Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 13

Когда осталось выгрузить восемь бочек, уже оплаченных, ко мне подошел офицер в белом кителе, представившийся капитаном интендантской службы Павловским.

— Нам бы поговорить наедине, — тихо сказал он.

— Сейчас отдам распоряжения работникам, и сходим пообедаем в трактире, — предложил я.

На причале уже лежали дески и брусья для сооружения второго яруса нар в трюме джонки и стояли рабочие-китайцы, готовые быстро выполнить эту работу. Я выбрал из них самого смышленого с виду, спустился с ним в трюм и объяснил на китайском языке, что именно надо сделать, а своим матросам — проконтролировать, пока меня не будет,

Трактир назывался «Старый город», причем первое слово иного, более светлого цвета. Видимо, поменяли недавно. Помня китайскую методичку, что за одного пьяного делового партнера двух трезвых дают, я заказал бутылку водки двойной очистки и услышал отказ.

— Их превосходительство генерал Стессель запретил продавать белое и красное вино, только пиво-с, — объяснил половой — конопатый малый с дергающимися веками левого глаза, будто подмигивал.

Я еще подумал, что с таким тиком надо продавать резинки, как сейчас называют презервативы, прыщавым гимназистам старших классов. Кстати, резиновое изделие номер один стоит в зависимости от производителя (британские и немецкие дороже) от шести до тридцати пяти копеек за штуку. За такие деньги можно наесться. В общем, для бедняков та еще вилка. Из салатов нам предложили только квашеную капусту, а из мясных блюд — пожарские котлеты из рубленого куриного мяса с кусочком сливочного масла в середине, панированные в пшеничных сухарях. Видимо, это предки котлет по-киевски. Как сообщил половой, с другим мясом сейчас проблемы. Только конины много, но господам ее не предлагают, а кур у китайцев не пересчитать.

— Вот о мясе я и хотел с тобой поговорить, — подхватил тему мой сотрапезник, с которым еще по пути к трактиру перешли на ты. — Не мог бы поставлять нам, армии, солонину или мясные консервы? Мы заплатим хорошую цену: за фунт солонины пятьдесят копеек, за фунтовую банку консервов семьдесят.

Как во время первой примерки костюма нажаловался мне портной Трахтенберг — ходячий справочник рыночных цен — до начала войны свежее мясо стоило двадцать-двадцать пять копеек. Солонина должна быть немного дешевле. Про консервы, которые и в России называют «дохлым французом» в память об их изобретателе, портной ничего не говорил, но, наверное, порядок цен был такой же, как предложенный капитаном Павловским. После начала боевых действий всё подорожало. К моменту моего визита в ателье — раза в полтора. Предложенные интендантом оказались выше втрое. Я подумал, что взяли с прицелом на будущий рост. Всё оказалось проще.

— Но десятую часть полученной суммы придется вернуть, — закончил офицер царской армии и посмотрел напряженно, предполагая, наверное, как вариант, нервную реакцию.

— Откат нормальный, — успокоил я.

— Откат? — не понял он.

— Так в Одессе называют процесс взаимовыгодного сотрудничества с чиновниками, — на ходу придумал я объяснение.

На этот благословенный город можно списывать любые чудачества, особенно в сфере коррупции.

— Буду знать! — весело произнес он, после чего мы обсудили детали.

Расставаясь с капитаном Павловским, я подумал, что в России настоящее отличается от прошлого и будущего только названием основополагающих традиций.

15

Вечером джонка отправилась в рейс, набитая пассажирами до отказа. Нескольким мужчинам пришлось спать на парусах, расстеленных на главной палубе, используя вместо подушек кранцы из джута. Я предлагал им подождать до следующего рейса, но сказали, что как-нибудь потерпят. Не врали, никто не ныл, хотя ночь выдалась удивительно холодной, точно март решил вернуться на несколько дней. Как по мне, не такое уж и суровое испытание, хотя выросшим на перинах будет, что вспомнить. Может, этот опыт пригодится им, если доживут до революции и Гражданской войны.

Когда пришли в Чифу, там как раз швартовался грузопассажирский винтовой пароход «Сирса» с тремя мачтами и парусным вооружением, как у баркетины, принадлежавший Британо-Индийскому пароходству, который работал на линии Гонконг — Инкоу. Он стоял до утра, поэтому у привезенных мной беженцев было время купить билеты, разместиться и написать письма своим знакомым в Порт-Артуре с сообщением, как удачно всё сложилось у них. Лучшей рекламы для меня не придумаешь, поэтому пообещал, что почта будет доставлена бесплатно.

Солонину для русской армии я купил в британской фирме «Дуглас и партнеры». Обслуживал меня задумчивый шотландец Фергус Макклинток — тридцатишестилетний высокий худой мужчина с вытянутым костистым лицом, на котором темно-русые брови по длине и густоте спорили с усами, плавно переходящими в бакенбарды. Одет он был в темно-коричневый сюртук, от которого, как мне показалось, пованивало дедушкиным сундуком. После каждого моего вопроса шотландец зависал на несколько секунд, а потом отвечал подробнейше занудным тоном учителя младших классов. Стандартную бочку солонины емкостью сто шестьдесят три литра он предложил в пересчете на рубли по семьдесят семь, потом сбавил до семидесяти пяти. Получалось почти в три раза дешевле, чем купят у меня. Русские кредитные билеты Фергус Макклинток брать отказался, поэтому прогулялись с ним в британский банк «HSBC» («Банковская корпорация Гонконга и Шанхая»), довольно помпезное двухэтажное здание с колоннами, где неторопливый клерк-ирландец без разговоров обменял бумажные рубли на бумажные фунты стерлингов. Я купил почти на все деньги двадцать шесть бочек солонины, часть которых разместил на нарах, убрав на время солому и парусину. Пассажиров на Порт-Артур все равно не было.

Ночью на переходе попали в грозу. Поливало, громыхало и блымало от души. Молнии были ослепительно яркие, продолжительные и «кустистые», словно должны были запустить «щупальца» в каждую волну. Матросы, включая рулевого, сдрыстнули в трюм, не реагируя на мои ругательства и угрозы на китайском языке, и выбрались на палубу только после окончания грозы. Пришлось мне, закутавшись в кусок брезента, порулить немного, вспомнить юность. От злости собрался уволить матросов по прибытию в порт, а потом успокоился и пришел к мысли, что новые будут не лучше. Для необразованных людей молния — это что-то запредельное, божественное, чему противостоять бессмысленно и даже безрассудно. Впрочем, и для многих образованных тоже.

Кстати, на Аппенинском полуострове еще со времен римлян из деревьев, пораженных молнией, делали музыкальные инструменты. Считалось, что звучат лучше. То ли мне медведь на ухо наступил, то ли попадались подделки, но разницу не замечал.

В Торговом порту ошвартовались перед сумерками. На пирсе уже ждал капитан Павловский. Наверное, оповестили о нашем приближении с наблюдательного поста на горе Золотая. Джонка у меня приметная, не перепутаешь. Узнав, что солонина английская, капитан даже проверять не стал.

— У них поставщики не такие жулики, как наши, — объяснил он.

Мы договорились о цене и откате и что выгрузку начнем утром, после чего отправились в трактир «Старый город», чтобы обмыть сделку. Я прихватил с собой бутылку бордо, купленную в Чифу.

Сразу вспомнилась советская молодость, когда приносили с собой спиртное в столовые и кафе. Распивать там запрещалось, но, если не наглеть, никто не обращал внимания, а уборщица с радостью забирала пустые бутылки, чтобы сдать их в пункт приема стеклотары по цене двенадцать копеек штука. Там выдавали чек, на который можно было отовариться в магазине, которому принадлежал этот пункт. Обычно покупали что-нибудь дешевое и получали сдачу наличными.

Не знаю, принимают ли сейчас стеклотару в Порт-Артуре, но половой тоже обрадовался, увидев бутылку вина. Может быть, считал, что подвыпившие клиенты больше дадут на чай. Приняв заказ, он принес бокалы, откупорил бутылку, налили нам. Темно-красное вино было ароматным и вкусным.

— Черт, как мне хочется вернуться домой, в Киев, к нормальной жизни! — сделав несколько глотков, горько воскликнул капитан Павловский.