Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа. Страница 59

Джонни Кэш, ярчайший из всех аутло, высказывался громче и четче – но месседж его был сложнее. В 1964 году он выпустил “Bitter Tears”, альбом, состоявший из песен о дискриминации коренных жителей США. Когда радиостанции равнодушно отнеслись к первому синглу с пластинки, “The Ballad of Ira Hayes”, о морпехе из племени акимель-оодхам, Кэш выкупил целую полосу в Billboard, чтобы задать вопрос: “Диск-жокеи, владельцы радиостанций, менеджеры и т. д. – где ваши яйца?!” (песня в итоге доползла до третьего места в чартах). При этом музыкант, поддерживавший президента Ричарда Никсона, показательно не присоединялся к движению против войны во Вьетнаме. После знаменитой речи Никсона про “молчащее большинство” Кэш сказал в эфире собственного телешоу в 1969 году: “Мои родственники и я поддерживаем президента США в его стремлении к справедливому и долговечному миру”. Год спустя его пригласили выступать перед Никсоном в Белом доме – президент попросил исполнить несколько конкретных копмозиций: в частности, “Okie from Muskogee” Хаггарда, а также “Welfare Cadillac” Гая Дрейка, хит-однодневку про человека, который радостно пользуется правительственными льготами. Но Кэш отказался выполнить эти заказы, спев вместо этого композицию “What Is Truth”, страстное, хотя и довольно расплывчатое высказывание на тему всяческих социальных потрясений. Ему определенно нравился образ правдоруба – а вот выбирать сторону, наоборот, не нравилось. В песне “Man In Black” 1971 года, подававшейся как декларация о намерениях, Кэш серьезно провозгласил, что “нужно менять все вокруг, куда бы мы ни шли”, – но это звучало не как протест, а как печальная констатация (и, видимо, как вечная истина).

Президент Никсон, республиканец, пользовался среди кантри-исполнителей масштабной поддержкой. В 1974 году, когда представление “Grand Ole Opry” переехало в новый зал, он выступил с речью на открытии. “Он стойкий оловянный солдатик, один из лучших наших президентов!” – сказал один из ведущих церемонии, первопроходец кантри Рой Экафф. Впрочем, в те годы у жанра не было фиксированной политической идентичности. Многолетний губернатор Алабамы, Джордж Уоллес, был членом Демократической партии – и при этом убежденным сторонником расовой сегрегации; в 1972 году Джордж Джонс и Тэмми Уайнетт, королевская чета кантри-музыки, участвовали в его фандрайзинговой кампании (Уоллес действительно принадлежал к кантри-сообществу: он приглашал кантри-артистов на разогрев перед своими публичными выступлениями, а его вторая жена, третья жена и сын в разное время пробовали себя в исполнении кантри-песен). Джимми Картер, умеренный демократ и бывший губернатор Джорджии, тоже был почитателем жанра, и некоторые музыканты считали его родственной душой: Лоретта Линн выступала в 1977 году на его инаугурации. “Может быть, теперь люди перестанут смеяться над тем, как я разговариваю, поскольку президент США разговаривает точно так же”, – заявила она. К этому моменту желание американских политиков заручиться поддержкой кантри-певцов стало поводом для шуток: сатирический фильм Роберта Олтмена “Нэшвилл” 1975 года рассказывает о политической кампании по сбору средств в этом американском городе, которая оказывается очень плохой идеей.

Только в Америке

По мере того как политическое разделение в США становилось все более предсказуемым, те же процессы происходили и в кантри-мейнстриме. Благодаря патриотическим, проармейским симпатиям кантри-музыкантов жанр стал ассоциироваться в основном с Республиканской партией – и к тому же неизбежно вела популярность кантри на Юге, а также в разрастающихся городках и поселках вокруг мегаполисов, где партия исторически имела сильные позиции. На церемонии вручения наград CMA в 1991 году появился Джордж Буш-старший – и отдал жанру дань уважения, сопроводив речь нарезкой патриотических выступлений предыдущих лет на сцене CMA: “Одна из причин, по которой я так люблю кантри все эти годы, – это его неослабевающая поддержка нашей страны, нашего флага, тех идеалов, на которых основано государство” (на похоронах Буша в 2018 года пела Риба Макинтайр). Гарт Брукс был одной из немногих звезд, кто выпадал из этого политического консенсуса: в интервью 1993 года с Барбарой Уолтерс он признался, что его сестра – лесбиянка, и добавил: “Извините, я не могу проклинать кого-то просто за то, что он счастлив и любит кого-то другого”. Но чаще всего политизированность кантри проявлялась скрыто, а не открыто. В отличие от Мерла Хаггарда, позиционировавшего кантри как секторальный жанр, противопоставленный контркультуре хиппи, музыканты 1980-х и 1990-х считали себя представителями мейнстрима – того патриотического сегмента населения страны, который делает вид, что он вообще не сегмент. В июне 2001 года дуэт Brooks & Dunn, исполнявший зажигательный вариант кантри-рока, выпустил яркий сингл “Only in America”; неизвестно, что звучало в нем громче – гитары или гордый месседж: “Только в Америке мы можем быть неограниченно смелыми в наших мечтах!” Однако к концу октября, когда песня попала на первое место в чартах, контекст изменился – и месседж, возможно, тоже.

Ни один музыкальный жанр не ответил с такой решительностью на террористические акты 11 сентября 2001 года, как кантри, обладавший готовым набором патриотического материала, склонностью к высказываниям на злободневные темы, а также исторически поддерживавший Республиканскую партию – к которой принадлежал и президент Джордж Буш-младший. Вслед за атакой террористов на радио вспомнили хит Ли Гринвуда 1980 года “God Bless the USA” – он попал даже в поп-чарты. Алан Джексон выпустил печальную песню “Where Were You (When the World Stopped Turning)”, особенно запоминающуюся из-за сдержанной подачи певца – словно Джексон мог лишь вздыхать да молиться. “Have You Forgotten?” Дэррила Уорли достигла вершины хит-парада в 2003 году – к этому моменту скорбь уступила место политическим дебатам; в композиции утверждалось, что любой, кто помнит 11 сентября, просто не может в здравом уме критиковать внешнюю политику Буша-младшего (он как раз тогда готовил США к нападению на Ирак). Но ярче всех выступил Тоби Кит, записавший в 2002 году одну из самых спорных и резонансных песен в истории кантри. Она называлась “Courtesy of the Red, White and Blue (The Angry American)”, и текст был не менее прямолинейным, чем заголовок: “Вы пожалеете о том, что связались с США / Потому что мы дадим вам пинок под зад – это по-американски!” Я побывал на концерте Кита три года спустя, в 2005-м, и песня все еще оставалась кульминацией его выступления – она не была лучшей из исполненных в тот вечер, но точно была самой электризующей, заставляющей толпу слиться в едином порыве. Это был вроде бы момент абсолютного единства – но он же, как это часто бывает, символизировал и, наоборот, разъединение; пригород Нью-Джерси, где происходило дело, с одной стороны, находился близко к месту терактов, а с другой – только что отказался переизбирать Буша-младшего на новый срок: за него проголосовало 46 % жителей, против – 53 %. Мощь песни Кита заключалась в ее недвусмысленности: она громко поддерживала американских солдат и войны, на которые те отправлялись, и столь же громко клеймила тех, кто был против этого. Это было абсолютно клановое выступление.

Впрочем, выяснилось, что, как и Хаггард ранее, Тоби Кит был устроен сложнее, чем казалось на первый взгляд. Подобно Хаггарду, он был отчасти аутло: записывался для независимых лейблов со своей родины, Оклахомы, отказывался переезжать в Нэшвилл. Параллельно тому, как “Courtesy of the Red, White and Blue” становилась классикой кантри, Кит продолжал подчеркивать, что он убежденный демократ и что на самом деле войны вызывают у него смешанные чувства (“Афганистан я поддерживал на 100 %, а вот про эту войну в Ираке как-то до конца не определился”, – рассказывал он в интервью Los Angeles Times осенью 2003-го). Песня вызвала шквал критики, что, в свою очередь, привлекло к нему множество новых поклонников. Одной из критиков была Натали Мэйнс из The Dixie Chicks: “Это создает кантри репутацию грубой музыки – кто угодно может написать «мы дадим вам пинок под зад»”, – сказала она в интервью Los Angeles Daily News. Вот с чего на самом деле начался конфликт между Мэйн и Китом – со спора об идентичности кантри-музыки. Кит победил в этом конфликте не потому, что его песня была лучше, а потому что в тот момент его мировоззрение лучше соответствовало мировоззрению тех, кто считал себя поклонниками кантри. “Мне неловко, что я дал себя втянуть во все это”, – сказал он на следующий год, вскоре после скандала. Но на его карьере эти события сказались самым решительным образом: даже когда в 2010-е годы его песни почти перестали ротироваться на кантри-радиостанциях, концерты продолжали привлекать публику. Среди его хитов был, в частности, жутковатый дуэт с Вилли Нельсоном “Beer for My Horses”, поощряющий суды Линча (“Найдите веревку в Техасе, потом высокий дуб / Поймайте всех этих негодяев и повесьте повыше прямо на улице”, – поет Нельсон). Но большинство песен Кита веселые и ироничные – например, “As Good as I Once Was”, где он предупреждает дружелюбных женщин и недружелюбных мужчин, что он не так стар, как кажется. На всем протяжении карьеры он оставался харизматичным, хулигански настроенным артистом – и однозначным символом кантри в его самой гордой и беззастенчивой ипостаси.