Схватка за Родос - Старшов Евгений. Страница 29

— Есть и то, что тебе неизвестно, господин. Ждут большого пушечного мастера из Алаийе [28]. Он должен отлить еще большие по калибру пушки, нежели те, которые стоят сейчас под стенами Родоса. Разнесут все по песчинкам, и ответить, кроме ветхозаветного требушета, нечем…

— Выходит, так. И греческий мастер наш, на радостях, помер. Пытались по его бумагам собрать вторую машину — да не вышло…

— Вот и получается… Эх, хозяин, нехорошо получается… Но я, пожалуй, могу помочь тебе и отплатить за твою доброту и покровительство… Если ты сам захочешь этого…

Филельфус задумчиво глядел в бокал, не выражая ничего, — он это умел, когда хотел. А на самом деле хмель мигом выветрился из его головы, мысли лихорадочно выстраивались в логический ряд. Секретарь д’Обюссона почуял опасность и, как верный охотничий пес, встрепенулся, готовый броситься на врага, невзирая на усталость. Вот оно что, оказывается!

Албанец, безусловно, неплохо знал итальянца, но и тот за несколько лет тоже неплохо изучил своего слугу, отметив в нем такие черты, как холодность к религии, порой беспринципность, а когда — и алчность.

К тому же как-то подозрительно албанец пропал, а затем неожиданно появился с трофеями… Непохоже это было на него. Явился на верную смерть, когда так любит жизнь и ее выгоды? И вот теперь все это сводится в единую картину. Глупец! Готов открыться! Что ж, надо дать ему эту возможность и, изобличив…

Филельфус поглядел в глаза своего оруженосца и спросил чуть не с надрывом:

— Что же делать?! Нет исхода. Изволь, я послушаю тебя.

— Хозяин, — лихорадочно зашептал албанец, — ты умный человек. Вот и сам рассуди… Мы говорили о том, сколь благоденственно бытие у великого падишаха. Там ценят людей за их ум и заслуги, а не за то, какой зверь или птица сидят на их старом гербе. Что тебе здесь, у крестоносцев? Многие твои соотечественники приняли ислам и успешно служат великому падишаху — вот хоть паша Ликийский. То, что ты монах и дал обеты, не должно тебя смущать. Вот в Галате [29] один цистерцианец одумался, принял ислам и даже женился на понравившейся ему женщине. По его примеру не так давно там же сразу 40 моряков-каталонцев приняли ислам.

— Молодец! — не сдержался Филельфус. — Подготовился к разговору со мной?

— Верно, — не стал отрекаться албанец. — Какой же из тебя монах? Ревности к вере, прости, я в тебе не видел никогда. А смазливая Элпида в маленьком домике за рынком как-то не вяжется с принятыми тобой обетами.

— Шантажист, — то ли с укором, то ли с похвалой (албанец не понял) изрек секретарь.

— Не в осуждение говорю, — ответил предатель.

— Ну положим, монах из меня и в самом деле никудышный, я с этим и не спорю. Но что же ты предлагаешь? Убежать к туркам?

— Можно и это, однако для мудрых людей есть иной путь, который ведет прямиком к славе и почету. Ну, перебежит мой господин — и что? Таких летунов у Мизака — хоть из пушек ими пуляй. Пока еще господин выбьется в люди — нет, я не сомневаюсь, что он это сделает, но годы идут, их не воротишь. Тяжело в среднем возрасте все начинать сначала.

Воцарилась тишина. Филельфус ждал, когда собеседник явно перейдет к делу. Албанец же пока не торопился, хотя то обстоятельство, что рыцарь слушал и вроде бы даже благосклонно, не могло не радовать и не вселять радужных надежд на успех всего предприятия.

Секретарь меж тем раздумывал, как поступить далее… Брать с поличным? Борьба предстоит серьезная: один на один. И притом враг моложе и здоровее. Взять время на обдумывание? Может ускользнуть, а то еще что придумает… Нет, выпускать его нельзя ни в коем случае… Молчит, выжидает… Ну что же, не грех лукавое лукавством превозмочь… Надо его спровоцировать…

— Ладно, не крути и не лукавь. Я отлично тебя понял. Что ты конкретно мне предлагаешь?

— Не я, — оживился предатель, — а кое-кто повыше. Четвертый визирь великого падишаха Мизак-паша, главнокомандующий осаждающей Родос армии. Мизак-паша обращается к тебе, достопочтенный рыцарь Филельфус, как к человеку, могущему понять и оценить его предложение, и от лица великого падишаха Мехмеда Фатиха провозглашает: убей магистра и отвори нашим войскам ворота крепости — и будешь иметь все то, о чем может только мечтать человек твоего ранга.

— Интересно… — промолвил рыцарь, внутренне весь сотрясаясь от гнева и ярости. — Тебе-то что обещали?

— Звание паши и область в управление.

— Не мелко.

— Да. Теперь представь, что получишь ты!

— А что дают?

— Нет, ставь вопрос по-иному — что желаешь, то и дадут. Хочешь быть правителем Родоса — будешь им! Хочешь служить при дворе великого падишаха — будешь, и в числе первых лиц государства: почет величайший, но такова же и услуга, которую от тебя ожидают. Хочешь покоя — любая провинция в твоем распоряжении, правь, как истинный бей, если хочешь — вовсе ни о чем не заботься, возложив труды на подчиненных и только наслаждаясь плодами их трудов. Кроме того, у великого падишаха есть много молодой женской родни — дочерей, племянниц, внучек: тебе подберут ханум согласно твоему вкусу и склонностям. Этот брак введет тебя в круг избранных.

Какая родня может быть более могущественна в этом мире, как не султанская? И это тоже не все — о деньгах я не говорю, ты на них не падок, просто так отмечу, что этого сора у тебя будет в таком преизбытке, какой сложно представить. Султановы верные слуги ни в чем не нуждаются, в отличие от подданных великого магистра. Кроме того, быть может, хозяина прельщает тихий благородный труд ученого? Ты не можешь представить себе, сколько сокровищ греческой мудрости будут в твоем распоряжении, и не только греческой, но и восточной. Господин не знает по-персидски, но к его услугам будет огромнейший штат секретарей и переводчиков. О, турки говорят, что чернила ученого ценны столь же, сколь и кровь мучеников за веру! Там никто не осмеет тебя книжным червем, как это делают невежественные франки в дому неверия! Ну? Решай, хозяин! И знай, что это все — не на выбор тебе, а целиком и сразу!

Филельфуса аж холодный пот прошиб. Нет, он ни на секунду не поддался искушению совершить черную измену ради столь многих благ — но черт возьми, сколь сладостно поет эта албанская сирена!!! И сколь много горькой правды в его словах!..

Воцарилась тишина. Филельфус потер горло, словно его душило.

— Налей мне полстакана, — наконец сухо приказал он.

Албанец подчинился, протянул рыцарю налитую настойку. Итальянец взял ее, недобро усмехнувшись, и выпил половину. Затем нарочно неловким движением поставил на стол и, опрокинув, пролил. Чертыхнулся, поднял, поставил…

"Пьян достаточно", — с удовольствием отметил предатель. Итальянец же приготовился к исполнению финала разыгрываемой пьесы.

— Твои слова о куче всякого воздаяния, конечно, хороши — но слова есть слова, сотрясение воздуха, не более того…

— Тебе нужно подтверждение?

— Разумеется. И полагаю наверняка, что оно у тебя имеется. Слишком великое дело, чтоб отправлять голословного порученца.

— Хозяин, я всегда восхищался твоим умом. Чтоб ты не сомневался во всех милостях великого падишаха, что я наобещал тебе, вот тебе бумага с печатью Мизака. Конечно, всего тут не перечислено, однако гарантия твердая, читай сам. — И албанец ловко невесть откуда извлек тонюсенький листочек с визиревой печатью. — Ты разумеешь по-турецки, думаю, толмач тебе не нужен…

Филельфус взял документ — ну вот, что и требовалось доказать. Теперь не отопрется. Итальянец встал; албанец последовал его примеру.

— Я оставлю его, — сказал рыцарь, но собеседник отрицательно покачал головой:

— Не могу оставить его тебе — сейчас, по крайней мере. Я слишком многим рискую в этом случае. Выйду от тебя и спрячу!

К удивлению ренегата, секретарь спокойно отдал ему компрометирующий документ со словами:

— Ты по-своему прав.

— Что решаешь, хозяин?