Помещик. Том 5. Воевода. Страница 10

– Неисповедимы пути Господни.

– Я как-то коснулся этого вопроса с князем. И он тогда ответил, что Всевышний дал нам свободу воли для того, чтобы мы сами ковали своё счастье и сами решали – спасать нам свою душу или нет.

– Но как же воля Всевышнего?

– Ты полагаешь, что Всевышний заставил афонских старцев присягнуть султану прежде того, как пал ниц Василевс? – спросил отец Афанасий. – Андрей назвал это обычной изменой и трусостью.

– Но вся власть от Бога!

– Андрей горсткой воинов разбил большую армию. С хризмой на груди он повторил подвиг Константина Великого. Разве это не знак?

– Андрей – никто. За ним никто не пойдёт. У него почти нет людей.

– Три года назад он был нищим сыном помещика с большим долгом. Без имени и положения. Сейчас он воевода Тулы. Граф. Крестоносец. И у него есть земля. Много. Три года. Всего три года. Тебя это не удивляет?

– Я… хм… я передам твои слова Патриарху, – после долгой паузы произнёс этот неприметный священник. – Но мой тебе совет – одумайся.

– Я буду молчать седмицу. Если по прошествии этого времени ты останешься в городе, я буду вынужден донести. А теперь ступай. Вечером будет служба. Мне нужно подготовиться…

Собеседник кивнул. И молча удалился, надвинув посильнее капюшон.

Андрей же тем временем встретился с купцом Агафоном, погрузившись в текущие дела.

– У отца Афанасия гости были, – между делом заметил купец.

– Что за гости?

– Как я понял, священник.

– Как ты это понял?

– Он его никому не представлял. Но мои люди его видели. И он очень похож на священника.

– Ясно, – кивнул Андрей и нахмурился, а потом сменил тему: – Артамошка не объявился?

– Весточку прислал с посыльным. Он сумел нанять плотников в Новгороде и везёт их сюда. В Москве задержались, но со дня на день прибудут.

– Много?

– Дюжины три. Много старых да малых.

– Сойдёт. А что по остальным?

– Так же примерно. Две сотни мастеровых с ним идёт. В Новгороде под зиму работничков хорошо набирать. Дел мало. А кормиться тяжело.

– Если всё чин по чину приведёт – уговорённые деньги ему выдай. Только смотри, чтобы вместо дельных людей простых селян али посадскую бедноту не пригнал.

– Уж я проверю, будь уверен.

– А у нас как с кормами?

– Всё закупил. Но доставят ли до льда – не ведаю.

– А кто ведает? – нахмурился Андрей. – Людей в городе много. И голод мне не нужен.

– Токмо Всевышний о том ведает, – пожал плечами Агафон. – Если воду льдом затянет, струги не пройдут.

– Пошли навстречу людей. Первый лёд тонкий. Его можно бить и ломать. Тяжело. Но зерно нужно провести в город. Сам знаешь – на зиму большие работы задуманы. И работников нужно кормить.

– Понимаю и сделаю всё возможное.

– Очень надеюсь. Сколько удалось сговорить крестьян да бобылей?

– Пока немного. Но ближе к Рождеству сами потянутся. Голод не тётка.

– Почему? Не успел или что-то помешало?

– Они не шибко верят в твои обещания. Слава у тебя дай боже. Но… – развёл руками Агафон.

– Понимаю…

Андрей ещё немного с ним поболтал. После чего отправился в свои палаты. Вечерело. А дел ещё хватало. Самых разных.

Например, читая очередное письмо супруги, он с удивлением обнаружил в общей логике экономического развития своей вотчины огромную дыру. У него не имелось банальной лесопилки, что распускала бы брёвна на доски и брусья.

Мелочь. А очень важная мелочь. Из-за которой многие работы тормозились и усложнялись. Ведь доски вытёсывались из колотых половинок и долей бревна. Долго и весьма непродуктивно.

Понятно, что тёсаные доски получались несколько прочнее пилёных. Но и радикально дороже – как по деньгам, так и по человеко-часам. И это срочно требовалось исправить. И не только это.

Глава 6

Раннее утро.

Ещё темно, но петухи успели основательно разбудить всех в округе. Так что на литургию успели даже те, кто желал бы её проспать. Хочешь не хочешь – проснёшься, когда всякого рода пернатые динозаврики [6] надрываются и орут в течение достаточно длительного времени.

И Андрей тоже проснулся, хотя с удовольствием бы прогулял сие мероприятие. Но, увы, не мог. Он ведь теперь воевода городского полка и не мог преимущественно сидеть в своей вотчине. Очень хотелось, но обстоятельства не позволяли, из-за чего парень отчаянно рефлексировал.

Постановка его воеводой – логичный и закономерный итог деятельности. Рано или поздно это должно было произойти. Во всяком случае, если бы он не совершал серьёзных промахов.

Понятное дело, были и другие варианты, но этот сценарий среди прочих вполне себе жизнеспособный. И он к нему психологически был готов. Однако всё это произошло слишком быстро. Катастрофически быстро, из-за чего завершить основные преобразования в вотчине Андрей просто не сумел. Отчего немало терзался душой.

И дело не в идейности или ещё чём-то таком. Нет. Вотчина – это его тыл. И он банально опасался выходить в большое плавание, не имея за спиной надёжной гавани – места, куда можно было бы вернуться и укрыться, спрятавшись от невзгод.

В этом плане он сам себя сближал с Петром Великим, который, как известно, любил браться за всё на свете и ничего до логического финала не доводить. Даже флот – любимое его детище – развалился практически сразу после его смерти.

Андрей это понимал и нервничал, рефлексировал. Сильно рефлексировал. Очень сильно.

Что он хотел от жизни? Строго говоря, тишины и сытого покоя.

Наивным дурачком парень не был, поэтому не тешил себя мыслями о том, что такое ему когда-нибудь перепадёт. В здешнем «историческом ландшафте» даже Цари вынуждены постоянно и очень активно шевелиться, чтобы не выпасть «с корабля современности». Вот и Андрей не был исключением. Всё вокруг было слишком подвижно, мобильно и нестабильно, из-за чего каждый новый год вынуждал его активно шевелиться. И чем больше он барахтался, тем сильнее приходилось работать локтями.

Во всяком случае, пока.

Он ведь до сих пор был независимым игроком на политическом поле Руси. Ну, условно независимым. И если поначалу, будучи мелкой сошкой, он мало кого интересовал, то теперь, взлетев вверх, он вошёл в более серьёзную лигу. Лигу, в которой нельзя быть одному. Лигу, в которой его старые связи с родичами не стоили ничего, ибо те люди попросту не имели нужного политического веса. А потому их вроде как и не было…

В идеале-то, конечно, Андрей с огромным удовольствием сел бы у себя в вотчине и занялся бы хозяйственными делами, выставляя на службу должное количество всадников и не выезжая самостоятельно под предлогом плохого самочувствия. Лет десять-пятнадцать такой жизни, и его из вотчины уже будет не сковырнуть. Никому и никак.

Но, увы, никто бы ему такого не позволил.

Так что ему волей-неволей нужно было потихоньку втягиваться в большую политику. Вопрос только, как это сделать?

Навязываться Захарьиным он не желал. Те хоть и не чурались общения, но держали дистанцию. Видимо, не спешили и ждали развития событий. Их положение было хоть и сильным, но шатким, из-за чего они опасались ввязываться в рисковые предприятия.

Единственным человеком из столицы, с которым у Андрея сложились рабочие тёплые отношения, оказался Иван Шереметьев. Но он был всего лишь боярином. Влиятельным, но боярином. Чего совершенно не хватало.

А в той «банке с пауками» имелись ТАКИЕ хищники, что даже многоопытный Царь опасался с ними связываться. И парню рано или поздно придётся иметь с ними дело. И самому лязгать челюстью достаточно громко и опасно, дабы даже мысли сожрать его у них не возникало. А для этого требовались союзники. Осталось придумать, как их найти.

Но это отдалённый пласт забот. До него можно банально не дожить, потому что, по мнению Андрея, Царь назначил его воеводой для того, чтобы потихоньку начать отрывать от земли. Сначала сдёрнул с вотчины, видимо, осознав, к чему там всё идёт. Потом в качестве награды переведёт куда-нибудь подальше. С повышением, само собой. Но разрывая установившуюся крепкую связь молодого воеводы с обитателями Тулы. Что будет дальше? Бог весть. Но однозначно парню придётся несладко, нужно будет крутиться на чужбине в серьёзной партии и без своих людей…