Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 116

135

В Париже мы провели всего две недели, причем инициатором преждевременного отъезда была Вероник. Видимо, ей не терпелось поскорее похвастаться перед родными и друзьями переменой семейного положения. Жилы в гостинице «Риц», но на этот раз в трехкомнатном номере: спальня, гостиная, кабинет. В последнем я написал несколько статей о театральной жизни в Женеве и Париже и вышедших в прошлом году романах Жозефа Рони «Борьба за огонь» и Джека Лондона «Мартен Иден», которые мне нравились в юности. Оба прочел на языке оригинала, купив в книжном магазине на улице Мишле, куда заглянул за научной литературой. Если первый роман еще можно каким-то боком прислонить к науке, то второй, наверное, попал сюда потому, что был на английском языке.

Самое главное — мы сфотографировались на фоне Эйфелевой башни. Фотография была цветная. Для этого нам пришлось долго стоять, не моргая и не шевелясь, пока в специальном аппарате велась съемка на фотопластину размером восемь на двадцать четыре сантиметра с тремя цветоделенными негативами. Потом их наложили друг на друга — и получилось то, что получилось. Стоило это удовольствие двадцать франков. Зато теперь никто не усомнится, что мы увидели Париж и остались живы.

В «Северном экспрессе» Вероник начала штыбовать меня, что приедем задолго до начала учебы, поэтому будет время наведаться в Кишинев к ее маме, хотя бы на пару дней. Жизненный опыт научил меня откладывать знакомство с тещей до ее смерти. Уговоры продолжались и в курьерском поезде «Санкт-Петербург-Одесса» и по возвращению на дачу «Отрада». Отмазы не канали. Я сдался, оговорив условие, что пробудем две ночи и одни день. Мол, работы выше крыши, надо готовиться к началу учебного года, помогать компаньонам.

Во Франции я накупил литературы по производству пленки для киноаппаратов и предложил выпускать ее в принятом в прошлом году, международном формате тридцать пять миллиметров с четырьмя отверстиями по обе стороны каждого кадра. В России уже есть несколько киностудий, которые называют себя ателье или мастерскими. Одна со знакомой мне фамилией «А. Ханжонков и Ко». Клепают кинухи на пленках зарубежного производства, очень дорогих. Если мы предложим на четверть и даже на треть дешевле, наша продукция все равно будет с очень высокой добавленной стоимостью. Компаньоны приняли мое предложение, попросили наладить производство.

Кишинев и в советское время был захолустьем, а сейчас и вовсе большая деревня. Хотя трехэтажный железнодорожный вокзал производил приятное впечатление. В городе попалось еще четыре трехэтажки. Более высоких зданий не заметил. Одноэтажный каменный дом, в котором жила моя теща, находился в новой части города, застроенной после присоединения к России. Придем, настроим, разовьем, облагородим, а нам потом из благодарности плюнут вслед и начнут вылизывать наших врагов, презирающих плюгавых аборигенов. В доме кухня, столовая, она же гостиная, кабинет, превращенный в библиотеку, две спальни, взрослая и детская, и закуток без окон для служанки Глаши — пожилой женщины, покорной и суетливой. Теще Светлане Владимировне Соколовой сорок восемь лет, но выглядит моложе. Она из ягодок опять. Старшую дочь пока не видел, но обе младшие пошли в маму, все еще красивую. Когда знакомились, подумал, что вдул бы ей. Теща «услышала» меня. И Вероник тоже. И каждый из нас понял, что другие поняли, что он понял…

Светлана Владимировна нашлась первой, прервав неловкую паузы:

— Представляла вас совсем другим.

— Я тоже рад, что вы оказались красивее, чем предполагал, — честно признался я, заставив ее смутиться еще больше.

— Мама, мы проголодались с дороги, — пришла на помощь Вероник.

— Да-да, мойте руки, проходите к столу. Глаша сейчас накроет, — засуетилась Светлана Владимировна.

Когда ночью мы с Вероник легли в детской комнате на широкую кровать, пахнущую девичьими снами, на которой сестры раньше спали втроем, жена задала вопрос тоном учительницы:

— Мама понравилась тебе?

— Почему спрашиваешь? — задал я встречный. — Ты ведь знаешь ответ.

— Интересно, что ты скажешь, — произнесла она.

— Если хочешь знать, как будет выглядеть твоя жена лет через двадцать, посмотри на тещу. Ты будешь выглядеть очень привлекательно, — вывернулся я из надвигающейся ссоры, после чего приласкал ее так, что Свете и Глаше тоже было не до сна.

Утром обе старались не встретиться со мной взглядом. Зато Вероник смотрела затянутыми поволокой глазами, словно я продемонстрировал такое впервые. Наверное, для нее важно было, чтобы мама поняла, почему увела меня у сестры, хотя вполне хватило бы и того, что я не беден.

Обедали мы в самой престижной сейчас гостинице «Швейцарской», расположенной на углу улиц Московской и Семинарской, в кругу родни — тещи и семейства Антиохиных: мужа Андрея Исааковича, тридцати двух лет, окончившего юридический факультет Императорского Новороссийского университета и служившего помощником городского головы; жены Ирэн (Ирины) Юрьевны, в девичестве Соколовой, двадцати девяти лет; их десятилетнего сына Николя (Коли), который в этом году начет учебу в гимназии; семилетней дочери Мэри (Маши). Есть еще двухлетний Жан (Иван?), оставленный дома с няней. Как догадываюсь, французские вариантами имен появились в семьях после того, как дочери Соколовы попали в Одесский институт благородных девиц. Их мама, закончившая гимназию в Кишиневе и сразу выскочившая замуж за одного из своих учителей, этим не страдала. Мой свояк стремительно полнел, причем в первую очередь лицом, круглым и улыбчивым, с длинными казацкими усами. На замечания жены не реагировал от слова совсем. Свояченица не так красива, как ее мама, желания не вызывала. Скорее всего, пошла лицом в папу. Впрочем, я видел его только на пожелтевшем фото, висевшем на стене, на котором он с густыми темно-русыми усами и бородой. Если эту растительность поместить на лица средней и младшей дочерей, то тоже будут в папу. Коля и Маша разглядывали меня с детской непосредственностью. Видать, что-то подслушали из разговоров родителей о моей связи по очереди с обеими их тетями.

Я заказал полусладкое шампанское для дам и местное каберне для себя и свояка. Дальше каждый выбирал по своему вкусу. Я, как обычно, попробовал местные блюда: яйца, фаршированные грибами и куриной печенью; суп чорбу на борше (кислом квасе), в котором маленьких кусков баранины было больше, чем всего остального вместе взятого; токану — рагу из кусочков говядины, свинины и курятины, которые долго томят с томатами, паприкой и другими специями; сармале — голубцы из завернутой в виноградные листья, рубленой телятины с рисом; титимеи — колбаски без кожуры из баранины и говядины, типа кебаба; бабу нягре (черную бабку) — пухлый, как омлет, шоколадный пирог. Маша смотрела с неподдельным любопытством, как я умолачивал все это, и, наверное, пыталась понять, почему я до сих пор не такой толстый, как ее папа.

Андрей Исаакович Антиохин был сыном головы Могилева-Днестровского и знал моего компаньона, купца первой гильдии Бабкина, с которым, как я догадался, его отец мутит дела. Так что, если будет нужна помощь в Кишиневе, всегда пожалуйста. В ответ я пообещал, что помогу Коле, если надумает учиться в университете. К тому времени, когда пацан окончит гимназию, уже будет не до университета. Так и помощь в Кишиневе нам не нужна.

Засиделись допоздна, потому что все были обязаны выслушать, как мы расписывались в Женеве и о самом городе, а потом впечатления о Париже. Каждый интеллигентный человек обязан побывать в столице Франции или хотя бы послушать рассказы тех, кто сподобился этой чести.

136

Не скажу, что сильно волновался, когда шел читать первую лекцию не под присмотром старшего коллеги. Успокаивала мысль, что, если не получится, так тому и быть, займусь чем-нибудь другим, благо выбор есть. Зашел в аудиторию, увидел десятка три первокурсников, пришедших на первое занятие по технической химии, и мне стало почему-то смешно. Они, наверное, думают, что профессора в университете отличаются от гимназических преподавателей в лучшую сторону, а тут всё еще более запущено. С трудом справился с собой, поздоровался с ними серьезным тоном. Рассказал, чем именно мой предмет отличается от других, изучаемых на отделении химии, перешел к первой теме — технологии неорганических веществ и как-то незаметно увлекся и проболтал до звонка на перемену — дребезжания обычного колокольчика, с которым, отчаянно тряся его, расхаживал дежурный по коридорам. В общем, преподаватель — этот тот, кто любит поболтать, но чтобы его не перебивали. Сразу вспомнил свое капитанство в британском военном флоте.