс. Тимур уже взрослый, а ты на него голого смотрела. Так нельзя! – чуть не плача, выговаривал Егорушка.
- Едрить-кудрить! – выругалась Лукерья любимым выражением Филантея. – Блюститель целомудрия! Иди к берегу и садись в воду, где тебе глубина по колено. И не дуйся, – пристрожилась бабуля. – На сердитых воду возят.
Недовольно пыхтя, Егорушка сделал, как велено. Лукерья подтянула Тимура и уложила в воде головой на колени Егорушке.
- Смачивай ему голову и лицо умывай, а я буду массаж делать. И не сердись. Нам с тобой, Егорушка, не до стыдливости. Нам бы выжить и живыми насовсем остаться. Хоть в этом мире, хоть в каком другом.
Около получаса Лукерья пыталась хоть как-то размять тело внука. Потом мысленно плюнув, сосредоточилась на пальцах рук и ног. Пальцы рук ей удалось немного размять. Суставы стали ещё не совсем подвижными, но всё же дело сдвинулось.
- Бабуля! – выкрикнул Егорушка. – Бабуля, у Тимура глаза закрылись, – проговорил совсем тихо.
- Вот и хорошо, вот и ладно, – с облегчением, сдерживая подступившие слёзы, выговорила Лукерья.
Подхватив на руки Тимура, Лукерья направилась на берег. Егорушка выскочил из воды и, не обращая внимания на свою наготу, всхлипывая, достал из корзины новую простыню и расстелил на траве. Лукерья уложила свою ношу, развернулась и пошла к воде, скидывая на ходу рубашку. Погрузившись в воду, легла на дно и лежала, пока хватило воздуха и в висках молоточки не застучали.
Егорушка уже ушёл, левитируя за собой Тимура. Оба фамильяра ушли с ним. Корзины не было. На траве лежали чистая простыня, новая рубашка и зелёная юбка. Между ними обнаружились белые трусики-шорты.
«Вот ведь, позаботился», – усмехнувшись, подумала Лукерья. Забота внука была до трогательности приятна.
Пока шла от воды, пока одевалась, Лукерья чувствовала на себе чей-то посторонний взгляд. Сколь ни оглядывалась, так никого не обнаружила. Взгляд не был злобным, недоброжелательным. Взгляд был изучающим, удовлетворённым увиденным.