Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров - Барнс Маргарет Кэмпбелл. Страница 64

Все были поражены, когда Генрих согласился на эти условия.

Было решено, что наглый самозванец будет посажен в колодки на целый день перед Вестминстер-Холлом и в Чипсайде, а потом будет осужден на пожизненное заключение.

— Помести его в камере, расположенной под комнатой графа Уорвика, — слышала Елизавета приказание ее мужа коменданту Тауэра.

Здесь он должен будет сидеть вечно, позабыв солнечный свет, пение птиц, ароматы весны. Ему даже не разрешали прогулок по крепостным стенам, что не воспрещали ее бедному кузену Уорвику.

Прошел трудный год, и Елизавета заставила себя меньше думать о Тауэре и его обитателях. Она все больше времени и денег тратила на увечных, больных и страждущих, и ее стали называть Елизаветой Доброй. Она старалась не критиковать дела мужа и думать только о своей семье и о хозяйстве. Теперь, когда ее свекровь не бывала при дворе, Елизавете приходилось решать различные проблемы самой. Хотя она никогда не стремилась к власти, что было так присуще Вудвиллям, ей было приятно, что она хорошо справляется с этими новыми для нее делами. Дети обожали ее, она была очень дружна со своими сестрами. Кэтрин Плантагенет теперь принадлежала к девонским Куртене и занималась их делами, младшая Бриджит уже стала послушницей. Анна вышла замуж за великолепного графа Суррея и часто навещала королеву. Когда умер богатый старый муж Сесиль, именно Елизавета помогала ей советами. Жизнь снова расцвела для Цецилии, ей не нужно было скрывать свою любовь к сэру Роберту Кайму, джентльмену из Линкольншира.

— Но король никогда не разрешит мне выйти за него замуж, — вздыхала она.

— Тому, о чем он не слышал, он помешать не сможет, — ответила ей Елизавета.

Сесиль с удивлением уставилась на свою любимую сестру.

— Ты хочешь сказать, что ты, чей девиз: «Почтительность и покорность!», серьезно советуешь нам пожениться, не спрашивая его позволения? Я правильно поняла тебя, Бесс?

— Только если вы готовы жить вдали от двора и его развлечений где-нибудь в сельской усадьбе. Подумай об этом, моя радость! Тебе нужно быть твердой, ты всегда была такой живой и так любила веселиться!

— Бесс, ради Роберта я буду жить где угодно!

— Тогда ты уже сделала выбор, — твердо заметила Елизавета.

— Если король разозлится, ты что-то сможешь сделать для нас?

— Я сделаю все, что в моих малых силах.

— Я, может, не должна просить тебя об этом, но ты не знаешь, что значит быть смолоду замужем за человеком, чье прикосновение подобно вкусу соленой рыбы в Великий пост! — объяснила ей молодая вдова лорда Уэллеса.

Елизавета взяла в обе руки прелестное молодое личико своей сестры и нежно поцеловала ее.

— Дорогая моя Сесиль, я тебя понимаю лучше, чем ты думаешь! — тихо промолвила она. — Я была наследницей трона и не могла выбирать. Но той, кому я желаю счастья, я хочу сказать: «Бери себе в мужья друга и любовника!»

Елизавета понимала, что ее старшие дети не могут выбирать себе спутника жизни по такому принципу, с этим ей пришлось смириться. Но Джеймс Шотландский был настоящим мужчиной, и он был щедр. Испанская невеста была прекрасно воспитанной девушкой. И Елизавета старалась хорошо подготовить Артура и Маргариту к будущей жизни. Они изучали иностранные языки, им шили наряды для будущей церемонии. Хотя испанский король до сих пор колебался.

— Но Генрих обязательно придумает, как убедить его, — говорила она своим друзьям, — Елизавета верила в мудрость мужа и его умение властвовать.

И вдруг однажды Лондон опять пришел в волнение: Перкин Ворбек, который уже побывал в колодках, опять пытался бежать.

— Но никто не может убежать из Тауэра! — воскликнула Елизавета, когда ей об этом рассказал ее родственник граф Суррей. Она разговаривала с Томасом Стеффордом, его сестрой и старым другом лордом Стенли. Она была так взволнована, что вскочила со стула, и все ее нитки рассыпались по полу.

— Никому это не удастся, мадам, — подтвердил Суррей.

— Но никто не был так близок к этому, как он. Они уже были у Байуорд Тауэр, почти на подъемном мосту, когда их схватили.

— Их?

— Кузен Вашего Величества, граф Уорвик, бежал с ним.

— Уорвик? — воскликнула Джейн Стеффорд. Она стояла на коленях, собирая рассыпанные нитки.

— Кажется, они разработали план, — объяснил им Томас Стеффорд.

Он слышал об этом, но сестра попросила его не обсуждать детали побега с королевой.

— Кузен Уорвик придумал план побега! — воскликнула королева. — Мой дорогой Том, вы же знаете, что он не смог бы организовать даже простую соколиную охоту, — запротестовала она.

— Значит, все придумал этот Перкин, — заметил лорд Стенли. С тех пор, как расправились с его братом, он не так рьяно занимался делами двора.

— Мне кажется, Уорвику настолько надоело долгие годы находиться под охраной, что он с интересом прислушался к Перкину. Мы все знаем, насколько он послушен. Он, наверное, сделал все, что посоветовал ему Перкин.

— Милорды, меня удивляет одно, — заметила Джейн. Она продолжала сидеть на корточках, и у нее на коленях лежали собранные с пола шелковые нитки. — Если Перкин был заперт в одной из этих ужасных камер, как они могли встретиться с Уорвиком?

— Обнаружили, что камера не была заперта, — ответил Суррей. — Он, видимо, мог подружиться с охраной. Ему нет равных в умении использовать людей!

— Но охрану подбирали специально. Стреинджвей, Бьюет, Эствуд и человек по имени Длинный Роджер. Я слышала, сам король одобрил этот выбор, — сказала Елизавета. Она понимала, что давала в руки важную подсказку.

— Они все себя хорошо проявили, когда служили королю.

— Может, они и в этот раз служили ему! — прямо заявил Стенли.

Елизавета повернулась к нему — ей тоже кое-что стало ясно.

— Вы хотите сказать, что на сей раз умного самозванца перехитрили? Что он сам стал наживкой?! — грозно потребовала она ответа.

— Ну что можно сказать… — попытался подвести итоги Суррей. Он, как всегда, постарался сгладить напряженность момента. — Теперь их задержали, и они ждут суда. И мы все знаем, чем для них кончится дело!

— Нет, нет! — вскричала Елизавета. — Не может быть, чтобы король сделал это! Вы знаете, как он милосерд. Он знает, как и все мы, что Уорвик не понимал, что делает.

— Но, тем не менее, простите меня, Ваше Величество, если суд над ним состоится, расчистится путь к испанскому браку, — ответил Стенли.

На этот раз Елизавета промолчала. Она вспомнила слова архиепископа Мортона, которые она как-то случайно услышала: «Пока Уорвик жив, не будет никакого испанского брака».

Она вздрогнула, как будто кто-то прошел по ее могиле. Значит, за брак ее сына придется заплатить кровью Плантагенетов! Значит, Генрих наконец использовал Перкина в своих целях.

Эдуарда, графа Уорвика, должны были казнить на Тауэр Хилле. Королева Елизавета пошла помолиться за его простую и нежную душу в комнату, отведенную для молитвы. Она оплакивала его безвременную смерть и то, как он бесполезно прожил свою жизнь. Она все время вспоминала Тайбери, где другой молодой человек, не желавший ему вреда, ждал своего конца, стоя на эшафоте. Во время молитвы Елизавета представляла, как он стоит на помосте в утреннем свете, — веселый и свободный, возвышаясь над глазеющей на него толпой. Наконец он признается, что он сын купца из Турне, и при этом дерзко улыбнется. Она словно слышала его голос, так спокойно звучавший тогда, в теплый полдень в огражденном стенами саду: «Я не смог ничего добиться, поэтому пусть королем станет ваш сын!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Елизавета стояла на возвышении в Вестминстер-холле. Ее окружали пышность и богатство Тюдоров. Это был день свадьбы ее старшего сына и кульминация так тяжело доставшегося союза двух великих держав. Испанское великолепие, в котором доминировал черный цвет, соревновалось с более привычными яркими английскими красками. Всю предыдущую неделю массы посетителей приветствовали прекрасную арагонскую принцессу. Слуги сбились с ног, чтобы приготовиться к приему ее огромной свиты. В этот счастливый день громко звонили колокола. Люди на улицах бросали вверх шапки.