Выпускник (СИ) - Купцов Мэт. Страница 70

Я шел рядом с другими бойцами, когда прогремел очередной залп — взрыв… Будто внутри моей головы.

Я сразу понял, что в беде. Взрывная волна отбросила меня назад и шмякнула об землю со всей дури.

Вспышка. И тишина.

Я был убит и воскрес в этом мире в теле двухлетнего ребенка. Сейчас мне сорок два, а вспомнил я всё, когда мне было лет десять.

Даже не знаю, как реагировать на это признание.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — снова перехожу на «ты», ставлю между нами дистанцию.

— Молодец, — усмехается майор. — Так держать. Шпион из России не должен выдавать себя в СССР.

— Что ты хочешь от меня, Рытвин, — спрашиваю устало.

— Помощи.

— В чем?

— Мы должны сделать этот мир лучше, не зря же нас отправили сюда, дали второй шанс.

— На черта делать его лучше, он и без нас прекрасен. Никто не угрожает ядерной войной. Что хорошего в том мире, который мы оставили? Кроме семьи, конечно. На карту мира взглянуть не возможно без содрогания, она вся в красных точках, ни в одной стране нет хотя бы одного периметра где не шли бы боевые действия, не убивали людей, не взлетали на воздух люди, пострадавшие от терактов.

— Ты это брось, Макар Матвеевич. Мы здесь, и мы сделаем этот мир лучше.

— Как?

— Я порекомендовал тебя людям, теперь ты в «рыбной» цепочке. Поздравляю!

Твою ж мать!

— Что я должен делать?

— Для начала по городу будешь работать, потом выйдешь на главного, сделаешь так, чтобы тебя взяли с собой в Сочи. Мы должны знать всех — поставщиков также.

— Зачем тебе это, Рытвин? Звездочки лишние нужны?

— Не забывайся, Сомов Макар, или как там тебя… Мы здесь главные, а такие как ты приходят и уходят.

Хмыкаю. Что-то этот майор начинает меня злить.

С чего он взял, что может руководить мною?

Расстаемся с Рытвиным, едва выходим из ЦУМа.

Приезжаю в общежитие спустя час, ребят в комнате нет, и я поскорее бросаю тяжеленный портфель на свою кровать и расстегиваю его.

Высыпаю содержимое на одеяло — десять банок кильки. Понимаю, что внутри совсем не килька. От этого не легче. Рассматриваю толстую пачку пятирублевых купюр, несколько листов, исписанных мужским мелким ровным почерком, с пометкой в шапке: «Выучишь, сожги».

Пробегаю глазами по строкам, понимаю, это указания, адреса и явки, с которых я должен начать, чтобы выйти на тех, кто выше шавок.

А еще Рытвин намекнул, что начинать надо было дело «вчера», поэтому я должен завтра же вместо пары ехать к магазину «Океан».

— Ребят, прикроете, мне надо метнуться в редакцию. Очень срочное задание.

— Что сказать? — Серега смотрит недоверчиво.

— Скажи… зуб разболелся, в стоматологию убежал.

— Идет!

Парни даже нотацию мне не читают, разворачиваются уходят в сторону учебного корпуса, а я как вор пробираюсь на выход из здания, склоняясь в три погибели, чтобы не видели, кто вышел.

Интересно получается, рассуждаю я в дороге.

Вроде хорошее дело сделали, когда открыли торговую сеть «Океан», ведь народ советский хотел рыбы. Почему ему не хотеть, если он гордится своим достоянием — морями, и даже целым океаном — Северным Ледовитым.

Правда представления у власти и народа по рыбе сильно отличались, как оказалось.

Люди думали, что рыба — это осетрина, сверюжатина, семка, красная рыба, вобла, раки, консервы с крабами, судак. Но эта рыба продавалась строго в нужные руки, и уходила в важные ведомства, минуя прилавки.

А народу продавали — морскую капусту — водоросли. Ну чего такого, подумаешь, пускай морскую траву жрут, им же лучше, как никак йод, о народе радеем. А еще были на прилавках консервы из кальмаров и мяса криля — мелких рачков. А в журналах «работница» имелась добрая тысяча рецептов приготовления блюд из этого всего.

В целом же простой народ питался другой рыбой — для пролетариата. Треской под маринадом, навагой, камбалой. А вот минтаю не сразу повезло — люди не допоняли, что это еда для них, думали, для кошек ледяную рыбу подвозят.

Как-то кто-то попробовал минтай сам и понял, что из всей имеющейся рыбы, это прям деликатес, особенно, если обвалять в яйце, в муке. По секрету сказал соседу, он — соседке. Так молва и разнесла по стране, что кошкина рыба съедобна, и даже очень. Люди выстраивались в очереди за ледяной рыбой, и в один голос утверждали, что берут для любимой кошки.

А еще любили селедку всегда на Руси. А про селедку «иваси», которая вышла в продажу в 1976, шутили, что она вышла замуж за иностранца и стала Иваси.

С чувством юмора у совестких людей всегда было прекрасно.

А в общепите по четвергам граждан Союза приучали к полезной пище, так и появился четверг — рыбный день, когда на второе давали только рыбу.

Яуже подходил к двухэтажному магазину –стекляшке, в которой находился «Океан», который раскинулся в «стекляшке», здании со стеклянными окнами, когда вспомнил, как появился этот самый «рыбный» день впервые.

В 1932 году нарком снабжения СССР, в будущем министр пищевой промышленности Анастас Микоян обеспокоился дефицитом мяса, а дефицит тот был вызван кризисом возникшим после коллективизации, агрессивного налога с крестьян, всё это привело к голоду в 1930−33 годах.

Микоян отдал приказ «О введении рыбного дня на предприятиях общественного питания». С того самого дня заводские и другие столовые подавали рыбу во всех видах и формах один раз в день.

Ну как же, забота о работягах — легкоусвояемый белок, фосфор, йод, витамины.

Для агитации и привития вкуса повсюду развешали плакаты с красивыми аппетитными женщинами.

В голове всплыл желтый плакат с консервой «Снаткой».

«Всем попробовать пора бы как вкусны и нежны крабы». Главрыба.

Советская пропаганда работала на ура — агитплакаты, выкладки в магазинах.

Хозяюшки придумали бутерброды со шпротами, салаты от мимозы из горбуши до селедки под шубой.

Во время войны агитация стихла, а в 1950-х появилась популярная консерва «килька в томате». Ее полюбили как студенты, так и выпивохи.

В 1960-х власти СССР осваивали океан, и рыба приходила только в замороженном виде.

А в 1976 вСоюзе возник мясной дефицит и ЦК партии постановил ввести «рыбный день», закрепив его строго за четвергом.

Моя бабушка говорила как-то матери, что четверг выбрали специально, в назидание верующим, ведь в СССР официально Бога не было, все были атеистами, а у православных постными днями всегда считались — среда и пятница.

Я не любил столовскую рыбу, она была невкусной, разваренной, и оставался в четверг голодным. Зато рыбу, пожаренную мамой, даже сейчас ощущаю на языке.

В четверг даже одежда пахнет рыбой, — шутил обычно Коля.

— Молодой человек, ваша очередь, — меня грубо толкнули в бок.

Я поднял глаза и уставился на зрелую женщину. Синий халат, белый фартук, белый колпак на голове.

— Кильку или морскую капусту?

— Я хочу увидеть заведующего магазином.

— Так, понятно. Товарищи, у меня перерыв, — она с грохотом ставит табличку на стол.

Люди за моей спиной начинают шпынять меня — словесно. Какой же я нерасторопный.

— Ну куда он денется? Поест и вернется, — отвечаю им спокойно. Но банка кильки прожигает мне грудь, а на лбу выступает пот.

Может, этот перерыв к лучшему. Я хотя бы перегруппируюсь.

Глава 31

Воздух внутри помещения пахнет рыбой, и пока ждем решения нашего непростого вопроса, люди внутри волнуются.

— Да как она посмела уйти, перерыв с часа до двух. А сейчас десять пятнадцать.

— Директора нужно вызвать! — вторит ей другая женщина с авоськой.

— Почему я? Вы и вызывайте!

Гул поднимается такой, будто стая голубей слетелась. К нам выходит женщина приятной полноты, с белыми кудряшками и пухлыми губами.

— В чем дело, товарищи, почему шумим?

— А вы кто? — требуют у нее ответа эти самые товарищи.

— Заведующая Илона Абрамовна.

На этом моменте я понимаю, что с моей килькой мне к ней и нужно.