На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 94

— Я видел уже… такие ступни, — признался он после недолгого молчания, проводя кончиками пальцев по ее ноге, пока Лена не отдернула ногу, уходя от его прикосновения. — Балет — это огромный труд. Я видел, каких усилий стоит балерине выступление. И неважно главная ли это роль или кордебалет. Такое не сразу забывается, поверь. И когда я увидел твои ступни тогда, у озера…

— Ты видел… но как? Как можно увидеть…

«… постороннему». Лена не договорила. Наивность и ее невинность не сразу подсказали ответ, но, когда мелькнула догадка, почему-то стало больно. Она не думала, что этот вопрос потянет очередные тени прошлого, но так вышло.

— Лена, понимаешь… — Рихард явно не мог подобрать слова, но она все прекрасно понимала. Знала случаи из истории, когда балерины искали себе покровителей. Но ей всегда казалось, что это все пережитки прошлого, а оказалось, что и в настоящее время подобное вполне возможно.

Кто была эта женщина? Какой она была? Красивой? Ну, разумеется. Была ли она успешной на сцене? Должно быть.

В Лене вдруг вспыхнула такое острое чувство неприязни и к этой неизвестной ей балерине, и к Рихарду — за то, что целовал кого-то так же, как ее, за то, что в его жизни были и другие. Помимо Адели, с незримой тенью которой уже успела как-то свыкнуться.

Лена отшатнулась от его руки, когда он попытался коснуться ее снова, чтобы успокоить. И это явно не понравилось Рихарду.

— Я не буду оправдываться, — вдруг произнес он резко, поднимаясь с кровати. Колода карт была небрежно брошена на комод, растеклась бумажным ручьем возле музыкальной игрушки с балериной, ставшей предметом из разногласий. — В моей жизни были женщины и помимо Ютты. Она была (и есть сейчас, полагаю) балериной Берлинской оперы. Мы познакомились на празднике Лета в Каринхалле [39]. Мимолетный роман. Ей льстило, что за ней ухаживает офицер люфтваффе, только-только получивший награду из рук фюрера, а мне нужно было отвлечься от фронта.

Лучше бы он не говорил этого. Лена тут же уловила связь, до которой сам Рихард додумался только, когда она заявила с горечью в ответ:

— Сейчас ты тоже отвлекаешься от фронта?

Он был сильным и быстрым. Ей надо было бы помнить об этом, когда она попыталась ускользнуть в очередной раз от его руки. Только в этот раз Рихард был не намерен уступать и легко поймал ее за руку, чтобы притянуть к себе, сбивая покрывало на узкой кровати. После этого он быстро обхватил ладонями ее лицо, вынуждая смотреть на себя — глаза в глаза. Лена ждала, затаив дыхание, что он приведет ей сразу несколько доводов, чтобы разубедить ее. И ей хотелось услышать все эти причины. И хотелось поверить в них.

— Нет, — коротко и твердо произнес Рихард, глядя прямо в ее глаза. Это был единственный ответ, который он давал на ее вопрос, но в этом коротком слове звучала такая решительность, что Лена почему-то поверила. Руки Рихарда вдруг ослабили хватку, стали нежными. Кончики пальцев скользнули дальше, запутались в волосах, ослабляя узел на затылке. У Лены даже мурашки побежали по спине от этого движения.

И вдруг все стало снова безразлично. Его прошлое. Ее прошлое. Он был сейчас с ней. И в эту минуту — пусть только в эту минуту — ей было этого достаточно. Единственное, чего ей было мало сейчас — это его поцелуев. Этого всегда ей не хватало. Сначала легкие прикосновения губ, будто несмелые и осторожные, короткие, вызывающие желание, чтобы он продолжал и продолжал. Но уже совсем по-другому. Чтобы эти поцелуи были дольше и глубже.

Лена прижалась к нему еще теснее всем телом, обхватывая руками его шею. Ей хотелось, как вчера, стать ему настолько ближе, насколько это было возможным. Прошлой ночью она думала о том, что причиной ее странных ощущений был ужас от налета, но она ошибалась, ощущая в себе тот самый накал чувств — странное томление, которое заставляло ее обнимать Рихарда сильнее, запуская пальцы в его волосы. Его руки скользнули по спине ниже, легли на ее бедра и прижали к своему телу так крепко, что она почувствовала его напряжение.

А потом все снова закончилось. Лена даже издала возмущенный возглас, когда Рихард, обхватив ладонями ее лицо, прервал поцелуй и уперся лбом в ее лоб. Разгоряченная кровь в ее теле требовала другого. Не этих ласковых успокаивающих прикосновений рук к ее лицу и волосам. Не этих легких поцелуев в щеки и лоб. Она чувствовала, что ему сейчас тоже хочется продолжать иные поцелуи и ласки, видела это в его глазах, подернутой дымкой желания, слышала в частом дыхании.

— Почему нет? — прошептала Лена в его губы, целуя его на этот раз первой. Как когда-то целовал он — легкими касаниями губ. — Почему мы остановились?..

— Потому что ты не понимаешь, о чем просишь, — и прежде чем она успела возразить, предупредил. — Завтра и послезавтра я сопровождаю Мисси и ее подругу в путешествии по ближайшим достопримечательностям. Как гостеприимный хозяин, я не могу отказать им.

— Значит, хорошо, что я не приняла пари Иоганна, — произнесла Лена, скрывая за шутливым тоном свое огорчение и легкую ревность, кольнувшую прямо в сердце иглой. И заметив недоуменный взгляд Рихарда, рассказала о разговоре с его дядей.

— Надо было вам раньше переговорить об этом. Не пообещай я матери, я бы подыграл тебе в этом споре, и ты бы получила эту плитку шоколада, — в тон ей ответил Рихард, а потом посерьезнел. — Я бы с большим удовольствием показал тебе эти земли. Густые леса Хайниха с древними пещерами и знаменитым вековым дубом. Айзенах, где родился Бах. Веймар, где работали Гете и Шиллер. И старый замок Вартбург — похожий на тот, что когда-то стоял здесь, на берегу озера. Уверен, тебе понравилась бы эта земля…

Лена только головой покачала грустно, а потом коснулась губами его губ, чтобы стереть этим поцелуем горечь, неожиданно наполнившую ее в этот момент. Она бы с большим удовольствием увидела все это в сопровождении Рихарда, беззаветно влюбленного в свой родной край. Но это было совершенно невозможно. И оба понимали это.

Следующее утро началось непривычно. Не было Биргит. Еще вчера домоправительница, как обычно целый день провела в Розенбурге, следя за работой прислуги, а сегодня не появилась даже после завтрака, после которого Рихард уехал с девушками из замка на своем черном автомобиле. Это было совсем непохоже на любящую дисциплину и порядок немку, потому не могло не встревожить Айке, Урсулу и Лену. Пусть она не питала особой приязни к неприступной Биргит, но все же не желала ей зла.

Только около полудня в замок прибежал Руди, видимо, сразу после учебы — с книгами подмышкой, и передал записку для баронессы от Биргит. Лена нетерпеливо ждала, пока та прочитает короткое послание. Может, хоть что-то та скажет, и станет ясно, случилось ли что-то или нет. Но баронесса промолчала. Только жестом отпустила Лену из своих комнат, и ей пришлось уйти, пытаясь распознать по памяти, как приняла баронесса записку.

Все рассказал Руди, задержавшийся в кухне замка, чтобы съесть кусок яблочного пирога и выпить горячего молока. Оказалось, что его старшего брата избили прошлой ночью около одной пивной в городе, и сейчас тот в госпитале, а родители поехали к нему.

— Странно, — заметила Лена, когда насытившись, мальчик взял книги со стола, и, поблагодарив Айке и Лену, побежал через парк к себе домой. — Он не кажется огорченным, хотя с его братом случилось такое несчастье.

— Неудивительно, — пожала плечами Айке, месившая тесто для хлебов. У нее, тощей, как жерди, были такие сильные руки от многочисленной работы, что мускулы так и перекатывались под кожей при каждом движении. — Руди и Клаус никогда не были близки, слишком большая разница в возрасте и мыслях. Вот с Эльзой, покойной дочерью Биргит, Руди был дружен. А с Клаусом никогда. И Эльза, и Руди даже побаивались Клауса. Он не жестокий мальчик, нет. Но и добрым его назвать сложно. Любил постоянно задирать брата и сестру и дразнить их. И не только их. Ох, как гонял по окрестностям он со своим отрядом всяких «красных» когда-то! Он даже приписал себе лишний год, чтобы попасть в армию, вдохновленный Аншлюсом [40]. С 1938 года в армии. Польша, затем вот Советы, — Айке замолчала на некоторое время, а потом продолжила после паузы. — Странно, что такое приключилось с ним. Не в том смысле, что кто-то, скорее всего, не сумел стерпеть от Клауса его обычной задиристости. Просто всем в округе уже известно, какой он может быть. С ним редко кто связывается. Себе же дороже обойдется при его знакомствах-то тут. Может, кто из Эрфурта? Или в гости кто-то приехал на Рождество неместный? Давай, Лене, не стой без дела. Поставь тесто поближе к плите, чтобы дошло быстрее. А то замешкались мы с тобой с хлебом-то… к ужину бы поспеть!