Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 93

Мне было интересно, ради кого приглашен, или местный женский совет еще и сам не определился, устроил общие смотрины? Посадили меня рядом с Кларой Пфефель. Ее отцу-немцу (мама русская) принадлежат три паровые мельницы на Пересыпи возле порта и пакгауз, где хранилась мука перед погрузкой на суда. Видимо, одна мельница пойдет в приданое к сиськам, которые надо было срочно пристроить, пока не стали еще больше. Девушка вскоре перестала нервничать из-за того, что я не обращаю на них внимания, перестала сжимать плечи, чтобы казались меньше.

Кормили у Бабкиных отменно: паюсная икра, холодные вареные телячьи языки, ветчина со слезой (выступившим соком на разрезе), салат оливье, уха тройная с пирожками с разной рыбной начинкой, суп-пюре из дичи, баранина с лапшой, филе ренессанс (куриное филе с томатным соусом), рябчики, бифштекс по-гамбургски, бефстроганов, а на десерт секрет дагмары (маленькие бисквитные пирожные с мармеладом внутри), пироги с фруктами, мороженое, варенья, свежие фрукты, чай, кофе, сельтерская, содовая, лимонад из свежих плодов. Из спиртного — коньяки, водка, вина самые разные. Мне понравились наливка из черной смородины, изготовленная, как заверил хозяин, в Херсонской губернии. Надо будет купить несколько бутылок. Хорошо пойдет зимой, напоминая, что лето близко.

После обеда, который продолжался часа три, гости с трудом выбрались из-за стола. Теперь понимаю, почему буржуазию не загонишь на баррикады. Дамы отправились в салон потрындеть за жизнь, часть мужчин перебралась в курительную комнату, остальные расположились за карточными столами. Молодежь пошла в танцевальную залу. Там оркестр из пианиста, двух скрипачей, гитариста и аккордеониста наяривал шлягеры, как будут говорить в будущем. Я отказался, сославшись на то, что не умею танцевать.

— Совсем-совсем⁈ — не поверила Клара Пфефель.

— Юность провел в Китае, а там не принято танцевать, — соврал, разочаровав девушку, уже решившую, что я именно тот самый герой, для которого важна ее душа, а не сиськи.

Я предпочел поболтать с Шаей Лейбовичем Карапатницким, бывшим попутчиком в поезде «Киева-Одесса». Как я понял, он ведет дела с Бабкиным и другими оптовыми торговцами зерном. В Одессе Шая Лейбович слыл легендарной личностью: несколько раз члены экипажей его пароходов вытряхивали в прямом смысле слова, подняв за ноги, из хозяина свою зарплату. Он вспомнил меня и даже сделал комплимент, заявив, что сразу понял, что далеко пойду. Спринтеров в этот дом не приглашали.

— Во сколько в конечном итоге обошелся новый пароход? — поинтересовался я.

— Сто две тысячи, — тяжело вздохнув, сообщил он. — Поставил его на линию Одесса — Пирей. Туда возит зерно, а обратно — мрамор.

— Мрамор — очень опасный груз, может перевернуть судно, — предупредил я.

— Пароход застрахован. Утонет — так ему и надо, — отмахнулся Карапатницкий. — Если бы вложил потраченные на него деньги во что-нибудь другое, зарабатывал бы больше.

Заодно сэкономит на зарплатах утонувшего экипажа, и трясти будет некому.

К нам подошел хозяин дома и, выдыхая аромат дорогих папирос, сказал:

— Собирался вас познакомить. Вы почти коллеги. Мой компаньон раньше был морским штурманом.

— Знаю. Мы с ним два года назад в одном купе ехали из Киева, — сообщил Шая Лейбович.

— Подумал, а не построить ли нам буксир и две баржи? — произнес я. — Будет, на чем доставлять грузы с Днестра.

— Я могу перевезти, — сразу встрял Карапатницкий. — А что за грузы?

— Пока не о чем говорить, — сказал Матвей Яковлевич. — Достроим завод, тогда и будем решать этот вопрос.

Ему, может, и не о чем говорить, а меня эта идея зацепила. Моряком побыл, грабителем и вором-медвежатником тоже, попробую себя в судовладельцах. Из «американских» денег осталось почти одиннадцать тысяч. Плюс за два купона облигаций, мартовский и сентябрьский, привалило еще пять. Не помешало бы распорядиться деньгами с умом. Тем более, что буксир — имущество «движимое». Его можно перегнать в другую страну, когда начнется революция.

102

Главная контора «Российского общества пароходства и торговли (РОПиТ)» находилась на улице Ланжероновской, дом один, на краю обрыва, откуда открывался прекрасный вид на порт. Здание это называют дворцом графа Витта. Оно доживет до моего первого прибытия в Одессу. В нем три этажа, но верхний типа башни. Такое впечатление, что сперва строили средневековый замок, а потом вдруг узнали, что защищаться не от кого, и бросили недостроенным. Попасть на территорию можно через две решетчатые кованные калитки или ворота арочные. На входе служивый в форме пароходства. Судя по бравым седым усам и громкому голосу, бывший боцман.

— По какому вопросу изволите-с? — спросил он.

— Хочу заказать постройку буксира, — ответил я.

— Тогда вам сперва надо к главному инженеру. Его кабинет налево от входа в самом конце, — подсказал охранник.

Здание снаружи выглядело недавно обновленным. Наверное, в начале лета сделали косметический ремонт. Внутри, вроде бы, ничего не делали. По крайней мере, в коридорах стоял запах пересохшего дерева. Перед вводом в кабинет главного инженера Штерн Ф. В., как значилось на надраенной бронзовой табличке на двери, сидела за столом с пишущей машинкой смазливая пигалица с темно-русыми волосами, которые по бокам свисали волнистыми локонами, напоминавшими пейсы, концами ложась на белый кружевной воротник темно-коричневого платья. Она явно вспоминала что-то сладкое, как леденец, потому что алые губки были приоткрыты и между ними проглядывал кончик розового язычка. Увидев молодого посетителя, сразу распрямила худые плечи и заулыбалась.

Обменявшись приветствиями, я изложил цель визита.

— Сейчас доложу Феликсу Вальдемаровичу, — радостно прощебетала она и отправилась в кабинет.

Судя по фамилии и отчеству, главный инженер из обрусевших немцев.

— Заходите, — пригласила секретарша, выйдя из кабинета.

Помещение было большим. Кроме Т-образного стола, обе части которого были одной длины, и девяти стульев с мягкими темно-красными спинками и сиденьями, было три дубовых шкафа с книгами и свернутыми в рулон то ли плакатами, то ли чертежами. На стенах висели разноцветные картины с парусниками и черно-белые фотографии пароходов, включая «Россию», на которой я добирался до Стамбула. На широком подоконнике стояли три глиняных горшка с геранью. Хозяин кабинета был толст и лыс, если не считать виньетку из седых волос. Видимо, остальная растительность стекла в длинные седые усы и бакенбарды, делавшими лицо бульдожьим. Одет в черный мундир с бронзовыми пуговицами, на которых пересеченные якоря, и на воротнике по якорю и широкой золотой полоске.

После обмена приветствиями, меня пригласили присесть и изложить, что именно хочу построить. Говорил хозяин кабинета без акцента.

— Мне нужен речной дизельный двухвинтовой буксир-толкач мощность около ста пятидесяти лошадиных сил, с плоским двойным дном и электрическими генератором, лебедкой, брашпилем и прожектором и речная баржа грузоподъемностью двадцать тысяч пудов, с двойным плоским дном, двумя трюмами, электрической лебедкой для поднятия крышек и электрическим брашпилем, — коротко изложил я и передал ему папку с чертежами.

— Что значит толкач? — поинтересовался главный инженер, взяв папку.

— Буксир будет, жестко сочленившись, толкать баржу перед собой, что намного производительнее, но возможен и вариант буксировки на тросе. Видел такие в Америке, — не моргнув глазом, соврал я.

На американцев сейчас можно сваливать любое непотребство, в том числе и со знаком плюс. Они сейчас выполняют для европейцев роль мастеровитых недоумков. На самом деле видел буксиры-толкачи на Дунае в советское время. Несколько моих однокурсников попали на них по распределению. Когда года через два мое судно зашло в порт Рени, я встретился с ними. Погудели вместе, вспомнили молодость. Они побывали на моем корыте, я посетил их жабодавов, как моряки называют речные суда. Чисто из любопытства посмотрел, как толкачи сочленяются с баржами. Там была автоматическая система сцепки, но меня устроит и механическая.