Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 12

— Могу. Приходите завтра часам к пяти вечера. Надо будет по светлому миновать минные поля. На всякий случай захватите еды на трое суток и одеяла. Ночи уже теплые, но всякое может быть, — предупредил я, посчитав, что, если успею до вечера продать всю муку, то матросы сильно устанут, так что лучше отправиться в путь на следующий день.

Утром я купил доски, бревна и нанял бригаду китайцев-плотников, чтобы по-быстрому сколотили в трюме подобие частично разборных, сплошных нар, как на пиратском судне. Разница была только в том, что располагались немного выше, чтобы под них можно было закатить и закрепить часть пустых бочек. Остальные разместим на главной палубе. Нары застелили соломой и накрыли запасными парусами. В носовой части сделали выгородку для ночной посудины.

Пассажиры начали прибывать в начале пятого вечера. Первым прикатил геолог Раставин Миша на двух рикшах, потому что багажа у него было много, как у купеческой дочки приданого. Наверное, менял наряды перед каждым походом в горы на поиски железной руды. Матросы помогли перенести барахло в трюм.

— Наконец-то уеду из этого чертового места! Как оно мне надоело! — искренне воскликнул он, переходя по мостку на борт джонки.

— Не торопись прощаться! — шутливо посоветовал я. — Может, нас перехватит японский миноносец, и ты еще долго пробудешь в этих краях.

— Типун тебе на язык! — как бы тоже в шутку бросил Миша Раставин, после чего спросил: — Они что, и стрелять по нам могут?

— Конечно, — подтвердил я и, поскольку не хотел видеть его на палубе, посоветовал: — Так что лучше сиди в трюме. Туда попадут в последнюю очередь.

Минут через двадцать приехала на извозчике семья горного инженера, обладателя роскошной бороды, из-за которой походил на старообрядца. У него была чопорная смуглокожая жена, напоминавшая копченую селедку, и трое детей — мальчики трех, шести и восьми лет. Вот кто радовался путешествию. Они облазили джонку от киля до клотика. У меня даже создалось впечатление, что детей на ней не меньше трех десятков. Следом за ними прибыло семейство парикмахера, щуплого мужичка, шедшего довеском к своей жене-толстушке и четырем детям, мальчиков и девочек поровну. Они прикатили на всякий случай, а если я не соглашусь, уедут, но сразу же устремились на борт джонки. Впрочем, я не возражал, потому что заплатили строго по тарифу. Последними, опоздав минут на пятнадцать, прикатил стеснительный мужчина, договаривавшийся со мной вчера. Когда глянул на его расфуфыренную жену, на голове которой шиньон из черных волос был высотой с полметра, я понял, что они прибыли очень даже вовремя, это часы куда-то спешат вместе со мной. Их сын и дочь присоединились к ватаге, уже обжившейся на джонке, и я сразу вспомнил старые добрые времена, когда командовал пиратской шхуной с открытыми бочками рома на палубе. Вместо спиртного в бочках были остатки муки, поэтому детишки вскоре напоминали крупные пельмени перед варкой.

Джонка сразу отправилась в рейс. Пользуясь слабеющим отливом, понеслась с попутным ветром по проливу сперва на внешний рейд, а потом медленнее против ветра между берегом полуострова Тигровый хвост и минными полями. Опасный участок добили уже в темноте, после чего я малость подкорректировал курс и пошли прямо на Чифу. Если не считать маневры в порту и проливе, линия Порту-Артур-Чифа — мечта экипажа. Один курс, постоянный ветер, мало работы с парусами. Детвора к тому времени выбегалась и завалилась спать в трюме. Их родители еще с полчаса стояли на высокой корме, глядя на огни в городе, фортах и на батареях, точно ждали, когда в головах перевернется страница жизни в Порт-Артуре и откроется следующая, пока чистая. После чего удалились в трюм, сперва дамы, потом мужчины. Там покачивалась на вбитом в подволок, железном крюке стеклянная масляная лампа, дававшая тусклый свет, достаточный, чтобы осветить проход между нарами и к загородке с ночной посудиной. Как там разместились пассажиры, я не смотрел. Это их проблемы. Главное, что жалоб не было. Не тот случай, чтобы требовать комфортные условия.

Я долго не ложился спать. Перед выходом мне сообщили, что с наблюдательного поста на горе Золотая видели на горизонте два японских корабля, ждали нападения. Только когда миновали гору Лаотешань, посеребренную вышедшей, стареющей луной, я решил, что южнее полуострова вражеские военные корабли вряд ли заплывут, нечего им тут делать. Расположился на тюфяке, набитом соломой, на корме под навесом. Днем уже жарко, но не очень, а ночью тепло, и дожди идут редко. Самое лучшее время суток лучшего времени года в этих краях. Сон не шел, поэтому пялился на небо, щедро усыпанное ядреными звездами, и думал, кто я есть такой и какая есть моя задача? Ответов было много и все мимо. Как только начинаешь думать о смысле жизни, появляется желание удавиться.

Перевозка пассажиров оказалась очень выгодной, особенно если взять их раза в три больше, сделав нары двухъярусными. Из Чифу пришлось бы брать меньше грузов, но и возни с ними тоже поубавилось бы. Жадность нашептывала, что нет стопроцентной уверенности, что наберу пассажиров на следующий рейс, поэтому на всякий случай опять купил муку в бочках. На этот раз загрузил почти двенадцать тонн, но закидали их в трюм так же быстро, как предыдущую партию, потому что у меня появились деньги на грузчиков. Рядом с пирсом постоянно тусовались с сотню китайцев, готовых за скромную плату выполнить любую работу.

В рейс вышли часа за два до вечерних сумерек. Ночью ветер подубился, но к часам десяти утра увидели гору Лаотешань, причем западнее, чем я предполагал. Наверное, течение снесло джонку. Примерно на таком же курсовом углу и расстоянии, но восточнее, увидел темный силуэт корабля, скорее всего, японского. Я взял круче к ветру, чтобы быстрее поджаться к берегу. На его фоне джонка с серыми парусами будет не так заметна. Впрочем, пока случаев нападения японцев на китайские парусники не было.

В Торговый порт прибыли во второй половине дня. Только ошвартовались, как прибыл хозяин ближней таверны, довольно рослый мужик с грубоватым лицом. Раньше я видел таких только в гренадерских ротах. Видимо, изготовления хлеба стало не менее опасным делом.

— Готов забрать у тебя весь товар. Сейчас привезут весы, — предложил он. — Больше не буду продавать на развес, а только в бочках, — сообщил я.

Слишком дешевый товар, чтобы возить его туда-сюда, создавая помехи пассажирам, и возьми много. Предполагал, что покупатели попробуют отказаться, чтобы продавить цену, но хозяин пекарни согласился сразу. Правда, он предположил, что будет, как в прошлый раз, всего четыре тонны, и больше не потянул.

— Не хочу кредит брать в банке. Время смутное, всякое может случиться, — объяснил переквалифицировавшийся гренадер.

Я нанял за пятак русского вихрастого пацаненка для доставки писем от перевезенных в Чифу пассажиров, которые, как догадываюсь, информировали своих друзей-приятелей, что добрались благополучно — запустил сарафанное радио, хотя даже последнего слова пока нет, насколько знаю. Мои матросы и нанятые помощники-китайцы до темноты перегружали бочки с мукой из трюма на две телеги и одну арбу, запряженную парой длиннорогих волов, нанятые хозяином пекарни.

Пока занимались этим, подошли приказчики из других пекарен. Я объяснил им новые правила и предложил, если согласны, приезжать утром за товаром. Так понимаю, выбора у них нет, потому что интенданты тоже продавали муку вместе с тарой, которая потом сгодится разве что на дрова, а у меня товар дешевле и качество намного лучше.

На следующее утро продолжили перегрузку бочек на транспортные средства других хлебопеков, закончив до полудня. Всё это время подходили разные люди, желавшие узнать, сколько будет стоить перевоз в Чифу и когда отправление. Наученный горьким опытом, я назначил отход на вторую половину дня. Кто первым придет, тот и уплывет. Будет гарантия, что до захода солнца уж точно снимемся.