Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна. Страница 39
Мне остаётся только буркнуть себе под нос:
— Поняла.
Ещё несколько секунд мама стоит рядом. Кажется, она действительно ждёт, что я сейчас возьму телефон. Но я делаю вид, что ничего интереснее фарша для котлет сейчас в моей жизни не существует. Усердно отбиваю мясную заготовку в миске и пытаюсь дышать спокойно.
Если мне и стоит что-то написать Горину, то это явно не про английский. Он там свечи жжёт. Может, вообще уже всё спалил…
И выйти на связь с Тимуром мне удаётся только через час, не раньше. Мама, как цербер, сидит со мной на кухне, пока я жарю котлеты. То чай пьёт, то по телефону с соседкой болтает, но взгляда с меня не сводит.
Тогда как мои глаза то и дело косятся на телефон, лежащий на столе. Никаких новых сообщений от Тимура больше нет. А я до зуда в ладонях жду хоть какой-нибудь секунды, чтобы схватить мобильный.
И только когда я убираю последнюю грязную тарелку после готовки, мама решает оставить меня с уборкой наедине. Уходит из кухни в ванную и, похоже, собирается там задержаться.
Мокрыми руками я хватаю свой телефон. Разблокировав, открываю переписку с Тимуром. Последние три сообщения — три жуткие фотографии горящих свечей с разных ракурсов — он прислал мне больше часа назад и позже в сети не появлялся.
Господи! Хоть бы ничего там не произошло! Трясущимися пальцами пишу Тимуру сообщение:
«Убери свечи! Живо».
Тишина. Сообщение доставлено, но не прочитано. Пишу ещё одно:
«Тимур!!!»
И всё без ответа. У меня по позвонкам скатывается мерзкое ощущение тревоги, а грудь словно сдавливает.
Почему он не отвечает? И смелость набрать его первой приходит сама собой. Пока в ванной шумит вода, я звоню Горину сама. И с каждым неотвеченным гудком тошнота подкатывает к горлу…
— Алло, — сонный голос в трубке просто как разряд дефибриллятора: сердце подскакивает в груди.
— Тимур, ты что, спишь? — на одном дыхании выпаливаю я, вцепившись пальцами в телефон.
В ответ Горин согласно мычит, а я уже измеряю крошечную кухню шагами от стены до окна.
— Ты убрал зажжённые свечи с веранды?
— Нет.
— Тимур! — восклицаю я.
Но тут же испуганно смотрю на приоткрытую дверь кухни и прислушиваюсь: шум монотонно льющейся воды не прекращается.
— Здесь нет отопления, света, а так хоть какое-то тепло, — бубнит Горин, зевая.
— Ты пожар хочешь устроить? — цежу я, понизив голос. Меня трясёт от таких беспечных заявлений! Что он за человек-то?
— Да сдам я тебе твою хибару обратно в целости и сохранности, — лениво тянет Тимур.
Ох, как мне хочется топать ногами. Он сейчас думает и рассуждает совершенно не о том.
— Тебе в боях совсем мозги отбили? — рассерженно шиплю я в трубку. — Не в хибаре дело, Тимур. Ты сам можешь пострадать,
В динамике виснет тишина. Какие-то секунды Тимур ничего не мне не отвечает. Молчит. Потом как-то напряжённо прочищает горло.
— То есть ты переживаешь именно за меня? Чтобы со мной ничего не случилось? — Тимур хоть и усмехается, но в этот раз его усмешка выходит какой-то неестественной.
Я слышу в ней недоверие. А ещё от вопроса Тимура к моим щекам резко приливает кровь и накрывает ощущение, будто меня запихнули в настопленную баню прямо в тулупе и шапке. Слишком жарко, а в моих лёгких кислороду тесно. Он распирает их изнутри.
— Ну… как бы… э-э-э, — я прерываю неловкую паузу бесполезными междометиями. — Я бы не хотела проблем: ни с хибарой, ни с тобой. Меня по голове не погладят, если мама узнает.
— Ань… — хриплый тон голоса Тимура и моё имя сплетаются во что-то такое мягкое и обволакивающее мой слух. У меня в груди так тянет, а веки неожиданно тяжелеют. Хочется прикрыть их и просто глубоко дышать. — Всё будет нормально. Я тебе обещаю.
Нормально? Разве такая внезапная слабость в теле — это нормально?
— Аня… Алло. Ты ещё здесь? — настойчиво зовёт меня из динамика Горин.
— Да… — прокашливаюсь я.
Нахожу себе опору в виде подоконника. Прислоняюсь к нему пятой точкой, чтобы избавиться от навалившейся на меня слабости.
— А у вас больше нет пледа или одеяла? — с надеждой спрашивает Тимур. — Здесь и правда холодно.
— Я что-нибудь придумаю, — заверяю я, хотя понятия не имею что. Притащить ему мой домашний плед? — Тебе, может, ещё что-нибудь нужно?
— Не против дополнительной пачки печенья, — сразу же соглашается Тимур.
Его ответ рисует самопроизвольную улыбку на моих губах. Аппетит есть, значит, понемногу он отходит от побоев.
— А как самочувствие? — я решаю всё-таки поинтересоваться и этим.
— Трещит башка. Закинулся таблетками. Лёг на диван и жду, когда отпустит. Я жутко устал, — тяжело выдыхает Тимур.
Я не осознаю зачем, но мои глаза опять прикрываются. В голове сама собой рисуется картинка: тот старый диван на веранде в окружении свечей, на нём Тимур… но почему-то не закутанный в одеяла, а наоборот. Я вижу крепкий голый торс и сухой рельеф рук, забитый линиями татуировок… Чувствую тёплое напряжение в себе. Оно концентрируется где-то внизу моего живота.
Но шум воды в ванной затихает. Я резко распахиваю глаза. Я больше не в какой-то веранде, а на своей старой кухне.
— Постарайся заснуть, — тихо говорю в трубку, а пальцы свободной руки крепко стискивают подоконник. Я слышу мамины шаги в коридоре. — Мне пора. Если что, пиши.
— Понял. Отключаюсь, — согласно вздыхает Горин.
— Тимур… — сама не ожидаю от себя, когда его имя срывается с языка: сипло и шёпотом. Оно само. Я не специально.
— Да… — Тимур тоже понижает голос до шёпота.
А у меня так сильно бьётся в рёбра сердце то ли оттого, что шаги мамы всё ближе к кухне, то ли потому, что очень хочется просто пожелать Тимуру спокойной ночи…
— Потуши свечи, пожалуйста, — на одном выдохе шепчу я и успеваю спрятать телефон в кармане штанов до появления мамы на кухне.
Глава 28
Глава 28
Пронизывающий ветер все десять минут дороги бьёт мне в лицо, заставляя то морщиться, то прятать нос в ворот куртки, капюшон которой так и норовит слететь с головы, пока я шагаю по кривым ступенькам к калитке своей дачи.
Да. Я опять здесь. У меня в руках пакет с пледом, а в рюкзаке за спиной — пластиковые контейнеры с едой. После пар я бежала домой, чтобы скорее схватить припрятанный ещё вчера плед и украсть из собственного холодильника немного котлет и макарон. Надеюсь, это будет достойная замена печенью, о котором я вспомнила уже на подъезде к Богудонии.
Когда, если не сегодня? Мама на дежурстве, и мне можно не опасаться засветиться с такой ношей. Правда, я всё равно нервно оглядываюсь по сторонам, прежде чем сверху опустить руку за калитку, отодвинуть защёлку и проскочить внутрь двора.
И всё-таки без тёплых лучей солнца и яркой зелени сад нашей дачи выглядит пугающе. Всё серо-чёрное, а корявые ветки деревьев жутковато раскачиваются на ветру.
Перед тем как войти на веранду, я осторожно стучусь в её дверь. Даже не ради ответа, а для приличия, и только потом переступаю порог. А внутри никого. Тимура здесь нет. Я встревоженно оглядываюсь: пустая пачка печенья на столе, разбросаны вилки и ложки, скомканные пледы на кровати и потушенные свечи на полу и подоконнике. Да и телефон Горина преспокойно лежит там же. Значит, Тимур где-то здесь. Возможно, вышел за водой или в магазин.
Вздохнув, ещё раз оглядываю устроенный Тимуром срач и кладу пакет с рюкзаком на стул, а сама принимаюсь убирать свечи. Прячу их в шкаф, мусор складываю в отдельный пакет, найденный в одном из кухонных ящиков, столовые приборы аккуратно складываю на столе.
— Ты приехала? — раздаётся хриплое за моей спиной.
Сердце подпрыгивает в груди, а я вздрагиваю. Оборачиваюсь на голос Тимура сразу же. И то, что я вижу перед глазами, вынуждает меня замереть и приоткрыть рот.
Передо мной полуголый Тимур. Стоит, расправив широкие плечи и подперев руками бока. На нём одни чёрные боксеры и больше ничего. Ну и ещё серьга в левом ухе. Я вижу длинные, подкачанные ноги и каждую татуировку на теле Тимура. Горин не качок, у него нет горы мышц, но он достаточно подтянут и спортивен, чтобы иметь сухой рельеф рук, груди, пресса…