Выпускник (СИ) - Купцов Мэт. Страница 69

Когда заходишь внутрь, сразу же охватывал лёгкий трепет от блеска витрин и просторных торговых залов. Всё пространство было разделено на секции, и каждая манила особым ассортиментом. Здесь можно было найти модную одежду, обувь, духи, ткани, ковры, и даже бытовую технику — всё по советским стандартам считалось «высшей категорией» качества. Только искать надо было часто и очень дотошно, чтобы «успеть схватить», ибо спрос превышал предложение в разы.

Покупатели, не отводя взгляда, рассматривали изысканные модели обуви из Чехословакии, модные ткани из Югославии и фирменные швейные машинки. У ЦУМа, особенно к выходным, выстраивались длинные очереди — в надежде ухватить редкий товар. А для тех, кто попадал внутрь, это был момент особой радости, почти триумфа. Сами советские люди, сдержанно улыбаясь, передвигались между залами, заворожённые возможностью быть частью чего-то большого и значимого.

На каждом этаже витал запах новых товаров и весомых покупок. Тишину зала нарушал звук шагов, порой — шелест упаковочной бумаги, а иногда — радостные возгласы отысканного и ухваченного «чуда».

Я не мог поверить своим глазам, зачем Рытвину устраивать мне экскурсию по магазину.

— Бывал здесь? — спросил он меня, едва подошли к одному из отделов.

— Да.

— А ты, журналист, слышал, что Антон Чехов был постоянным клиентом, гулял здесь также как мы с тобой сейчас, — посмотрел на меня внимательно. Но я всё равно не понял, к чему майор ведет эти речи. — А Иосиф Сталин приводил здание в качестве антипримера при моделировании танков!

— Что-то я про Сталина и танки не слышал, — осмелился возразить собеседнику.

— Эх ты, пацан, учи историю страны, пригодится… вдруг, еще куда забросит…

Я не допонял слова про «забросит», но переспрашивать не стал.

— Жил такой конструктор Жозер Котин, когда война началась в 1941, именно, он предложил, чтобы челябинский тракторный завод, выпускавший до этого трактора, срочно начал выпускать танки.

— А знаешь почему только ЧТЗ выпускал тяжелые танки? — моего ответа Рытвин не стал дожидаться, а продолжил изливать душу. — Потому что несущие конструкции завода были сделаны из металла, а не железобетонна, как планировалось. Эта идея принадлежала Котину.

— Его же вроде репрессировали за перерасход металла, — выдаю тихо, показывая свою осведомленность в истории.

Быстро разобрались, что к чему и реабилитировали, поняв, что смотрел он далеко в будущее.

Так вот, этот самый Котин еще до войны работал с проектом по плавающему танку. Он пытался научить танк «летать»!

— Разве такое возможно?

— Ну мы же с тобой здесь, — подмигивает. — Нет ничего невозможного. — После короткой паузы, данной мне на осмысление сказанного, — майор продолжает: — Танк Т-37 подвешивали к тяжелому бомбардировщику ТБ-3 с позже сбрасывали на воду.

— Понятно.

— Так вот, я про Сталина. Однажды, когда конструктор занимался танком СМК, приехал сам главнокомандующий, и при показе модели, Сталин снял с деревянного макета будущего танка одну из башен и пробурчал' «Нечего делать из танка 'Мюр и Мерилиз»!

Сталин всегда употреблял это выражение, когда ему предлагали что-то излишнее.

— Ну да, Мюр и Мерилиз — шотландцы, продавали кружево и ткани, в 1885 открыли Универмаг на углу Петровки и Театральной площади, ЦУМ с 1933, войну здесь располагались казармы. Так что я тоже не лыком шит, знаю кое-что.

— Молодец!

— С танком-то что сделали? — внезапно я вспомнил про Сталина и Котова.

— Три тонны сняли лишние, и защиту броневую усилили.

— Это хорошо, что так вышло.

Я уже весь запарился. Несмотря на то, что лекция по истории была безумно интересна, мне хотелось уже перейти к делу, к самой сути задания для меня.

В целом кэгэбэшник не напрягал, был вежлив, собран, говорил четко и немного сухо. Понятно дело, он всё время оглядывается, в поисках пути отступления на случай нападения. Только кому мы здесь нужны такие хорошие?

Магазин кишит, в основном женщинами, если не будем отбирать у них духи, сорочки, и не сделаем опрометчивых шагов, не встанем без очереди перед ними, то будем жить.

Впрочем, надеюсь мой собеседник уже нагулялся по ЦУМу, и перейдет к делу. Вижу, что ему самому не терпится.

— Макар, — он посмотрел на меня выразительно. — Рыбу любишь?

— Я не кот, чтобы рыбу любить. Мясо предпочитаю. Но частенько в общежитии приходится есть «красную» рыбу из консервных банок. Жизнь такая у студента.

— А есть те, кто любит рыбу и обожает красную икру, — говорит задумчиво. — Хочешь, я тебе историю смешную расскажу, со мной она приключилась… Как-то мы с друзьями отмечали праздник, было мне тогда лет восемнадцать как тебе сейчас. Закуска закончилась, а рядом с общежитием открылся новый магазин сети «Океан». Ну значит, прихожу я туда, а там столпотворение — все за килькой стоят. Спрашиваю, что случилось?

Объясняют добрые люди, мол так и так, купил старик — ветеран кильку, пришел домой, открыл, а там — черная икра внутри. Мужчина советский, честный, отнес обратно. Устроил скандал, мол верните мои кровные, вы мне аппетит испортили.

История расползлась по столицу, уже наутро очередь за килькой выстроилась. Оказалось, москвичи не против побаловать себя яйцами рыбы.

— А, ты майор, купил кильку?

— Твою мать! Я битый час распинаюсь перед тобой, объясняя тебе как мир устроен, по чертовому универмагу хожу, вспотел весь, а ты мне про рыбу в томате втираешь!

Ошалело смотрю на Рытвина.

— Странным товаром заинтересовались следователи генеральной прокуратуры и сотрудники ОБХСС. Так началось «рыбное» дело.

— Ах вот оно что!

— Цыц! Это было… — снова делает паузу. — Летом 1978 года, — смотрит на меня внимательно.

— Семьдесят шестого поправляю его.

— Семьдесят восьмого! — цедит сквозь зубы.

— Но он еще не наступил!

— Для всех этих людей, — Рытвин обвел покупательниц универмага пальцем. — Нет. Для тебя, меня и еще коего кого, с кем ты уже знаком в этом мире, — да. Я умер в 1984 году в Афганистане. Бой в ущелье Хазара стал роковой ошибкой для наших войск. В ущелье мы столкнулись с моджахедами, я входил в 1-й батальон 682-го мотострелкового полка 108-й мотострелковой дивизии.

Это был знойный и тихий день в ущелье Хазара, словно сама природа затаила дыхание перед грядущей трагедией.

Наш 1-й батальон 682-го мотострелкового полка получил приказ зачистить местность от моджахедов, которые, по разведданным, залегли в глубине узкого ущелья. Ущелье с его высокими каменными стенами давало идеальные позиции для засад, и нас предупредили об этом.

Нас уже ждали, чтобы принять, оказав горячий прием.

Но приказ — есть приказ.

Мы вошли в ущелье около полудня, настороженно шли вперед, вслушиваясь в каждый звук. Боевая техника гремела позади, и её звук эхом отражался от каменных стен ущелья, и это усиливало напряжение. Никто не ожидал, что нас тут встретят так жестко и неожиданно.

Первый залп оказался оглушительным.

Взрыв гранаты разорвал тишину, взметнув клубы пыли и камней. На нас обрушился град выстрелов — автоматные очереди срывались с вершины скал, словно молнии, но уже не небесные, а смертельные, направленные прямо в нас.

Моджахеды заранее подготовили укрепленные позиции на высоте, у них был полный обзор, а наши парни оказались в ловушке, открытые со всех сторон.

Мы пытались вырваться, но огонь противника прижимал нас к земле.

В этом аду каждый шаг требовал невероятных усилий. Пули свистели над головой, осколки гранат били по бронежилетам. Вокруг падали товарищи и друзья — сначала те, кто шёл впереди, затем, когда бой разгорелся с новой силой, и те, кто пытался помочь раненым.

Командиры пытались перекрыть огонь, отдавая команды стрелять по вершинам.

Но враг маневрировал, и, как только наши солдаты начинали подавлять одну точку, пули уже летели с другой стороны. Казалось, каждый камень, каждая щель в скалах стали орудиями смерти.