Чудовища, рожденные и созданные - Берва Танви. Страница 13

Отец прислал Крейн билет в самую верхнюю часть нижней зоны.

Неслыханная щедрость.

Галерею расчистили от слуг и ящика с карточками, но земельщики продолжают шуметь, готовясь уйти отсюда и предстать в качестве возниц сто пятидесятой гонки славы. Теперь, когда я переоделась из униформы прислужницы, моё присутствие здесь качнуло чашу весов. Я слышу, как по толпе земельщиков пробегает недоверие. Пристальные взгляды, шёпот, хмурые лица и недоумение. Хорошо ещё никто не смеётся. Пока что.

Среди шума и нервных смешков на стенки моего разума тревожно давит тишина. Притворство, с которым я держалась, начинает сходить на нет.

Жаль, Крейн не могла остаться.

Теперь путь к спасению мне отрезан. Моё имя на одной из карточек, даже если я пойду на попятный. Изменит ли земельщикам свойственная им показная сдержанность, когда они увидят имя съёмщика вместо одного из своих?

Снаружи раздаётся сообщение из громкоговорителей, призывающее людей очистить ипподром, расположенный вокруг разделительной стенки, называемой хребтом. Толкотня приводит к тому, что звучит как минибунт. Довольно смело, учитывая, что Землевластитель наверняка уже здесь.

– Ты Охотник? – спрашивает кто-то.

Один из претендентов.

«Зачем он заговорил со мной? Он знает? Но откуда? Заподозри он что-то, непременно сказал бы что-нибудь раньше. Верно?»

– Да, – осторожно говорю я, сопротивляясь желанию проверить, по-прежнему ли «Геликс стратис» охраняют дверь.

– Меня зовут Иуда Перейра, – говорит юноша. – Я впервые в Солонии. Если время позволит, с удовольствием посетил бы вашу конюшню. – У него тёплый взгляд, пышные каштановые волосы и странно непримечательное для земельщика лицо.

Позади него девушка-земельщица смотрит на нас насупившись. Я знаю её по школе. Арлин Башир. Даже когда она хмурится, у неё самые выразительные черты из всех, что я видела: гранатово-чёрные глаза, губы, которые моя бабушка назвала бы «лепестками», и изогнутые брови.

– Конечно, – мямлю я.

Прежде чем Иуда говорит что-нибудь ещё, передние двери распахиваются снаружи. Дневной свет заливает галерею, приглушая искусственный и почти ослепляя меня.

Глаза привыкают к яркости, и в висках начинает стучать кровь.

Даже отсюда я вижу трассу, усыпанную серпантином, блёстками и цветными порошками, – неопровержимое доказательство гуляний, которые продолжались весь день. Пятнадцать минут назад моё внимание было так поглощено ящиком, что я пропустила всё остальное.

Я посетила регистрацию с другой стороны вместе с Крейн. Мы будем сидеть здесь, жуя опаловые фрукты и засахаренные еловые ягоды. Один за другим земельщики будут выходить с важным видом и устраивать целое представление из того, что прошли.

Первая, кого приглашают, – Арлин Башир. Её имя звучит из громкоговорителя, установленного прямо над дверьми. Она шагает под разрозненные аплодисменты, доносящиеся как отсюда, так и снаружи.

Я выдыхаю и пытаюсь унять дрожь.

Затем выходит следующий земельщик. Одетый во всё чёрное, словно пренебрегая собственным именем: Исидор Грей [1].

Третий.

Четвёртый.

– Пятый… – Двое парней-земельщиков в предвкушении непроизвольно шагают вверх… и останавливаются. Никто не называет имени ни того, ни другого. Никто не называет хоть чьё-то имя.

Я сталкивалась со смертью на суше и в море. Теряла контроль над ситуацией и совершала ошибки, которые могли стоить мне жизни. Марилени набрасывались на меня с ребристыми зубами и заострёнными рогами. Но я всё ещё здесь. Мои нервы – сталь. Страх, который я испытываю, тревога, закручивающаяся у меня в голове, – броня. Нужно в это верить.

– Что, если возникла путаница… – кричит одна из земельщиц, но её сомнения заглушает громкоговоритель.

– Корал Солонии.

Дориан бросает взгляд в мою сторону. Удивление мелькает на его лице, смягчая мрамор. Реакция такая сильная, такая внезапная спустя годы притворства, будто мы не знакомы, что кровь приливает к моим щекам.

Иуда потрясённо смотрит на меня, но его брови опускаются ещё ниже, когда другой земельщик где-то в зале кричит:

– Что? – Голос замирает на полпути.

«Извините, – хочется сказать мне. – Для вас, люди, это просто игра на деньги и славу. Но для меня – вопрос жизни и смерти. Жизни моей сестры».

Земельщики не двигаются, когда я пробираюсь между ними. Их губы будто склеены. Я перемещаюсь среди статуй. Каждый мой шаг – катастрофа, ожидающая своего часа. Одно из изваяний может ожить и схватить меня за воротник. «Геликс стратис» могут выстрелить мне в голову.

Сердце выпрыгивает из груди.

Вдохни.

Выдохни.

Арлин и трое других возниц неподвижно стоят у платформы, уставившись на меня с неприкрытой ненавистью. Я слишком быстро занимаю место в конце очереди. Руки сцеплены в замок за спиной. Подбородок поднят, взгляд устремлён на платформу.

Землевластитель Айала Минос изучает меня. Если моё внезапное присутствие и беспокоит её, она этого не показывает. Её спокойная манера держаться вырезана изо льда. Бледно-серая ткань, вышитая серебром, покрывает голову. Под ней кристально-белые волосы блестят и обрамляют худое лицо, которое напоминает полупрозрачную бумагу, плотно прижатую к голубым венам. Землевластитель одета в традиционное сари, отделанное серебром и золотом, таким бледным, что его с равным успехом можно назвать белым. Перед столом лежит посох, увенчанный ярко-красным драгоценным камнем.

С минуту ничего не происходит.

Затем Землевластитель машет рукой, и представитель комитета продолжает озвучивать имена.

Как назло, шестым приглашают Дориана Акаяна.

Он встаёт рядом со мной. Я невольно бросаю на него взгляд, кладя палец на пульс на запястье, словно так смогу его скрыть. Дориан смотрит прямо на меня. На плакатах его глаза ярко-ореховые, но прямо сейчас они тёмно-карие.

Я быстро отвожу взгляд.

Не могу разобрать по его лицу, что он думает. Всё внутри сворачивается гниющими водорослями.

Дориан тренировался целую вечность.

Я помогла ему подготовиться к победе.

И как мне его теперь обойти?

Один за другим возницы выстраиваются в линию. Когда последние – Саран Минаги и Иуда Перейра – выходят вперёд, представитель комитета кладёт стопки карточек на стол. Он глядит прямо на меня.

Я мысленно готовлюсь к тому, что, как я знаю, последует.

– Как это понимать? – кричит один из государственных помощников-земельщиков. – Для чего ты здесь, Корал Охотник?

Они никогда не называют меня по имени без указания рода занятий. Так они напоминают, что съёмщики отождествляются с группой, к которой прикреплены. С профессией и островом, к которому привязаны. У нас нет отдельных фамилий. Это привилегия земельщиков. Их именам не нужно оправдывать их существование. Нашим – да.

Другой государственный помощник (съёмщик) снимает очки и говорит:

– Это какая-то выходка Охотников? – Он щурится на меня. – И где же тогда второй? Твой брат? Почему ты здесь одна?

Землевластитель смотрит на меня немигающим взглядом.

Где-то далеко океан успокоился. Осязаемая тишина разливается по всей арене. Ни шарканья обуви, ни детского смеха, ни споров мужчин. Все затаили дыхание.

– Здесь только я, помощник, для участия в гонке славы. Насколько я понимаю, это не командное состязание, так что брат не может ко мне присоединиться.

Один из возниц выругивается, изумлённый моей дерзостью.

Землевластитель по-прежнему безмятежно наблюдает за мной. Однако четверо мужчин испытывают замешательство. Они совещаются, бросая на меня сердитые взгляды, будто боятся, что я слишком расслаблюсь.

Я чувствую себя беззащитной. Мне кажется, что, если пошевелюсь, земля разверзнется у меня под ногами.

Некоторое время все молчат. Поднимается безжалостно поющий ветер. Мне хочется уйти. Просто исчезнуть. Это абсолютно не моя глубина. Они смотрят на меня так, словно я первый марилень, вышедший из океана, будто я возвещаю о жестокости этого мира.