Потерявшийся (СИ) - Гор Александр. Страница 13

Из-за которой я и вернулся к занятию прогрессорством. В частности — объяснил, почему стремена, даже верёвочные, куда удобнее, чем просто сжимать бока лошади коленками, стараясь не свалиться при резких движениях «ишака». Кстати, охранникам каравана понравилось. Даже тот парень, которому я нос сломал, перестал смотреть на меня, как на обидчика. А уж когда я объяснил (потом аборигены и сами в этом убедились), что стремена дают возможность не свалиться при ударе копья на скаку, вообще открыли рты от удивления.

Кони, конечно, тут отнюдь не скаковые, даже у кочевников, но километров двадцать в час развивать на коротком рывке способны. Так что удар копьём даже на такой скорости получается куда сильнее.

Но, слава богу, всё когда-нибудь заканчивается. Даже наше бесконечное путешествие по саванне, перемежаемое нечастыми встречами с кочевниками, которым время от времени приходилось отдавать медный пруток из запаса прежнего «караванбаши». Ну, и иногда устраивать торг ради покупки сыра или вяленого мяса. Но этим не я занимался, а наиболее опытный из охранников каравана Элг. Он и общался с кочевниками на уровне «моя твоя мало-мало понимает».

Да, однажды на горизонте показались горы, которые я не сразу отличил от туч, периодически поливающих степь дождичками. А на следующий день Элг объявил, что земли кочевников кончились, и теперь мы находимся во владениях гелоров.

Я, конечно, несколько напрягся, вспоминая «юридическую» подставу, устроенную мне Хон-су. Но никаких попыток снова «низвести с пьедестала» до рабского уровня не последовало. Даже при встрече с разъездом кого-то вроде местной пограничной стражи.

Поинтересовались, конечно, куда подевался прежний «караванбаши», но лаконичный Элг объявил:

— Умер в пути.

И на вопрос, кто теперь его замещает, так же кратко объявил, показав на меня пальцем:

— Господин Перец, человек света.

Такое представление меня, всего из себя красивого, весьма заинтересовало «погранцов», но, попялившись на диковинку, главный среди местных Верещагиных, без особых разговоров «дал добро» на продолжение движения. Скорее всего, решили, что пусть с обстоятельствами смерти купца разбираются его родственники, являющиеся наследниками. Когда караван перевалит через горы и доберётся до портового города Маси, откуда он вышел три месяца назад.

Дождей в горах выпадает куда больше, чем даже в прилегающих к ним районах саванны, так что они заросли лесом, который, как я заметил, активно вырубается. Как пояснил «моя правая рука в управлении караваном», для строительства, на корабли, на уголь для металлургии. Ну, а некоторые породы — на экспорт на соседний континент. Как я понимаю, те, что отличаются красивой или прочной древесиной. Так что дороги по склонам гор, на вскидку, достигающих полутора, а то и двух тысяч метров в высоту, довольно широкие, позволяющиеся разъехаться не только двум всадникам, но и паре встречных телег-«лесовозов»

И ночевали уже не в огороженных довольно символичной стенкой из булыжников полевых лагерях, а в самых настоящих постоялых дворах, где, наконец-то, можно было покушать и качественно (относительно, конечно, если учитывать мой французский период жизни) приготовленную еду, и овощи. А также выпить местные разновидности вина и пива.

Этими напитками я не злоупотреблял. В основном, просто пробовал, чтобы оценить, что именно можно будет закупать для обитателей Базы, на которую я очень надеюсь вскорости попасть. А вот овощами после однообразного «походного» питания очень даже баловал стосковавшийся по ним желудок. Разок даже перборщил, так что пришлось задержать выход каравана, а потом каждый час бегать в придорожные кусты.

Но и это закончилось. К следующему вечеру после того, как Элг с очередного перевала показал на синеющее вдалеке море и раскинувшиеся по берегам бухты домишки:

— Город Маси.

Фрагмент 7

Ох, чувствую, я скоро начну ненавидеть местных не меньше, чем их ненавидит Люда Кроха!

Маси — вовсе не столица гелоров, хотя и второй по численности населения город. Расположен в довольно широкой бухте, частично прикрытой от преобладающих западных ветров выступающим по её южному берегу полуостровом, на котором, собственно, и находится основная городская застройка. Пожалуй, именно из-за такого расположения бухты он и стал крупным портом: «завернув» на кораблике за полуостров, можно переждать любой шторм.

Крупным — по меркам раннего средневековья: с десяток недлинных причалов (видимо, рельеф дна такой, что вбить в грунт сваи на расстоянии больше десяти-пятнадцати метров от берега уже невозможно), десятка два небольших парусно-гребных посудин неизвестной мне «породы», лодки, где вытащенные на берег, а где болтающиеся на зыби. Крупным — но не «главными морскими воротами страны», поскольку важнейшие торговые партнёры страны Эстес, как называют своё государство гелоры, находятся на севере, на соседнем континенте, а Маси расположен на юге.

Город мореходов — купцов, рыбаков, контрабандистов и пиратов. Хоть я где-то и слышал, что вплоть до девятнадцатого века на моей родной Земле провести грани между этими видами деятельности было очень сложно: и рыбаки с купцами, при случае, охотно пиратствуют (не говоря уже о контрабанде), и пираты с не меньшей охотой подряжаются возить купеческие грузы.

Часть городской застройки на полуострове обнесена стеной. Но не глиняной и саманной, как у «родственников», живущих в районе «озера Чад», а самой настоящей каменной, из довольно крупных гранитных плоских «камешков», скреплённых глиняным раствором. Климат здесь намного более влажный, чем в саванне, так что саман и глиняные блоки просто размокают, потому пришлось лепить «забор» из камней. Не обтёсанных, а потому стена выглядит «лохматой». Похоже, ещё не сталкивались гелоры с серьёзной осадой этой крепости войсками, хотя бы равными им по военному развитию. Иначе бы, как генуэзцы, построившие крепость в крымском Судаке, сделали бы поверхность стенки гладкой, непригодной для лазания по ней всяких средневековых «коммандос».

Чего я взъелся на туземцев? Да всё по той же их рабовладельческой сущности: не успел Элг доложиться одному из братьев покойного «караванбаши», как меня тут же попытались загнать в рабское стойло. И только свидетельство прочих караванщиков, что именно я взял на себя сохранение имущества господина Хон-су, чуть угомонило рабовладельца. Если бы тот продолжал напирать «знай своё место, быдло», без стрельбы бы не обошлось. А значит, без бегства от местной стражи.

В общем, кое-как, поминая про местный закон, выделяющий часть спасённого имущества спасителю, удалось доказать, что я не верблюд или равное ему по правам существо. И поскольку ночевать мне было негде, а «грабёж награбленного» (в смысле — делёжка наследства) предстояла только на следующий день, меня определили «на постой» в одной из каморок большого дома Хон-су.

Наследство, как пояснил мне Элг, будут делить на четыре части: две каждому из братьев купчины и одна — его супруге и детям. Итого — по 25% на каждого плюс моя четверть. Не мне судить, насколько это справедливо. Ну, принято так у гелоров, что малолетние потомки наследниками не считают. Ладно, хоть «хатынка» остаётся во владении их матери.

В общем, с чего это выделенная мне комнатка была так близко к хозяйским покоям, а среди ночи в ней вдруг появилось «привидение» в лице безутешной вдовы, я сообразил только к утру. Желание «сексануться» в этом отнюдь не главное. Просто ушлая баба быстренько сообразила, что половина движимого имущества мёртвого супруга — это вдвое больше, чем только одна четверть. В общем, как говорил герой одной из оперетт, «если ваших двадцать тысяч свиней объединить с моими пятнадцатью тысячами свиней, это будет самое большое свинство в мире».

Ломаться, как было с «женой каравана», я не стал. Не знаю, насколько честно вдовушка хранила верность супругу, но всё же не три мужика каждую ночь! В общем, оба остались довольны: я — тем, что наконец-то «скинул давление», она — полученным удовольствием и «заделом» на то, чтобы я раскошелился, если не на всё свалившееся на меня богатство, то уж точно на его часть. Потому и мурлыкала мне на ухо, что-то вроде «мой дом — твой дом, только не оставляй меня снова одну».