Вавилонские младенцы - Дантек Морис. Страница 66
Теперь она была не отдельной личностью, а множеством личностей.
В отличие от психотических кризисов ее юности, этот процесс был упорядочен, направлен в русло, переиначен мощной, высокопроизводительной турбиной ее мозга-сети. Он обеспечивал контроль над любым явлением в соответствии с заранее подготовленным сценарием. Мари управляла видеоконсолью, напрямую подключенной к сознаниям мертвых людей. Она знала, что ее мозг-космос обеспечивает наилучший анализ и синтез всего, чем она когда-либо была, всего, что она восприняла. Биологический организм, достигший предела развития и обладающий ненасытным любопытством, — девушка стала всем тем, о чем когда-либо мечтал доктор Винклер, и даже ушла гораздо дальше. Она была Древом познания с острова-машины своих снов. Она была сверхэффективным шизопроцессором из передовой нейробиологической научно-исследовательской лаборатории и тем забавным смешением усваиваемых компонентов, которое Тороп регулярно заставлял ее глотать. Она была перманентным состоянием ОСП. Ее мозг пронзил стену из яркого света, он обменивался информацией с душами умерших. Подобно тому как акробат или космонавт играет с законом земного тяготения, ее мозг потешался над зависимостью людей от пространства и времени, над необходимостью подчиняться требованиям биологии и психики.
Мари знала, что ее мутация — это только начало. Ведь ее трансформацию невозможно отделить от процесса постоянного изменения тех объектов, которые она носила в чреве.
Они были связаны друг с другом в единое целое. Нечто сумело выйти за пределы стандартной генетической связи. Мари влияла на объекты, а те взамен дали старт заключительной стадии процесса ее собственного изменения. Теперь они вместе оказались в самой гуще того, что доктор Даркандье наверняка назвал бы детерминистическим хаосом огромного масштаба.
Дни шли своим чередом, и Мари очень быстро научилась пользоваться возможностями обретенного ею набора различных индивидуальностей.
В ее распоряжении оказался целый театр масок. Когда нужно было ввести кого-нибудь в заблуждение или заняться повседневными делами, она напяливала на себя типовую личность, незаметную посредственность, вроде невысокой белой студентки англо-саксонского происхождения (настоящей «белой кости») из Бостона. Каждая личность была автономной, но при использовании проходила определенное развитие, обретала индивидуальные «наросты»-характеристики. Мари могла воспользоваться любым вариантом из имевшегося у нее богатого арсенала, молниеносно создавать гибриды. Подобная обработка информации из реального мира оказалась чем-то вроде постоянной игры. По мнению Мари, в данном случае, в сущности, следовало говорить о создании произведений искусства.
Как и обещали ей девочки-змейки, они послали вестника.
Первый раз вестник появился, когда она совершала утренний туалет в квартире 4067 на улице Ривар.
Он возник в зеркале, рядом с ее собственным отражением. Красивый юноша с тонкими, женственными чертами лица и платиновыми волосами, удерживаемыми сзади с помощью чего-то вроде венца из полупрозрачной трубки. У него были зеленые глаза и ослепительно-белая кожа, казавшаяся полупрозрачной. Под ней виднелись мелкие вены чистого, темно-голубого цвета.
Ангел подмигнул:
— Салют, цыпочка! Ну как, жизнь бьет ключом?
Акцент парижского сорванца, скопированный у Мориса Шевалье.
Она инстинктивно приложила палец к губам, призывая вестника к молчанию. Мари забыла, что это существо не может видеть и слышать никто, кроме нее одной.
— Я — твой РНК-посредник, иначе говоря, твой ангел-хранитель. Прекрати дрожать, как осенний листок.
— Я не боюсь, — ответила она вслух, спохватившись слишком поздно и молясь, чтобы никто ее не услышал. При этом она благословила Торопа и его утреннее радио, вещавшее достаточно громко, чтобы перекрыть шум работающего кофейника.
Ангел расхохотался и неожиданно обнаружился сидящим в ванной.
На нем был белый костюм, отделанный хромированными звездочками, — что-то вроде сценического платья Элвиса на концерте в Лас-Вегасе. Его пепельно-белые волосы были уложены в прическу по моде пятидесятых годов, со взбитой прядью надо лбом. В руке он держал бутылочку кока-колы.
— Слышали — «Быть иль не быть, вот в чем вопрос?»? Классика. Как по-вашему, Шекспир посоветовал бы заменить череп в руках Гамлета бутылкой колы, чтобы передать неосознанное стремление этой увядающей цивилизации к смерти?
С этими словами он выпрямился и жестом драматического актера поднес горлышко бутылки к губам, потрясая емкостью с напитком подобно дурной копии победителя на конкурсе «Будвайзера».
— Как по-вашему, изменилось бы современное искусство, если бы Дюшан наполнил свой знаменитый общественный писсуар этой драгоценной жидкостью? А если бы ее выпил Адольф Гитлер, могло бы это пробудить в нем чувство сострадания к себе подобным? Смягчил бы этот напиток нрав Калигулы или Нерона, Сталина или Чарльза Мэнсона? Если бы Китай открыл кока-колу, а не опиум, помог бы напиток доктора Пембертона избежать Восстания боксеров или Великого похода? Можно ли вообразить Мао Цзэдуна региональным представителем фирмы-производителя, а не руководителем революции? Можно ли вообразить евангельское чудо превращения воды в этот напиток и, соответственно, таинство евхаристии [99]в бутылке объемом 300 мл при спонсорской поддержке со стороны Дисней-парка имени Майкла Джексона? Скажите-ка мне.
Она покорно смотрела на этого химерического клоуна, ее ангела-хранителя.
И думала, что он почти такой же чокнутый, как она. Это казалось настолько естественным, что спорить тут было не о чем.
На этот раз ангел появился во второй половине дня на террасе ресторана итало-китайской кухни, когда усатый официант и вьетнамская повариха принесли им гору китайских и тосканских блюд. Вестник возник прямо напротив Мари, совсем рядом с Торопом. Ребекка и Доуи сидели лицом друг к другу, причем Доуи сидел на той же стороне, что и Мари, хоть и довольно далеко от нее. Он ел, не обращая на девушку ни малейшего внимания.
Несколько секунд она пристально разглядывала ангела. На нем был космический комбинезон оранжевого цвета, в котором он был очень похож на Фрэнка Бормэна [100]из последней главы «Космической одиссеи 2001 года». Вестник с невероятно скучающим видом мешал ложкой суп в своей невидимой миске.
Внезапно его зрачки резко расширились, и он сказал девушке:
— Вы заметили?
— Что? — машинально отозвалась она.
— Они меня не видят.
— Это нормально.
Тороп с легким беспокойством взглянул на Мари.
— С кем вы говорите? — спросил он.
Мари сделала подходящее выражение лица:
— Я тут думала кое о чем. И сказала себе, что это нормально.
— Что «нормально»?
— Вам все равно не понять, — процедила она сквозь зубы.
Тороп приподнял бровь, а затем снова сосредоточил внимание на дымящемся супе.
Ангел помирал со смеху.
В первые дни ангел Элвис Пресли предложил Мари оценить еще несколько образцов его достаточно странного чувства юмора. Этим дело пока что и ограничилось. Девушка отдавала себе отчет в том, что вестник не слишком-то ей нравится, но обойтись без него она не может. Он играл роль резервуара. В нем сосредотачивались все бесконечно изменчивые индивидуальности, вырабатываемые машиной ее сознания. Ангел был одним из инструментов, с помощью которого тело-мозг Мари поддерживало себя в относительно устойчивом, стабильном состоянии. Поэтому большую часть времени для внешнего наблюдателя она оставалась невысокой студенткой по имени Джейн Голдберг из 1969 года — той самой, что погибла в дорожно-транспортном происшествии на обратном пути из Вудстока. Эта юная американка, симпатизировавшая хиппи, приняла первую дозу ЛСД, слушая рок-группу «Grateful Dead», а последний в ее жизни поворот произошел тремя днями позже, где-то на границах Вермонта и штата Нью-Йорк.
Но иногда случалось, что на поверхность сознания поднимались другие индивидуальности. Им на короткое время удавалось взбаламутить внешне гладкие и спокойные воды. В такие моменты маленькая мещанка-хиппи с восточного побережья США исчезала из кабинки проекционного аппарата, которым на краткий миг завладевали иные персоналии, прежде чем в дело вмешивался ангел.