Чудовища, рожденные и созданные - Берва Танви. Страница 14

– Ты съёмщица, – говорит государственный помощник-земельщик. Он глядит на меня, быстро моргая. Почти что вопрос.

– Верно.

За столом поднимается суматоха. Мужчины перешёптываются и хмурятся.

– Это неслыханно, – добавляет государственный помощник-съёмщик. Голос звучит неуверенно, но это странный вид неуверенности. Помощник сомневается, что хочет быть не уверен.

– Да, – вставляет другой помощник: земельщик. – Гонка славы, проводящаяся раз в четыре года, – историческая традиция. Ты посещала нашу школу, верно? – Он обращается ко мне напрямую. – И ты опытный Охотник. Вот промыслом и занимайся. Это само по себе честь. Зачем просишь большего?

Белое, покрытое шрамами лицо государственного помощника-съёмщика приобретает морозный оттенок красного. Должно быть, слова земельщика сильно его задели. Даже членство в совете не меняет нашего истинного места в мире. Он снова глядит на меня – не с теплотой, но определённо без прежнего едкого раздражения.

– Умеешь ездить верхом?

– Я выращиваю мариленей собственными руками, – говорю я. – Если кто на этом острове и умеет ездить на них верхом, так это я. – Я тут же сожалею о своём тоне, но некоторые посмеиваются, отчего у меня по венам ползут муравьи.

– Истинный дух гонки славы – воля к победе, – произносит Землевластитель. Почему-то её поддержка заставляет меня съёжиться. – Правила есть правила, – продолжает она. – Представитель, что говорится о регистрации в правилах?

Представитель комитета выпрямляется, заслышав обращение. Наверняка обычно он не участвует в процессе. Всякий старше семи лет, получивший хотя бы маломальское начальное образование, знает правила турнира наизусть.

– Регистрация считается открытой до тех пор, пока десять карточек не вернутся в комитет гонки либо пока не зайдёт солнце, в зависимости от того, что случится раньше.

– Именно.

Правила устарели, но они существуют – и они впервые мне на руку.

– Гоночный турнир проходит в три этапа за несколько дней. Десять возниц. Возрастом от шестнадцати до двадцати, – декламирую я. Они смотрят на меня, удивлённые тем, что я говорю, хотя ко мне не обращались. Я продолжаю: – Нигде не сказано, что участвовать могут только земельщики. У первой гонки славы даже не было письменных правил.

Если уж на то пошло, первый турнир не имел никакого отношения к восславлению.

Приплывшие на святилище – наши эмпирейские старейшины – основали здесь цивилизацию так давно, что прошлое превратилось в разрозненные мифы, истина утеряна в море.

Однако мы знаем, что эмпирейские старейшины были выдающимися людьми своего времени. Они покинули разрушенные родные края и прибыли на наши острова в надежде на лучшее будущее. Стали свидетелями великих войн за контроль над ресурсами, но также создали величайший дар для нашего задыхающегося мира – передовую медицину. А после наступили годы всемирного Возрождения, когда одна группа потомков упрочила накопленные знания. Эти люди стали земельщиками, которые первыми заявили права на безопасность пещер уединённой горы, позднее ставшей Террафортом.

Они вырубили места для жизни под землёй, открыли способы благоденствия, построили больше морских кораблей, хотя путешествовать по воде опасно. Это было время художников, архитекторов и инженеров – легенд золотого века, который больше не повторился.

А ещё они распределили роли между всеми остальными – съёмщиками.

Для поддержания мира на каждом из десяти пригодных для жизни островов был назначен Землевластитель. Военнопленных и преступников бросили в бой с мариленями в напоминание о жестокости этого мира и о том, что происходит, когда вы неспособны тягаться с его мощью. Один заключённый выжил. Он приручил мариленя и ездил на нём верхом. Длинные, отливающие серебром волосы развевались позади него. Позже его нарекли Первым Чемпионом. Своим мужеством он заслужил помилование.

В его честь и придумали гонку славы.

После первого, карательного, турнира приручить мариленя – всё равно что подчинить себе мир.

Эту историю рассказывают выборочно, тщательно очистив от идей вроде войн и борьбы. Однако непросто скрыть правду от Охотников, являющихся потомками Первого Чемпиона, который был одарённым укротителем мариленей и закончил свои дни, вынужденный охранять рыбаков и охотиться на мариленей.

Земельщики даже победу умеют обернуть поражением.

Помощник-съёмщик надевает очки обратно. Они съезжают с переносицы, и он, нахмурившись, их поправляет.

– Общественность её не поддержит. Это может быть опасно.

– Правила ясны, – произносит Землевластитель с подчёркнутой медлительностью. – Надо полагать, не общественность устанавливает правила, определяющие ход турнира.

– Разумеется нет, Землевластитель Минос, – бормочет представитель в мою пользу.

– Тогда оставьте девушку в покое, – говорит Землевластитель. – Её имя прозвучало. Какой смысл останавливаться на этом дольше необходимого?

И вот так я официально становлюсь возницей гонки славы.

Глава 8

Я не медлю ни секунды, после того как власть имущие спустились с платформы. Бегу со всех ног. Судя по тому, как Арлин, Саран и парочка других возниц сверлили меня взглядами, происходящее вряд ли забавляет их, как Землевластителя Минос.

Я почти пересекла галерею и направляюсь на улицу, где мне ничего не будет грозить, когда торопливые шаги заставляют меня оглянуться вполоборота. Прежде чем я успеваю что-либо увидеть, меня вжимают в ворота галереи. Спину пронзает острая боль. Стражники «Геликс стратис» уже разошлись. Не то чтобы от них был бы особый прок.

– Как ты смеешь? – кричит Бром Уорден. Глаза выпучены, уголки губ дрожат. – Ты заняла моё место! Отец мне этого не простит!

Он такого высокого мнения о себе, что мне почти смешно.

– Как я могла занять твоё место? Имена выбирают случайным образом.

Я вижу, как по ту сторону галереи собираются силуэты. Публика затаила дыхание. Не боясь того, что может случиться, а предвкушая зрелище.

Однако присутствие зрителей отрезвляет Брома. Мне хватает секунды, чтобы оттолкнуть его от себя.

– Мир не вертится вокруг тебя, клоун.

Я не оборачиваюсь, шагая в замкнутый проход, ведущий из галереи на улицу. Не успеваю я выйти, как Бром взрывается обескураживающей угрозой:

– Ты об этом пожалеешь.

Мы с Крейн прокрадываемся в мой дом. Лучше не пересекаться с папой до церемонии открытия. После он, конечно, почувствует себя униженным и наверняка отречётся от меня. Но так хотя бы не сможет помешать мне участвовать в турнире.

В темноте своей комнаты я торопливо достаю одежду с полки – длинной ниши, вырезанной в стене. Приходится тянуться, чтобы подцепить вещи, которые лежат в самом углу.

Не могу одеться на церемонию открытия как обычно. Земельщики наряжаются во всё лучшее (даже зрители, не говоря уже о возницах). Сомневаюсь, что у меня есть что-то хоть наполовину столь грандиозное, как их гардероб.

– Можешь одолжить одно из моих платьев поприличнее, – шепчет Крейн. – Ещё нужно раздобыть колесницу.

– Раздобыть что?

Я выпускаю из рук кожаные туфли. Они падают на холодный пол с глухим стуком.

В дверях стоит Эмрик, он держит свечу. Его рука подвязана, а шрам в тёплом свете кажется сырым, почти свежим.

– Какая неожиданная встреча, – говорит Крейн.

Эмрик смотрит на неё сердито.

– С чего вдруг? Я вообще-то здесь живу.

Крейн поднимает руки в знак капитуляции и, когда Эмрик отворачивается от неё, показывает ему язык. Эмрик никак на это не реагирует и обводит взглядом одежду, разбросанную по всему полу.

– Корал, – говорит брат, пытаясь сдержать гримасу, – ты правда прошла?

Какой смысл отрицать? Кажется, его гнев поутих за время моего отсутствия. И даже если он всё ещё зол, дело сделано.

– Я не откажусь от участия, – говорю я ему.

Эмрик оглядывается через плечо, словно собираясь кого-то позвать. Наверное, папу. Вместо этого кашляет Лирия, и замкнутые туннели дома доносят звук до нас.