Игры судьбы - Матвеева Любовь. Страница 17

В городе было два кинотеатра – «Ударник» и «Октябрь», да в парке – летний кинотеатр, танцплощадка, зоопарк, цирк. Весной в парке бушевали черёмуха, сирень, а воздух был такой, что голова кружилась! А, может, от молодости кружилась. Подружка у меня Шура была, жили по соседству. Ухажёры случались, но чаще натанцуемся – и домой, иногда кто-нибудь проводит. Так я познакомилась со своим ровесником, Сашей Михайловым. Интересный, чуть повыше меня, стали дружить. Как-то пригласил он меня в кинотеатр «Ударник», пошли, а билетов не достали. Саша предложил:

– Пойдём, сходим к моему другу!

Я согласилась, пошли. Идём по улице ЛАГЕРНОЙ – теперь СОВЕТСКАЯ называется(!). Долго идём, до конца, я уже сердиться начала. А оказалось – он хочет меня с матерью познакомить, домой к себе ведёт! Приняли меня хорошо. Татьяне Митрофановне, его матери, я, видать, понравилась, потому что скоро Саша пришёл к моему брату Севастьяну, у которого я жила, свататься. Брат был не против, только говорит:

– Такая беднота и вы, и мы, какая свадьба? Так живите!..

Но Сашина родня не согласилась, устроили молодёжный вечер. Молодёжь тогда была скромная, в присутствии взрослых слово боялись сказать, верили в Бога, а скоро война началась. Свекровь мне говорит:

– Поля, Сашу вот-вот заберут в армию, сходите, распишитесь! Хоть шесть процентов бездетных, как у холостяков, высчитывать не будут!

Мы сходили, расписались, ЗАГС был тогда во дворе Главпочты, Сашу вскоре и забрали. В это время формировали 314-ю стрелковую Панфиловскую дивизию, и он ещё месяц в городе жил. Поселили их в казармах на территории горвоенкомата, за парком, видеться с родными не разрешали, так целый месяц и жили. Быть рядом – и не повидаться, может,

в последний раз? В какой-то выходной я приоделась и пошла. Идти далеко – от 3-й Горбольницы до Горвоенкомата – самую длинную улицу из одного конца города в другой! Притормозила попутная машина с цистерной, оказалось, нам по дороге. Так и получилось, что мимо часового я проехала в машине, беспрепятственно, прямо на территорию военкомата! Хожу по территории, озираюсь, где искать Сашу? Подходит ко мне сержант:

– Кто вы такая? Что здесь делаете? Почему без пропуска? Сейчас же уходите! – обидно, а что поделаешь, ушла. Ещё обиднее было узнать, что В ЭТО ЖЕ ВРЕМЯ Саша искал меня. Отпросился, пришёл домой, а меня нет… Так он и не узнал, где я была в это время, скоро их отправили на фронт.

Семья мужа ко мне относилась очень хорошо, исключительно! Вот когда только я узнала, что такое МАТЬ. Утром свекровь зачастую старшую невестку разбудит корову доить, а меня жалеет. Татьяна Митрофановна на фронт

проводила двух сыновей, мы ждали писем, надеялись на лучшее.

Мой Саша прислал несколько писем, а в 1942-м году пришло извещение: «Пропал без вести под Ленинградом». А про Павла, его брата, вообще ничего не написали, не сообщили – где он был и что с ним стало. Жену его Катей звали, вот и расти, Катя, вашего с Пашей сына сама! Все войны начинают мужчины, женщин не спрашивают. Дело женщин, считают они, рожать и выращивать сыновей, которых государство растить не помогает, а забирает на войну в любое время. Так было всегда, разве это справедливо?

Когда Саша уехал, я почувствовала, что беременна. Не решилась я рожать! Сама от всех завишу, ещё обузой с ребёнком на чью-то шею повеситься. Тогда все жили бедно, ели впроголодь, а одевались и вообще кто во что попало. Думаю – вернётся муж, наладится жизнь, ещё дети будут.

Тогда аборты запрещались, знакомая врач-хирург Клавдия Григорьевна, тем не менее, мне сделала. Свекровь упрекнула: «Родила бы, разве бы мы не помогли?». Но дело уже было сделано. Только через несколько лет мне врачи скажут, что детей у меня уже не будет никогда…

А пока я надеялась, что муж найдётся. Так бывало с некоторыми солдатами после их пропажи. Стала работать буфетчицей на Старом элеваторе, потом – торговать пивом. Утром прихожу на пивзавод, отчитываюсь за вчерашнее, сдаю деньги, снова выписываю пиво. Во время войны сначала одну-две бочки давали, потом стали три-четыре на день

Давать, везу их на телеге на торговую точку. Что скрывать, бывало, и «навар» приличный имела. А бывало, наоборот – подбежит какой-нибудь нахальный военный без очереди, сунет ведро и деньги комом:

– А ну, красавица, налей! У меня тут всё точно! Тороплюсь! – нальёшь, покупатель умчится, начнёшь считать – всё рубли да трёшки, мелочь, денег не хватает… А очередь ревёт:

– Давай быстрее!

Вечером, бывает, пересчитаешь выручку и за голову схватишься: то ли сама обсчиталась, то ли обманули? Ну а так посмотреть со стороны – весёлая, красивая, молодая, окружённая мужчинами, в белом фартуке стою, качаю насосом пиво – пенятся кружки, сыплются деньги, раздаются шутки,

пьяные заигрывания, улыбки! Стою вот этак как-то, работаю, вокруг меня всё кипит – тогда я в кинотеатре «Ударник» работала, от пивзавода. Зашла свекровь, постояла, посмотрела, послушала, а слышать она в последнее время худо стала, и говорит:

– Ох, Полина, разве ты будешь Шурку ждать? Вон какие ребята вокруг тебя вьются! – а у меня и мыслей дурных не было, ждала Сашу. Ждала,

пока была надежда, а как не стало – ушла жить снова к брату. Свекровь же так и лишилась обоих сыновей, остались вместо них только четыре строчки в Книге памяти…

Всё бы ничего на пивзаводе, да по сельхозработам замучили – одинокая, бездетная, чуть что из первых посылают на прополку, на уборку. Здоровье-то у меня всегда было неважное, тяжело мне это давалось. То на току работаешь, то молотилку крутишь, то на соломокопнитель поставят – техника примитивная, много ручного труда. На квартиру, бывает, едва

ноги притащишь. Хозяйка накормит, валенки в печь поставит с краю, смотрит – а я уже сплю. Утром наденешь тёплые валенки – и опять в стужу на весь день! А как-то хозяйка не рассчитала, и один валенок в печи сгорел, беда! Что делать? Без обуви я какой работник? Можно сказать, пострадала на производстве, и выдал мне колхоз в виде компенсации шерсти на новые валенки. Поехала я в город, заказала обувку мастеру – тогда больше ценили работу частников, они качественнее изделия катали. А потом как-то встречаю знакомую, Таисию Павловну, она была зампредседателя ОРСа «Главмука»:

– Полина, ты где работаешь?

– На пивзаводе, замучилась, всё по колхозам, по колхозам…

– Пойдём к нам!

Так я стала работать буфетчицей в столовой на старом элеваторе, оттуда меня перевели на 641-й завод (позже – им. Кирова), в магазин. В 1942–1944 гг. я выдавала талоны на хлеб. Всё бы ничего, но с талонами много возни было – их надо было наклеивать на бумажные ленты, чтобы сдать и отчитаться. Все вечера при керосиновой лампе приходилось просиживать, отдыхать не успевала. А то, бывало, отоварю знакомым хлебные карточки

вне очереди – очередным не хватало, им надо было на другой день приходить, скандал!

Потом опять на Старом элеваторе, стала работать не от ОРСа, а от Горпищеторга. У меня в магазине вся мелочь была: обувь, парфюмерия, галантерея – тогда любых товаров был недостаток. В 1951–1955 годах каждый продавец работал за себя, не было коллективной ответственности. Если

продавец заболел – магазин закрывался. А план-то давать надо!

У меня печень больная была. Как-то схватило, приступ начался – положили меня на операционный стол и вырезали желчный пузырь. Вовремя – уже гнойный был, и дали мне инвалидность. Ушла я на Колхозный рынок, в ларёк, а там холодно, тоже часто на больничном сижу. Всё это время живу у брата – уже восемь лет, и захотелось самой хозяйкой пожить. В 1954 году сосед-казах стал продавать дом за 12 000 рублей, огромные деньги! Кое-как набрали 6 000, остальные взяла в кредит, в банке. Чтобы не жить одной, брала девушек на квартиру. Сразу ставила условия: чтобы бак был полон воды, чтобы помогали убирать снег во дворе, это выполнялось беспрекословно! Бывает, ещё снег идёт, а они:

– Пойдёмте снег убирать!

– Подождите, – говорю им, – вот перестанет идти, тогда и уберём!