Подпольный Алхимик 2 (СИ) - Громов Эл. Страница 35
Айварс кивнул.
— Мне достаточно совсем немного времени для подготовки. Сегодня в полночь вас устроит?
— Да. Мой волк… что с ним будет, если ваш человек победит?
— Полагаю, что он умрет, если если не сможет одолеть противника. Это уж не мне решать, господин Ульберг.
— С чего вы взяли, что ваше имеете у себя именно необходимое мне противоядие?
— Я знаю, что небезразличная вам графиня была отравлена ядом Красы смерти. Зелье, которое я изготовил, вне всякого сомнения, служит противоядием от этого яда, как и от некоторых других.
— Вы проверяли?
— О да. Поверьте, Аксель, жизнь подкидывала мне презабавнейшие испытания, и мне приходилось пользоваться и ядами, и средствами устранения их последствий. К слову говоря, с графом Близзардом мы познакомились тогда, когда ему понадобилось от меня одно зелье.
— Когда я получу антидот? — задал я главный вопрос.
— Сразу же после окончания боя. Мы с вами договорились? — Айварс протянул мне руку.
Я молча пожал ее.
Остаток дня я провел дома со Скаем. Гулял с ним во дворе, играл, сидел рядом, гладя его. Волк, могу в этом поклясться, чувствовал мое душевное состояние, потому что в глазах его было тревожное ожидание.
Лишь вечером я решился на страшное. На предательство друга.
«Ты должен будешь сегодня ночью биться. С человеком. Ради Эйвы, чтобы она жила. Ты должен будешь биться и победить.»
Скай заскулил, выражая готовность исполнить любое мое повеление. Именно это и было предательством с моей стороны — принуждать его рисковать собственной жизнь ради меня.
«Прости меня, друг. Прости, но я не могу иначе. Я не могу ее потерять.»
Арена для боя находилась под землей — над нами был заброшенный военный склад.
В огороженном металлическими прутьями круге должны были биться человек и зверь.
Я попросил Ранда привезти нас сюда к назначенному часу. Пришлось рассказать ему, что к чему. В глазах моего водителя и друга плескался ужас.
— Мне очень жаль, граф, — шепнул он, когда мы уже добрались до места.
— И мне тоже.
Пространство вокруг было забито толпой — весёлой, отчасти захмелевшей от алкоголя, в изобилии продающегося здесь, и предвкушения хлеба и кровавых зрелищ. Нас со Скаем вначале провели в кабинет Лэнга, после чего мы вместе вышли к арене. К слову сказать, Айварс ничуть не испугался волка и даже не обратил на него особенного внимания. А вот толпа, увидев его, взорвала воздух воплями — восторг, ужас, трепет, экстаз носились вокруг сотнями звуков.
Ведущий вечера сказал несколько слов о предстоящем «веселье» и представил первого бойца по имени Скегги — на арену вышел двухметровый громила, весь покрытый жутковатого вида рубцами. Бритый его череп блестел на свету от многочисленных ламп, глаза были тверды и непреклонны, а губы растягивались в хищном оскале.
«Нет, не человек и зверь будут сегодня биться — а два зверя», впилась мне в мозг мысль.
На арену позвали второго бойца.
«Ступай, – велел я мысленно Скаю, — не подведи меня. Я верю в тебя. И… прости меня, друг».
Волк без единой попытки сопротивления вышел на арену.
Толпа загудела и зарычала в неистовом безумии.
«Как же вы отвратительны. Вас самих бы на арену — поглядел бы я, как вы гоготали бы, проливая собственную кровь», — с презрением подумал я о толпе, которая теперь, в своём неистовстве, лишь отдаленно напоминала людей.
Когда было скомандовано начать бой, Скегги стремглав метнулся к моему волку. В последний момент в его руке блеснуло лезвие ножа. Скай, зарычав, увернулся от удара и попытался вгрызться в ногу противника, но тот проворно отскочил.
Толпа скандировала имя человека, я мысленно умолял своего четвероного друга выйти живым из поединка.
Скегги вновь бросился на волка, пытаясь достать ножом до его шеи, но волк отпрыгнул назад, после чего, сделав обманный ход, резко прыгнул на мужчину. Зубы зверя клацнули в сантиметре от лица Скегги. Я едва успел проследить блеск металл, лизнувшего лапу своего друга: Скай зарычал от боли, а я впился ногтями в ладони, чтобы не закричать.
Глава 19
Сердце мое замерло от ужаса.
Нож Скегги царапнул лапу волка, тот сумел каким-то чудом отскочить, чтобы лезвие не прошило лапу насквозь.
Сердце в моей груди вновь забилось с робкой надеждой.
Смертельная пляска человека и зверя продолжалась: Скегги шел на Ская с ножом в руке, волк отступал назад.
Большая часть зрителей скандировала имя человека. Когда Скай начал отступать, в толпе раздалось улюлюканье. Но совершенно неожиданно для всех, в том числе и для своего противника, волк, сделав обманчивый ход, кинулся на Скегги и повалил его наземь. Но человек оказался нечеловечески силен — он отшвырнул Ская в сторону и сам навалился на него. Зверь и человек покатились по земле. Скегги сжал тело волка руками, будто обнимая. До моего слуха донеслось жалобное поскуливание. Я вздрогнул, предчувствуя страшное. Темное пятно, составлявшее борющиеся тела, распалось на две части: Скай сумел вырваться и упереться передними лапами в грудь врага. Из множества глоток зрителей вырвались изумленно-разъяренные вопли: чуть в стороне от противников валялась оторванная кисть Скегги, сам он издал единственный крик боли. Скай утробно зарычал и стал клонить пасть к горлу ставшего уязвимым врага, но я мысленно закричал: «Нет!».
Скай удивлённо застыл.
«Пусть живёт, дружище, он нам не враг».
Волк в последний раз зарычал, демонстрируя потенциальную угрозу, и отскочил от поверженного человека.
Айварс Лэнг протянул мне маленький стеклянный пузырек с розоватой жидкостью. Я принял плату.
— Почему ваш зверь не разорвал глотку моему бойцу, господин Ульберг?
— Быть может, спросим у самого волка? — отшутился я.
— Продадите мне его?
— Волка? — удивленно вскинул я брови.
— За очень хорошие деньги.
— Они меня не интересуют. А друзей я не продаю.
— Но бросаете в руки того, кто может разорвать его в клочья. — Губы Лэнга дрогнули в улыбке.
Я проигнорировал этот выпад и лишь сказал:
— Благодарю за зелье, господин Лэнг. И прощаюсь с вами.
— Что ж… если передумаете насчет зверя — сообщите мне.
Эйву выписали из родовой клиники спустя две недели после того, как я принес доктору зелье. Он не выразил ни грамма сомнения — ведь Эйва уже была на грани смерти, и в этом зелье, пусть и незнакомом для дока, была единственная надежда умирающей девушки.
Когда ее напоили лекарством, полученным мной от Лэнга, я сел возле графини и не отходил ни на шаг до глубокой ночи. Тогда она, наконец, пришла в себя, открыла глаза.
Грудь мою распирало от упоительного чувства громадного облегчения и предвкушения чего-то… светлого. Столько было за последний год дерьма, крови и грязи, что я с удивлением задавался вопросом: неужели мне не дождаться покоя в этой жизни? Лимит бед на мою долю давно превышен, сколько можно?
Чудесное исцеление Эйвы стало для меня своего рода символом надежды на перемены к лучшему, на то, что тьма, наконец, рассеется и впереди забрезжит свет новой жизни.
Когда Эйва узнала, что ее отец сидит за решеткой, на лицо ее набежала тень невыразимого ужаса. Мне было безумно жаль это хрупкое создание — недавно потерявшая мать, едва не погибшая от руки собственного отца, она, такая добрая, светлая, чистая, неиспорченная, не заслужила столько горя.
Суд над Бергом еще не назначили. Шло разбирательство в его деле. Граф признался не только в том, что стрелял в меня, но попал по ошибке в дочь, а также в том, что промышлял наркоторговлей. Столичная знать была ошеломлена новостями. Желтая пресса тут же принялась мусолить тему того, что граф из древнего уважаемого рода опозорил свой дом, запятнал его честь и далее по списку. Для Эйвы эти газетные вырезки были изощренной пыткой: в открытой ране девушки ковырялись грязными пальцами.