Кодекс Крови. Книга ХIV (СИ) - Борзых М.. Страница 37

Сперва Мирослава по-женски хотела проигнорировать послание, чтобы позлить принца и заставить его помучиться, как мучилась неизвестностью она сама. Но та же женская кошачья сущность желала увидеть и оценить реакцию шахзаде на её оборот. Мать говорила, что сильные оборотни выбирали себе пару по запаху. Мирославе и самой было интересно по-новому взглянуть и почувствовать принца Абдул-Азиза.

Однако же и покидать территорию школы было строжайше запрещено. Поэтому сейчас Мирослава всеми правдами и неправдами уговаривала ещё одну юную оборотницу прикинуться ею в казарме.

— Имал, ну что тебе стоит? От этого зависит моё будущее! — скорчила просительное личико Мирослава.

— Будущее не может зависеть от одного единственного мужика! — безапелляционно фыркнула совсем юная кошка, прибывшая на днях в школу вместе с выводком подростков-оборотней на обучение. Угловатая девочка переплетала на ночь блондинистую косу, с явным неодобрением разглядывая более взрослую оборотницу.

— Постыдилась бы такое говорить. Наш сюзерен — живой пример обратного.

— Так то граф, а то какой-то иностранный мартовский котяра, — с непробиваемой уверенностью возразила Имал.

— Не какой-то иностранный мартовский котяра, а целый принц Аравии и Ирана, — убеждала мелочь Мирослава, начиная злиться, что тратит драгоценные минуты на уговоры вместо того, чтобы мчаться навстречу собственному счастью по весеннему лесу. Глубоко в душе она была даже согласна с характеристикой принцу, данной Имал. Так и есть, иностранный мартовский котяра, но вынуждена была шёпотом убеждать вздорную кочешку в обратном.

— Хрен редьки не слаще, когда у них чешется в одном месте, они все одинаковые! — со знанием дела выдала Имал мудрость, явно не подходящую её возрасту.

— Тебе-то откуда знать? — всплеснула руками Мирослава, всё больше приходя к мысли отправиться на встречу на свой страх и риск.

— Папа так говорит, — пожала плечами оборотница, — а он всяко лучше в этих вопросах разбирается. Сам кошак.

— Имал, миленькая, ну помоги, ну что тебе стоит? Я туда и обратно! Часа три на всё про всё.

Имал хмурилась, не спеша соглашаться, и тогда Мирослава предъявила свой главный козырь:

— А я тебе малину свежую достану.

У юной оборотницы чуть ли слюна не закапала от такого предложения. За эти несколько дней Мирослава успела выведать главную слабость девочки.

— Весной? Врёшь! — скорчила недоверчивую мордочку девочка.

— Клянусь! Килограмм выпишу из Санкт-Петербурга завтра же, а если у нас с принцем всё сладится, то ближайшие лет десять буду тебе малину присылать в любое время года, свежайшую!

Против такого соблазна Имал устоять не смогла. В мечтах она уже за обе щёки уплетала сладкие сочные ягоды.

— Ну смотри! Только на три часа!

— На четыре! Три часа только марш-бросок туда-обратно составит, а нам ещё поговорить успеть надо!

— За час вы и выводок котят успеете заделать! — фыркнула Имал. — Ничего не знаю, изначально говорила про три часа? Беги быстрее!

— Ну ты и з-з-за… — начала было возмущаться Полозова.

— Сейчас очень внимательно выбир-р-рай выр-р-ражения! Малина не стоит никаких оскор-р-рблений! — практически зарычала оборотница, вибрациями силы доказывая, что ни разу не является домашней ласковой кошечкой. Её ипостась — хищница даже в столь юном возрасте.

— З-з-зайка! Я хотела сказать зайка! Ты — такая зайка! Ну я побежала? — на ходу сменила заготовленные ругательства Мирослава. С её скоростью горного пардуса она успеет и быстрее, тренировки в школе не прошли даром.

— Беги уже, принцесса… — пренебрежительно напутствовала знакомую Имал, но Полозовой уже и след простыл.

Соорудив из подушек и одеял видимость женской спящей фигуры на месте Полозовой, Имал неожиданно для самой себя захотелось проследовать за Мирославой.

«И вовсе это не будет слежкой! — уговаривала она сама себя. — Я всего лишь присмотрю, чтобы принц её не обесчестил. А Михаил мне ещё потом спасибо скажет, что я присмотрела за этой мартовской кисой. К тому же я смогу телепортировать нас с ней и сэкономлю время на возвращение в школу».

Уговоры длились недолго. Уже спустя пару минут Имал обернулась во вторую ипостась и прыжками ринулась догонять Мирославу.

Мантуя, палаццо Борромео

Сына привезли всё ещё в состоянии глубокого сна. Как и предупреждал источник из городской стражи, от Джованни разило зельем забвения. Вот только первый гнев уже сошёл на нет, и Висконти смог более рационально обмозговать случившееся. Больше всего происходящее намекало на подтасовку фактов и попытку рассорить их род изнутри. Да ещё и повторное использование зелья забвения, как в случае с Николя Бенуа…

Вот только этот кто-то должен был знать, что Висконти запретил браться за заказ Талейрана. А знали об этом всего три человека: он и братья. Считать кого-либо из них предателями не выходило. А от всевозможных следящих артефактов кабинет главы рода был защищён практически так же, как и сокровищница. Могли ли на подобное пойти французы, когда Борромео не отреагировали на их заказ? Могли. Информация про состояние Бенуа, наверняка, просочилась куда нужно, чтобы кто-то решил воспользоваться уже проторенной дорожкой зелья забвения. Но для этого следовало подловить Джованни, что тоже задача не из тривиальных. Однако же сын лежал сейчас перед ним и сладко спал.

Не исключал Висконти и минимальный шанс того, что Джованни мог подслушать запрет главы рода и воспротивиться ему. А потому граф Борромео решил одним махом развеять собственные сомнения хотя бы в части сына, правда, избрал для этого достаточно жёсткую манеру.

Джованни спустили в подвал, где стоял артефакт, давным-давно найденный магами рода и приспособленный для удержания в плену теней.

Глыба неизвестного минерала была грубо обработана и покрыта примитивными рисунками. В детстве Висконти часто разглядывал саркофаг, пытаясь разгадать его назначение. По самым смелым его предположениям артефакт должен был способствовать медитации, просветлению и вознесению. Борромео же использовали его как тюрьму. Доподлинно неизвестно, когда и кто первым заметил, что ходящие в тенях не могли из него сбежать, а медленно умирали, лишаясь сил. Однако же, когда в роду появился свой ходящий в тенях, саркофаг стал единственным способом воздействия на своевольного мага.

Каждое наказание сына стоило Висконти очень дорого, но Джованни он воспитывал строго, недрогнувшей рукой обрушивая заслуженные кары на голову своевольного мага смерти.

Вот и сейчас, уложив сына в саркофаг и наполовину задвинув крышку, Висконти ждал пробуждения Джованни ради ответа на один единственный вопрос.

— Ты нарушил мой запрет и взялся за заказ Талейрана? — спросил он в лоб, стоило сыну открыть глаза.

— А ты забыл мне рассказать, что являешься моим отцом, а не старшим братом, — парировал Джованни, даже не думая отвечать на вопрос.

Графу Борромео стоило огромных трудов удержать бесстрастное выражение лица.

— Кто сказал тебе подобную чушь?

— Не поверишь, мать!

Глава 18

— Твоя мать мертва! Ты случайно выпил её при спонтанной инициации, — как маленькому спокойным голосом принялся объяснять Висконти, глядя на сына. — Она была слишком молода для родов. Слишком. У неё не было шансов выжить.

— Именно поэтому ты так и не смог смириться с её смертью? — вкрадчиво обронил Джованни.

Граф Борромео ничего не ответил, но взгляд выдал его с головой. Удивительное дело, но Висконти всегда терял самообладание, стоило упомянуть его первую супругу.

— И деда ты убил, когда он поклялся меня уничтожить как лича, да, пап? И многое мне прощаешь из-за нашего внешнего с мамой сходства.

Джованни говорил тихо, озвучивая услышанное в гостях у русского графа. Ровный голос, словно шёпот самой Смерти, проникал в душу и бередил память.

— А ещё ни одна картина не передаёт её красоты. В живую она оказалась ещё красивее: фарфоровая кожа, платиновые локоны с бликами огня от камина, алые уста… и глаза штормового неба, как у меня.