Путь дракона - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер". Страница 40

Терниган по доброте отвел Каллиаму отдельный дом, некогда принадлежавший королевской фаворитке. От каменных стен веяло грубой чувственностью, сады вокруг, наверняка буйно цветущие по весне, сейчас топорщились голыми ветками. Однако в случае опасности дом давал надежное убежище, чего Доусон не мог не оценить.

Сбросив в передней плащ и отпустив телохранителя, барон вошел в полутьму натопленных комнат, где витал запах мятного чая и слышался женский плач.

На краткий миг ему почудилось, будто плачет Клара, однако голос жены Доусон знал слишком хорошо – плакал сейчас кто-то другой. Он пошел на звук, потом расслышал и утешающий голос Клары, доносящийся из будуара давно почившей фаворитки. Клара сидела на низком диване, ее кузина Фелия – баронесса Эббингбау и жена ненавистного Фелдина Мааса – на полу, припав головой к коленям кузины. Встретив взгляд мужа, Клара тут же покачала головой, не прерывая утешительных речей, и Доусон, отступив, направился в кабинет: выкурить трубку, выпить виски и заняться поэмой, которую начал сочинять совсем недавно. Клара появилась только через час и без лишних церемоний уселась к нему на колени.

– Бедняжка Фелия, – вздохнула она.

– Домашние неурядицы? – Доусон погладил жену по волосам. Она забрала у него трубку и глубоко затянулась.

– У ее мужа неприятности из-за моего мужа.

– Ее муж пытается убить твоего.

– Знаю, но не напоминать же ей об этом, когда она вся в слезах. И, кроме того, – ведь ты выигрываешь? Вряд ли она умоляла бы о пощаде, не будь Эббингбау под угрозой.

– Она умоляла о пощаде?

– Ну, не прямо в таких выражениях, – ответила Клара, слезая с колен Доусона и даже не пытаясь отдать трубку. – Но не будь угрозы, она бы и рта не раскрыла. Впрочем, наверняка Фелдин не знает о ее приходе, так что не пытайся включать ее в свои расчеты и интриги. Иногда напуганная женщина – это просто напуганная женщина.

– Я не планирую ничего, что облегчит ей жизнь, – полушутливо заметил Доусон. Клара, пожав плечами, отвела глаза, и барон добавил более серьезно: – Сочувствую. И тебе, и ей. Если тебя это утешит.

Клара, в тусклом свете казавшаяся совсем юной, лишь молча втягивала в себя дым из трубки.

– Наши миры расходятся, муж мой, – наконец заговорила она. – У тебя – твои драгоценные войны, у меня – мирные радости. И войны перевешивают.

– Войны – тоже часть жизни.

– Да, я знаю. Однако помни: все войны кончаются. Оставь что-нибудь и для мирной жизни. Не все твои враги – враги.

– Ты говоришь бессмыслицу, любимая.

– Нет, – возразила Клара. – Просто я вижу мир не так, как ты. Вы с Фелдином друг друга ненавидите, но Фелия, как и я, тут ни при чем. Однако и я с детьми, и она – под угрозой. Фелия твой враг не потому, что ей так хочется, а потому, что так выпало. И когда война завершится – вспомни о тех, кто не участвовал в битвах и при этом остался обездолен.

– Ты хочешь, чтобы я остановился?

Клара издала смешок – тихий, низкий, мурлыкающий. Струйка дыма, сорвавшаяся с губ, закружилась в свете свечей.

– Хочу ли я, чтобы солнце не садилось, пока я не велю?

– Ради тебя я сделаю что угодно.

– Ради меня ты попытаешься – и изнеможешь в попытке. Нет уж, поступай как знаешь. Только время от времени думай о том, как Фелдин будет со мной обращаться, если победит.

Доусон склонил голову. Вокруг них, словно переговариваясь между собой, потрескивали в зимнем воздухе балки и камни стенной кладки. Подняв наконец глаза, барон встретил взгляд жены.

– Я постараюсь. А если забуду?..

– Я напомню, любимый, – улыбнулась Клара. – Я ведь с тобой.

***

Пир в тот вечер начали за час до захода солнца и заканчивать собирались не раньше, чем догорят свечи. За высоким столом восседал лорд Терниган с женой и братом, на дальнем конце расположился Симеон, и рядом с ним Астер в алом с золотом бархате, смущающийся от каждого вопроса леди Терниган. К ним присоединился герой дня – отличившийся на охоте ясурут-полукровка из Саракала, сын знатных родителей, которого невесть зачем занесло в Антею. Сидя рядом, он кивал в ответ на каждое слово и ничего не говорил.

На стенах висели лучшие гобелены из коллекции Тернигана, в точеных хрустальных канделябрах горели свечи из пчелиного воска, а на шныряющих между столами псах красовались попоны геральдических цветов всех знатных родов Антеи – ради увеселения публики. Доусон сидел за вторым столом, куда долетали разговоры с высоких мест, а всего через пять человек от него, на дальнем конце стола, белело лицо Фелдина Мааса: Терниган в очередной раз не стеснялся явить миру свою преданность, продажную, как уличная девка. Фелия Маас, сидящая рядом с мужем, то и дело взглядывала на Доусона влажными глазами. Доусон водил ложкой в тарелке супа – пересоленного, со слишком хлипким ломтиком лимона и слишком костлявой рыбой.

– Отличный суп, – заметила Клара. – Помню, моя тетушка – не твоя мать, дорогая Фелия, а тетя Эстрир, которая вышла замуж за того хлыща из Биранкура, – говорила, что нет лучшей приправы к речной рыбе, чем лимон.

– Я ее помню! – Фелия отчаянно уцепилась за тему родственников. – Она приезжала на мою свадьбу и еще разговаривала с таким ужасным акцентом!

Клара засмеялась, и неловкость на миг пропала.

За спиной у Доусона кашлянул король Симеон, и что-то в его голосе заставило Доусона насторожиться. Судя по тому, что Фелдин Маас застыл с полураскрытым ртом и не донес кубок до побледневших губ, он тоже расслышал в королевском голосе угрозу.

– А это все – дань твоего ванайского наместника? – нарочито небрежно спросил Симеон.

– Нет, ваше величество. Здесь почти все – семейные реликвии.

– Ах вот как. Тогда это ближе к тому, что я слышал о Клинне и его налогах. А то я чуть было не заподозрил, что ты утаиваешь от меня доходы.

Маас, побледнев, поставил кубок обратно на стол. Доусон откусил кусок рыбы и решил, что Клара, видимо, права: лимон и вправду добавляет вкуса. Король Симеон только что пошутил насчет того, что даров из побежденного города не хватит даже на устройство пира: голос звучал легко, в ответ все лишь посмеялись, а сэр Алан Клинн вернется в Антею уже к весне.

– Надеюсь, вы меня простите, – сказал Доусон. – Естество требует.

– Мы понимаем, – заявил Фелдин Маас, чуть не плюясь ядом на каждом слове. – Мочевой пузырь к старости слабеет.

Доусон развел руками – то ли принимая шутку, то ли приглашая к действию. Язви сильнее, приятель. Кусайся, сколько можешь.

К выходу из пиршественной залы Доусон подошел вместе с Винсеном Коу, который молча вышагивал сзади. В широкой каменной галерее, ведущей к уборным, Доусон остановился, замер и Коу. Через миг подошел Канл Даскеллин, барон Ватермарк: темный силуэт на фоне освещенного входа в залу.

– Итак? – проронил Даскеллин.

– Да, – ответил Доусон.

– Пойдем, – кивнул Даскеллин, и оба барона двинулись к одной из уборных; Коу приотстал на почтительное расстояние. Доусон попытался представить себе, что будет, если отослать Коу. С одной стороны, егерь вряд ли ослушается. С другой – Коу, строго говоря, подчиняется Кларе. Неизвестно, что перевесит. Доусона так и подмывало испытать Винсена и посмотреть, на чью сторону он переметнется, однако Канл Даскеллин заговорил, и Доусон вернулся к действительности.

– Я успел переговорить с Терниганом, – сообщил Даскеллин. – Он за нас.

– Пока ветер не переменится, – заметил Доусон.

– Да, поэтому времени мало. Нужен кандидат на должность Клинна. Однако…

– Я знаю.

– Я побеседовал с нашими друзьями в Кемниполе. Доживи граф Хирен до сегодняшнего дня, его одобрили бы все без исключения.

– Кузен Иссандриана? – переспросил Доусон. – Он-то чем хорош?

– Кузен, порвавший с семьей. В любом случае уже мертвый. Был ценен тем, что Иссандриана не любил, а с нами не имел прямых связей.

Доусон сплюнул.

– Что-то мы слишком быстро решили, что не хотим в Ванайях ни врага, ни союзника.

– Тем и опасны заговоры. Склоняют к подозрительности.