Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 81

В кабаре есть зимний зал и летняя площадка, которая сейчас закрыта. На ней высится огромный, выше крытой сцены, слон из алебастра. В зимнем зале столики стоят плотно, как принято в дешевых заведениях. Официант в белом фраке, черных штанах и выражением всезнайки на вытянутом лице, словно защемленном в двери во младенчестве, предложил нам столик у сцены.

— Мне не нравится, когда грязь с подошв летит в тарелку, — отказался я.

Всезнайка то ли не ведал, что подошвы бывают грязными, то ли просто не любил, когда с ним не соглашались, то ли, что скорее, лохи, которые садились у сцены, давали больше чаевых, но изогнул сомкнутые губы в скобку уголками вниз. Обида прошла, когда я начал заказ с розового шампанского за два франка. Конкуренция между кабаре сейчас жесткая, поэтому цену не ломят. В «Рице» все намного дороже. Впрочем, там и качество напитков и еды выше. К шампанскому выбрал устриц, нисуаз (салат из анчоусов, вареных яиц и разных трав), омара, сыр с оливками и суфле. Устрицы сейчас считаются афродизиаком. В подобных заведениях их жрут тоннами, поэтому трудно нарваться на несвежие.

Представление было так себе, на уровне тайских трансвеститов. Выступали не только женщины, но и мужчины. Пели, плясали. Главный номер — канкан (с французского — гам). Шесть длинноногих кобыл сбацали, задирая ноги и подолы длинных платьев так, что порой были видны не выбритые лобки. Кое-кто из представителей так называемого сильного пола ахал с подвыванием, как сексуально озабоченный подросток. После чего этих девиц растащили по столикам те, кто угостит щедрее. Это только за посидеть рядом. Все остальное за дополнительную плату. Немного завидую примитивным людям: им так мало надо для счастья.

Лилиан Годар представление очень понравилась:

— Как я хочу выступать так же!

— И в чем дело⁈ — удивился я. — У тебя длинные стройные ноги. Возьмут запросто.

— Я не такая красивая, как они, — огорченно молвила девушка.

— Ты красивее, — заверил я. — И для канкана главное не лицо, а то, что выше и между бедрами. Так что наведайся сюда завтра, поговори. За спрос денег не берут.

Она сходила и была принята. Правда, первые две недели училась танцевать без оплаты, что было не трудно, потому что жила и питалась за мой счет. До дебюта Лилианы Годар я не дожил, уехал в Одессу, потому что заканчивались каникулы. Дал девушке сотню франков подъемных и оплатил извозчика, который отвез ее на Монмартр, нынешнюю окраину столицы Франции, за которой начинались виноградники. Там Лилиан Годар будет жить с двумя товарками в квартирке в мансарде, пока не найдется состоятельный мужчина и снимет ей отдельную. Если бы не я, могла бы, повидав Париж, остаться порядочной девушкой, выйти замуж, нарожать детей и умереть в Анси. Не знаю, что хуже.

88

Я счастливый человек: с радостью уезжаю надолго из дома, с радостью возвращаюсь. В Одессе все еще стреляли и взрывали, хотя уже не так часто. На нашем хуторе, как я называл дачный район, в котором жил, и вовсе был тихо и спокойно зимой. Кроме меня, остался только художник, вечно пьяный, вечно молодой. Не знаю, на что он живет, потому что не видел с мольбертом. Может быть, работает только в студии. Несколько раз видел, как к нему приходили женщины днем и ненадолго, скорее всего, натурщицы. Или он тупо пропивает наследство, как и я, согласно легенде.

Стефани приехала в воскресенье утром, на следующий день после отправки мной телеграммы. Сообщила ответной, что купила билеты на ночной поезд в первый класс, в Одессе будут в девять сорок пять утра. Я пообещал, что встречу их. Подозреваю, что решила так потратиться из ревности. Когда я провожал сестер в Кишинев, она догадалась, что у нас с Вероник есть какой-то секрет. Видимо, младшая сестра раскололась, поэтому приедут утром, чтобы не оставаться на ночь у меня. Обе были в новых фиолетовых платьях и черных пальто с рыжим лисьим воротником. Это, наверное, чтобы я сразу увидел, что данные мной деньги на обновки для обеих потрачены по назначению. Стефана ни на миг не оставляла нас с Вероник одних. Впрочем, напрягаться ей пришлось недолго, пока не добрались вслед за носильщиком до привокзальной площади, где поджидал Павлин. Там она увидела на сиденье подарок — три французские шеллаковые пластинки для граммофона. У кого-то в меблированных комнатах есть это звуковоспроизводящее устройство, довольно хриплое, но девицы слушают его с упоением и даже, по словам моей содержанки, устраивают танцы шерочка с машерочкой. Стефани расслабилась от радости и упустила момент, когда я сжал теплую ладошку Вероник, оставив в ней свернутую трубочкой десятку. Павлин повез их в меблированные комнаты, а я пешочком прогулялся до дачи «Отрада». Для середины января день выдался солнечный, теплый, градусов пять-семь выше нуля.

Вечером мы пошли в Русский театр на пьесу Бернарда Шоу «Человек и сверхчеловек». Раньше не видел, поэтому согласился составить компанию. Пьеса сейчас в моде у интеллигенции, которая пытается свалить собственную импотенцию на царя, потому что главный герой анархист, а как по мне, такая же пародия на революционера, как Рахметов из вымученного опуса «Что делать». Видимо, поэтому цензура и пропустила пьесу.

Обе мои дамы были в новых платьях: Стефани в серебристом, Вероник в бирюзовом. Обе пользовались вниманием сильного пола. Обе прямо-таки таяли под заряженными мужскими взглядами. А я делал вид, что обе порядком надоели мне, чтобы позлить и жертв, и охотников, которые не догадывались, что играют противоположные роли.

Пьеса — английская пародия на роман Тургенева «Отцы и дети» — показалась мне так себе. Может, потому, что режиссер тужился сделать из нее легкую комедию, но юмор — дело очень серьезное. Уж у Бернарда Шоу точно. Да и игра актеров была не ахти. Главный герой казался слишком уж сумасшедшим, то есть революционным, а главную героиню играла молодая красивая актриса, на чем ее таланты и заканчивались. Вместо того, чтобы тонко сыграть пассивную одноногую росянку, выложила саму себя — активную двуногую хищницу. К тому же, пьеса понравилась всем дамам, не только моим, что было окончательным приговором.

Потом мы отправились в ресторан «Татарский», который находился в здании гостиницы «Большая Московская», построенной года полтора назад на Дерибасовской напротив Городского сада. Дамы поехали на пролетке, а я прогулялся пешком. В ресторане перед Рождеством появился новый шеф, татарин по национальности, и заведение стало модным. В Одессе легко стать, но тяжело остаться.

Большую часть меню составляли обычные блюда русской и европейской кухонь, но был несколько татарских, точнее, кочевнических, которые я ел еще до появления этого племени. Наковырял из меню несколько таких блюд: тутырму (колбаса из конской печени с рисом), шурпу из баранины, манты, кыстыбый (обжаренные лепешки с пшенной кашей) и к ним итальянское белое пино-гриджо, а на десерт к чаю яблочную пастилу и уруму (хворост) с медом.

— Мне тутырму подать холодной под рюмку водки, а дамам — горячей, — объяснил я официанту.

Когда он принес водку и колбасу, сообщил, улыбаясь:

— Шеф спросил, не татарин ли вы?

— Поскреби русского — найдешь татарина, — процитировал я савойского графа Жозефа де Местра, «Санкт-Петербургские вечера» которого купил в Женеве и прочитал в «Северном экспрессе» по пути в Санкт-Петербург, где всё ещё вечерело.

Стефани, видимо, жестко проинструктировала младшую сестру, потому что та почти не говорила со мной, только короткие ответы. Зато с сестрой с восторгом обсудила пьесу. Послушав их, понял, чего надо избегать в статье для газеты «Одесские новости». Когда закончили трапезу, Вероник сразу заторопилась в меблированные комнаты, и Стефани пошла со мной, чтобы проводить ее до пролетки. Мне даже пришлось предупредить официанта, что мы не удираем по-английски.

Вернувшись за столик, моя содержанка спросила:

— Тебе что, пьеса совсем не понравилась?

— Несколько шуток были превосходны, — коротко ответил я.