На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 172

— Ты бы видела свое лицо сейчас! — рассмеялся довольно Ротбауэр, прикуривая от последнего письма, которое поглощал огонь. Лена безуспешно пыталась прочитать по его лицу, что он планирует делать дальше. Но Ротбауэр ничего больше не сказал — сидел и курил, глядя неотрывно на Лену с довольной улыбкой. Потом он погасил сигарету, посерьезнев, и подошел к ней вплотную. Протянул руку к ее лицу, глядя прямо в ее глаза с высоты своего роста, и коснулся кончиками пальцев ее щеки, скользнув ими по скуле медленным движением.

— Теперь ты понимаешь, насколько я великодушен? Я даже не торговался с тобой, как жид, хотя мог бы. Но я прощаю тебя, Лена. Я прощаю. И пусть все идет своим чередом, — он некоторое время помолчал, по-прежнему не отводя взгляда. — Ступай и позови госпожу фон Ренбек. Я же не могу уехать, не поговорив с ней, верно? Это было бы странно.

Лена не верила, что он отпустит ее просто так. Все ждала оклика, когда шла к дверям, и не сдержалась — обернулась и взглянула на него, по-прежнему глядящего ей вслед. Ротбауэр не произнес ни слова, ни взглядом и ни жестом не показал ей, что останавливает ее. И Лена поспешила уйти прочь от него, прижимая ладонь к животу, где, как ей казалось, перепугано билось сердце.

Разговор с баронессой был коротким. После обмена любезностями и новостями госпожа фон Ренбек позвала к себе Биргит и распорядилась сервировать обед на две персоны в малой столовой. А также позаботиться о шофере и денщике оберштурмбаннфюрера, все еще ожидающих его у автомобиля на площадке перед домом. Прислуживать за этим обедом Биргит поставила Лену и Таню. И внимательно следила за любым взаимодействием Лены и эсэсовца, надеясь еще до разговора с девушкой понять, что за отношения связывают их, и о чем они могли говорить наедине. Лена видела ее любопытство, скрываемое за маской холодной вежливости на лице, и понимала, что едва Ротбауэр уедет, домоправительница не успокоится, пока не получит от нее ответы на свои вопросы. Что ж, у Лены было еще достаточно времени, чтобы придумать правдоподобное объяснение этого разговора.

За обедом говорил практически один Ротбауэр, пребывающий в отличном расположении духа. Он рассказал баронессе, что совсем недавно прибыл из Остланда, где занимался вопросами министерства, проведя несколько месяцев в Рига-штадте. Потом он собирался на пару месяцев с инспекцией на Украину.

— Славный город — Рига, — рассказывал он. — Очень похож на один из провинциальных городов Германии. И это неудивительно — ведь именно мы, немцы, основали его. Мне кажется, Леттланд — самый спокойный округ во всем Остланде. По крайней мере, в отличие от Белоруссии, где опасность со стороны партизан все еще высока.

Лена не могла не взглянуть на Ротбауэра в этот момент, пока убирала тарелки со стола. Но он казался совершенно спокойным и не смотрел на нее, занятый тем, что наслаждался вином, поданным к обеду. В завершении обеда баронесса распорядилась сервировать столик под кофе и десерт на балконе, на свежем воздухе, полным ароматов цветов, которыми славился замок. Ротбауэр не мог не отметить красоту цветника возле Розенбурга, и баронесса пообещала дать ему саженцы некоторых сортов.

— Просто оставьте мне свой адрес в Берлине, и осенью мой садовник пришлет вам кусты, — проговорила она. — К сожалению, сейчас Штефан не может работать из-за последствий ранения. Но к осени, я полагаю, он поправится.

— О, я слышал от гауптштурмфюрера об этом чудовищном происшествии! Какое счастье, что здесь не было ни вас, ни вашего сына в то время! — сказал Ротбауэр, а потом добавил, что фрау Ротбауэр будет благодарна за саженцы. — Дитер оставит вам мой домашний адрес.

О чем они говорили позднее, Лена не слышала — баронесса взмахом руки отпустила девушек, и им пришлось заняться уборкой столовой. Она пыталась понять, о чем говорят немцы по лицам, которые могла видеть через кружево балконных занавесей, но это было бесполезно. Она все не могла поверить, что Ротбауэр просто так уедет, как обещал, зная его натуру. Но время шло, кофе был выпит, а изумительный десерт, приготовленный Айке, был съеден, и оберштурмбаннфюрер заявил, что ему пора ехать из «этого маленького рая в Тюрингии».

Лена не должна была провожать его до дверей — этим пришлось заниматься Тане. Но девушка заметила, что, принимая из рук служанки фуражку, Ротбауэр скользнул взглядом вокруг, словно выискивая именно ее. И спряталась подальше от его взгляда за дверью «черного» коридора, впервые позволяя себя выдохнуть полной грудью, когда наконец-то закрылась входная дверь, и с площадки донеслось шуршание гравия под автомобильными шинами. Но ощущение странной тревоги никак не утихало внутри, поэтому Лена не удивилась, когда через четверть часа ее нашла в кухне Биргит.

— Оставь это и следуй за мной, — приказала она, и Лена опустила тарелку на самое дно тазика с мыльным раствором. Вытерла насухо красные от кипятка руки и спешно поправила сбившуюся косынку, зная, как придирчива хозяйка к внешнему виду.

Баронесса по-прежнему сидела в кресле на балконе. Лене показалось, что сейчас, когда солнечные лучи падают прямо на ее лицо, мать Рихарда выглядит какой-то бледной и измученной. А потом она расслышала шаги прислуги и вмиг приняла привычно равнодушно-холодный вид.

— Знаешь, зачем приезжал оберштурмбаннфюрер? — обратилась она к Лене и, не получив ответа после минутного молчания, продолжила, подав знак Биргит, стоявшей за спиной девушки, чтобы она не вмешивалась. — У него с собой были бумаги из арбайтсамта. Он хотел забрать тебя с собой, потому что знал тебя по Минску честной и работящей девушкой. И он был очень раздосадован, узнав, что ты беременна. Это правда?

Биргит за ее спиной потрясенно ахнула, а потом заговорила быстро и сбивчиво:

— Госпожа, я клянусь… госпожа, я слежу за ними… Мой Бог, какой позор!

— Я спросила Лену, Биргит, — произнесла холодно баронесса, не отрывая взгляда от лица Лены. — И я хочу получить честный ответ, чтобы понять, как мне следует поступить дальше.

Зачем Ротбауэр рассказал баронессе о беременности? Неужели именно в этом и заключалась его месть за то, что она предала его Минске? И еще множество вопросов без ответа, которые мелькали в голове, но которые нужно было пока забыть. Ведь главное для Лены было понять, что ей ответить баронессе. Ей казалось, что все случится совсем иначе, когда ей придется открыться. Лена знала, что в сентябре, когда живот уже невозможно будет скрывать от постороннего взгляда, после прохождения курса необходимых процедур возвращается в Розенбург Иоганн, и рассчитывала на его заступничество. Знала в глубине души, что пожилой немец не даст ее в обиду, особенно если узнает о том, что отец ребенка — его племянник. Для него расовые различия были не так важны, как понимала Лена, и был пусть и маленький, но шанс, что Иоганн станет спасением для нее и ребенка.

Но сейчас она была одна перед лицом баронессы, которая, напряженно сжав подлокотники кресла, ждала ее ответа.

— Как долго ты беременна? — произнесла хозяйка Розенбурга, поняв, что ответа может так и не дождаться. Затянувшееся молчание было ей верно истолковано, как подтверждение заданному вопросу. — И кто отец этого ребенка? Он может жениться на тебе? Если этот человек заявит свои права на ребенка, я позволю ему вступить с тобой в брак. Если он не захочет, я поговорю с его хозяином и заставлю его.

— Отвечай, госпоже баронессе! — больно ткнула в спину Лены Биргит. — Отвечай же, русская дрянь!

Почему ты не рядом со мной? Почему ты оставил меня одну? Я не знаю, что мне делать. Солгать ли, что я не знаю, кто отец ребенка? Придумать насилие? Но Биргит знает, что я почти не выходила из замка в последние месяцы… Сказать ли правду? Как поступит твоя мать, Рихард? Будет ли рада, что у нее осталось хоть что-то от тебя? Несмотря на то, что в этом ребенке будет течь и славянская кровь. Что мне делать, Ритц? Что мне делать?..

Бесполезно было ждать какого-либо знака. Если Рихард мертв, если он остался на небе, то едва ли мог помочь ей в этой ситуации.