Кодекс Крови. Книга ХIV (СИ) - Борзых М.. Страница 38

Висконти дёрнулся как от пощёчины и резко наклонился над саркофагом, вцепившись пальцами в плечи сыну:

— Где ты её видел?

Джованни молчал, глядя на одержимый блеск в глазах отца.

— Она была и есть твоей единственной любовью и помешательством. Так почему же ты оставил её умирать? Ты одержим ею даже спустя полтора века и десяток жён. Почему?

Джованни осознанно давил на отца, хотя сам ещё плохо осознавал происходящее. Одно дело — устроить спонтанную проверку полученной информации, и совсем другое — увидеть, что полтора века его жизни оказались ложью. Узнать, что он не сирота, а имеет очень даже весёлую родню как по отцу, так и по матери. Настолько весёлую, что представители обоих семейств договорились уничтожить его сразу после рождения.

«Счастливого дня рождения! — с грустью отметил про себя Джованни. — И счастливого дня смерти!»

— Тебе не понять! — рыкнул Висконти и отвернулся.

— Ну ты уж попробуй объяснить. Информация за информацию. Ты расскажешь мне правду о моём рождении, а я верну тебе жену.

Мантуя, чуть менее ста пятидесяти лет тому назад

Палаццо Борромео

Крики Агаты резали его без ножа. Висконти раненным зверем метался у входа в супружеские покои. Лекарки уже больше суток пытались помочь роду Борромео обзавестись наследником, но что-то основательно шло не так. Крики роженицы раз от раза становились всё тише, и даже не сведущий в лекарском деле Висконти понимал, что это плохой признак.

«Чёрный Единорог, молю, пусть Алессандро успеет! — мысленно молился Висконти. Алессандро дель Ува был другом детства и одним из сильнейших магов жизни в стране. — Уж он точно сможет помочь сыну и Агате! У него просто не может не получиться!»

— Если ещё не разродилась, значит, и не разродится, — из-за спины послышался скучающий голос графа Борромео и отца Висконти, моложаво выглядящего старика, потерявшего один глаз в войне родов и давным-давно разменявшего четыре века жизни.

Сам же Висконти готов был вцепиться в глотку отцу за эти слова.

— Это твой внук, как ты можешь? — вместо того процедил наследник рода.

— Это твоя слабость. Жёны нужны не для любви, а для плодовитости и связей. Эта… — граф пренебрежительно ткнул тростью на закрытые двери покоев, — не принесла ни того, ни другого.

— Она принесла в мою душу покой и любовь! — горячо возразил Висконти.

— Это не то, чего я ожидаю, от своего наследника — брезгливо скривился, словно наступил на слизняка, граф и неизвестно кому махнул рукой.

В следующее мгновение Висконти почувствовал, как на его шее защёлкивается блокиратор и отрезает от силы. Гвардейцы рода пытались скрутить ему руки, но он отчаянно вырывался, расталкивая их и пытаясь пробиться к спальне жены. Шестым чувством он ощущал бродящую вокруг Смерть. Его оттягивали от покоев, но он заметил, как в открывшуюся дверь скользнуло две фигуры в чёрных плащах. А ещё через минуту сквозь крики потасовки послышался отчаянный крик его Агаты, а следом слабый писк младенца.

Вспышка магии смерти была такой силы, что гвардейцы, удерживающие Висконти, упали замертво. Время застыло, словно кисель. Люди, словно мухи, медленно барахтались в нём. Сознание плыло, Висконти стоял на коленях, упираясь руками в гранитный пол. Он тряс головой, пытаясь прогнать туман слабости из зрения. Из покоев появилась одна из фигур в плаще, удерживая на вытянутых руках младенца, даже не завёрнутого в пелёнку.

Граф Борромео пристально разглядывал внука, будто пытался решить внутри себя сложную задачу.

— Девица?.. — только и спросил он.

— Выпита после спонтанной инициации. Мы предупреждали. Теперь ваш черёд исполнить клятву… — голос был женским и холодным, словно высокогорная стужа.

Старый граф кивнул и отправился прочь из покоев, а Висконти растерянно взирал ему вслед. Его Агата умерла… выпита их общим дитя. Во время инициаций магии смерти и не такое бывает. И сейчас перед новоявленным отцом стоял выбор без выбора. Кого спасать? Пытаться вернуть душу уже ушедшей жены или же попытаться спасти ещё живого сына из рук его безжалостного деда?

Колебания длились не больше секунды, и Висконти чуть ли не на четвереньках пополз вслед за отцом. Даже отрезанный от силы, он будет бороться за их с Агатой ребёнка до конца.

Он не заметил, как фигура в плаще сплюнула на пол, покачала головой и вернулась в покои жены.

Путеводной звездой для Висконти служил испуганный плач младенца. Чуть оправившись от удара, маг смерти, уже цепляясь за стены, преследовал своего отца, с ужасом понимая, что тот идёт в алтарный зал. То есть просто убить внука ему было мало, он собирался принести в жертву Чёрному Единорогу кровь от крови и плоть от плоти рода. Величайшая жертва.

«Я тебя сам на алтарь уложу, тварь!» — мысленно подбадривал себя Висконти, ещё не понимая, как будет обивать сына у сильнейшего мага смерти рода. Но помощь пришла, откуда не ждали. Его догнали два брата и Алессандро.

— Старик свихнулся! — прохрипел Висконти, указывая себе на шею. — Собирается принести в жертву моего сына.

Карло и Альфонсо переглянулись и подхватили брата под руки, переходя на бег.

В алтарный зал они ввалились в тот момент, когда над телом младенца висело черное облачко и тянуло к нему эфемерные щупальца. Ребёнок отчаянно захлёбывался в плаче, пока его дед вырезал ножом руны на красной сморщенной младенческой коже.

В Висконти словно твари изнанки вселились при виде этого зрелища. Он рванул к отцу, на бегу подхватив обсидиановый клинок со стенда подручных инструментов. Но старый граф и сам был не промах. Трость он носил с собой не ради статуса и сокрытия лёгкой хромоты. Нет, в его руках это было смертельное оружие по призыву призрачных тварей. У кого-то это были посохи, а у графа Висконти — трость с набалдашником из собственной берцовой кости.

— Не мешай, и останешься жив! — безразлично кивнул себе за спину глава рода и воссоздал сразу трёх призрачных воинов, преградивших путь к алтарю. — Он — лич! Тварь, которая выпьет нас всех и примется за город. Такого даже я не удержу. С ним нужно покончить, пока он снова не испытал голод.

— Он — твой внук и мой единственный сын! Оракул… — выкрикнул Висконти, прорубаясь сквозь строй воинов.

— Плевать. Я бы убил любое дитя, ставшее личем. Младенцы особенно опасны! Они не умеют контролировать голод! Внук не исключение, а лишь приятный бонус для жертвоприношения.

Руны легли на тело младенца, который уже хрипел, лёжа на холодной поверхности каменного алтаря с постаментом из человеческих черепов. Рука графа Борромео нависла, острием трости готовясь пронзить сердце ребёнка, и тогда Джованни опустил руки и сам насадился на клинки призрачных воинов. Созданные для защиты рода, они тут же развеялись, стоило им пролить кровь Борромео. Шаг был рискованным и одарил Висконти тремя ранами в области груди, печени и живота, но зато позволил из последних сил рвануть к сыну и накрыть его своим телом.

Трость графа прошила насквозь его тело и вошла в грудь младенца. Алтарь залило кровью. Отмерли Карло и Альфонсо. Они оттащили отца от алтаря, но было уже поздно. Чёрное облако над алтарём жадно пило принесённую в жертву силу. Висконти привстал над телом сына и увидел выходящее из его груди лезвие трости. Взгляд мага смерти затопило тьмой. Это была первобытная ярость. В один день собственный отец убил его жену и сына, предав доверие и родную кровь. В руке Висконти так и был зажат обсидиановый клинок. Терять ему больше было нечего. Пока братья держали отца, в душе наследника рода не возникло даже сомнений. Он вогнал кинжал по самую рукоять в глазницу отцу.

Как ни странно, но тот не сопротивлялся. Братья в ужасе отступили, а ослеплённый граф Борромео наощупь дополз до алтаря, обняв его руками.

— Три поколения рода — щедрая жертва! — прокаркал он сиплым голосом. — Проси! Замкни… голод… на себе!

С этими словами граф Борромео умер, в отличие от его старшего сына и внука.