Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа. Страница 58

Поначалу казалось, что возмущение скоро стихнет. The Dixie Chicks были одним из самых успешных кантри-проектов своего времени – разумеется, зрители примут их обратно? Но сбивчивые извинения Мэйнс делу не помогли. Популярный певец Тоби Кит стал основным антагонистом группы: на концертах он показывал фотоколлажи, на которых Мэйнс ручкалась с иракским диктатором Саддамом Хусейном. Чет Флиппо, в прошлом – журналист Rolling Stone, писавший сопроводительный текст к сборнику “Wanted! The Outlaws”, а тогда – редакционный директор кантри-телеканала CMT, написал колонку с критикой высказываний ансамбля: “Заткнись и пой”, – советовал он Мэйнс (позже эта фраза станет заголовком документального фильма о The Dixie Chicks). А участницы ансамбля, в свою очередь, по понятным причинам обратились против жанра, к которому ранее принадлежали. В кавер-стори журнала Time, опубликованной несколько лет спустя, Марти Магуайр сказала, что группа была даже рада избавиться от части своей кантри-аудитории, – то есть исполнительница, писавшая чуть ли не самые популярные кантри-песни предыдущих лет, теперь звучала почти как к.д. лэнг. “Я предпочла бы, чтобы у меня было меньше поклонников, но чтобы они при этом были классными, понимающими людьми, – говорила она, – которые росли и развивались бы вместе с нами, которые оставались бы с нами всю жизнь, а не просто имели наш диск в CD-чейнджере рядом с записями Рибы Макинтайр и Тоби Кита. Такие фанаты нам не нужны, они нас только ограничивают”.

В 2006-м The Dixie Chicks вернулись с альбомом “Taking the Long Way” – успешным, но вовсе не примирительным. Первым же синглом с него была дерзкая композиция “Not Ready to Make Nice”, достигшая четвертого места в поп-чарте и выигравшая три награды, в том числе “Запись года”, на церемонии “Грэмми”. Но в кантри-чарте она осталась на скромном 36-м месте. The Dixie Chicks порвали с кантри, и трудно было винить их в этом. Их выбросили с кантри-радио – фактически подвергли цензуре – за то, что они озвучили вполне мейнстримное (пусть и дискуссионное) мнение на политическую тему. Без них эфиры кантри-радиостанций стали куда менее интересными – но, странным образом, и их собственная музыка, как только они перестали стремиться удовлетворить запросы кантри-аудитории, тоже стала менее интересной. Помню, что меня вся эта история повергла в уныние, потому что выиграли от нее только самоуверенные пуристы со всех сторон. Некоторые поклонники кантри убедились в верности собственных подозрений – мол, The Dixie Chicks всегда считали себя слишком крутыми для жанра, слишком интересничали на фоне певцов вроде Макинтайр или Тоби Кита. Но и подозрения некоторых поклонников группы тоже как будто оправдались: Нэшвилл оказался слишком корпоративно-охранительским, чтобы переварить такой независимо мыслящий ансамбль, как The Dixie Chicks. В современном кантри, получалось, нет места политическому протесту.

Где ваши яйца?!

В одну из весенних недель 1966 года самой популярной кантри-композицией в Америке была “Waitin’ in Your Welfare Line”^[23] Бака Оуэнса. Несмотря на заголовок, это не была ни песня протеста, ни даже песня о том, как трудно жить в бедности. Это была песня о любви – слегка юмористическая. Оуэнс смаковал заглавную строчку, словно хороший комедийный панчлайн – и, по сути, она таковым и была: “Я стану самым богатым человеком на свете в тот день, когда ты скажешь, что ты моя // Я изголода-а-а-ался по твоей любви, я стою в очереди за твоим социальным пособием”.

В ту же неделю на втором месте в чарте оказалась песня куда более политизированная: “The Ballad of the Green Berets”, ода американским войскам, ставшая неожиданным хитом. Певцом был сержант Барри Сэдлер, служивший медиком в силах специального назначения США (они же – “зеленые береты”). Текст композиции прославлял храбрость американских военных: “Это лучшие люди Америки”, – пел Сэдлер под скупой аккомпанемент, в котором не было слышно почти ничего, кроме отстукивающего марш малого барабана. Песня не призывала к войне – по крайней мере, она не делала этого впрямую. Но она была провоенной и создавала ощущение, что кантри-музыка должна быть явственно патриотичной и, возможно, подспудно анти-антивоенной.

В 1960-е политическая идентичность кантри была прочно связана с его демографической идентичностью. Жанр был южным, белым, принадлежавшим людям средних лет или старше. Мир кантри-мейнстрима был консервативным пространством – и по темпераменту, и по философии: от звезд ожидалось, что они будут избегать политических провокаций. В 1966 году Лоретта Линн выпустила хит “Dear Uncle Sam”, трогательную, но скорее деидеологизированную балладу об одинокой невесте солдата: “Он с гордостью носит свои цвета: красный, белый и синий / А я ношу лишь печаль в сердце, ведь он бросил меня ради тебя”. В 1971-м певец Терри Нельсон записал кантри-сингл, ставший своего рода провокативным сиквелом “The Ballad of the Green Berets” Сэдлера: песня “Battle Hymn of Lt. Calley” представляла собой оправдательный монолог Уильяма Келли, командира роты, которого в тот год осудили за участие в резне в Сонгми: “Я выполнял приказы и делал это добросовестно”. Она стала сенсацией – пластинка, по некоторым подсчетам, разошлась тиражом более миллиона экземпляров и даже оказалась упомянута в книге Хантера Томпсона “Страх и отвращение в Лас-Вегасе” (рецензия Томпсона: “Боже мой! А что это за ужасная музыка? <…> Нет! Мне почудилось! Это все наркотик”^[24]). Но несмотря на популярность, сингл редко звучал на кантри-радиостанциях и достиг всего 49-го места в кантри-чарте – Billboard писал, что менеджеры рекорд-бизнеса относились к нему с опаской. Фирма Capitol рассматривала возможность заказать кавер-версию песни у актера и кантри-певца Текса Риттера – но в конечном счете не осуществила этот план. В 1971 году, как и в 2003-м, жанр стремился оставаться вдалеке от политических потрясений.

Правда, далеко не каждый кантри-артист соблюдал это негласное правило. В 1969 и 1970 годах Мерл Хаггард выпустил два сингла, явно нацеленных на то, чтобы вокруг них ломались копья. Первый назывался “Okie from Muskogee” и представлял собой язвительный выпад в сторону хиппи от лица обычного человека из маленького городка: “Мы не сжигаем повестки посреди главной улицы / Потому что нам нравится жить порядочно и быть свободными”. Второй, куда менее ироничный, вышел под заголовком “The Fightin’ Side of Me” – в тексте автор напускался на всех, кто “попусту долдонит о наших войнах”, формулируя припев как угрозу: “Не нравится – не ешьте / Но считайте эту песню предупреждением”. Позже Хаггард утверждал, что не задумывал эти песни как анти-антивоенные заявления – он, дескать, писал словесные портреты американских мещан, а иногда просто шутил. Но обе создали кантри репутацию острополитической, даже кланово-политической музыки – теперь это был жанр для всех, кто терпеть не мог хиппи. И эта репутация за ним закрепилась, даже несмотря на то, что сам Хаггард оказался настроен вовсе не настолько анти-антивоенно, как многим показалось (в 2005 году, спустя много лет после того, как кантри-радио перестало ставить в эфир его песни, он выпустил решительный по интонации, но скучный по звучанию сингл “America First”, в котором был призыв к США “убираться из Ирака”).

Не последнее значение имело также и то, что сам Мерл Хаггард, писавший эти классические антихиппистские песни, ассоциировался с аутло-движением – контркультурным, но идеологически не вполне определенным. Историк кантри Майкл Стрейссгут описал его как “политически расплывчатое”, хотя это не обязательно было его слабостью: Вилли Нельсон объединял “качков и торчков” именно потому, что не призывал их присоединиться к той или иной политической борьбе. Впоследствии Нельсон оказался человеком либеральных убеждений, однако он всегда тяготел именно к той проблематике (поддержка американских фермеров, легализация марихуаны), в которой либералы и консерваторы скорее могли прийти к консенсусу.