Десять ли персиковых цветков - Ци Тан. Страница 89

Быстро взглянув на остальных, я поняла, что Чжэ Янь и Четвертый брат были удивлены не меньше моего. Вытаращив глаза и раскрыв рты, они сидели, ошарашенные этим внезапным признанием.

Повертев в руке чашу с чаем, Мо Юань произнес:

– Неудивительно, что это стало полнейшей неожиданностью. Даже я узнал об этом, только когда отец собрался отойти в мир иной. Я думал, что был единственным сыном своей матери, но, оказывается, у меня есть младший брат.

Со слов Мо Юаня выходило, что Богиня-Мать носила под сердцем двух сыновей.

Наставник рассказал, что в год, когда четыре предела [115] обрушились и Девять Островов раскололись, Богиня-Мать много трудилась, чтобы укрепить четыре Небесных Столпа, и это сказалось на ее чреве. Из двух сыновей живым на свет родился только старший, младшего уберечь не удалось. Бога-Отца тяготил груз вины перед младшим сыном, и он удержал осколки его душ, которые должны были раствориться между Небом и Землей. Он решил восстановить души младшего сына в собственном изначальном духе и посмотреть, будет ли на то воля неба и случая, чтобы создать для его младшего сына бессмертное начало и вернуть сына к жизни. Для создания бессмертного начала Богу-Отцу пришлось потратить половину своей духовной силы, но даже это не помогло пробудить изначальный дух неродившегося ребенка. Тогда Бог-Отец превратил созданное половиной его сил бессмертное начало в золотое птичье яйцо и спрятал его на дальнем склоне горы Куньлунь. Он хотел дождаться пробуждения изначального духа младшего сына и предпринять новую попытку. «Душа, вернись!» [116]

Однако дождаться пробуждения духа младшего сына ему было не суждено: Бог-Отец и Богиня-Мать вернулись в Первозданный хаос. Перед тем как отправиться в мир иной, Бог-Отец рассказал обо всем Мо Юаню. Он передал осколки душ младенца на попечение старшему брату. Наставник, как и Бог-Отец, поместил их в свой изначальный дух, надеясь исцелить младшего брата. Шло время, менялся мир, но изначальный дух младшего брата Мо Юаня так и не пробудился.

Наставник промолвил:

– Вскоре после того, как я пожертвовал свой изначальный дух колоколу Императора Востока, он наконец возродился. Теперь я могу вернуться. Полагаю, что, когда мой изначальный дух разбился на осколки, души хунь разлетелись, а души порассеялись, он, искренне беспокоясь обо мне, стремился собрать их воедино. У меня осталось смутное воспоминание, как маленький мальчик, сидя подле меня, пытается спасти мой изначальный дух. Проходит семь или восемь тысяч лет, и вот уже мой дух восстановлен наполовину, но вдруг вспышкой золотого света его уносит прочь из нашей горной обители. После его исчезновения мне пришлось самостоятельно восстанавливать свой изначальный дух, но это было очень трудно и требовало намного больше времени. Теперь, зная, что он стал наследником Небесного престола, я могу предположить, что в то время некая небожительница забрела на гору Куньлунь и проглотила золотое яйцо, что спрятал в горном ущелье Бог-Отец. Бессмертное начало моего брата прижилось в утробе той, что невольно похитила его.

Усмехнувшись, Чжэ Янь произнес:

– Теперь понятно, почему, когда родился Е Хуа, семьдесят две пятицветные птицы в течение восьмидесяти одного дня кружили вокруг дворца, а заря на Востоке не гасла три года. Очевидно, что принц – твой младший брат.

Поначалу моему изумлению не было предела. Вот уж не думала, что в один прекрасный день мне доведется стать родственницей высшего бога Мо Юаня! Но выслушав рассказ наставника до конца, я успокоилась и подумала, что в этом нет ничего удивительного: с такой внешностью Е Хуа определенно приходится младшим братом Мо Юаню.

В трудах, посвященных истории Девяти небесных сфер, утверждалось, что у Бога-Отца был один-единственный сын – Мо Юань. Однако записки небесных чиновников оказались весьма ненадежным источником. Доверять этим талмудам – все равно что верить книжкам, что пишет Звездный владыка Сы Мин, когда ему нечем заняться.

Мо Юань хотел немедленно повидаться с младшим братом, однако он только пробудился, ему требовалось время на восстановление, а именно несколько лет отдыха и полного уединения. Я беспокоилась, что телом наставник еще не так крепок, как раньше, и если он отправится сейчас в мир смертных, то не сможет восстановиться. Именно поэтому я, вопреки гласу совести, принялась искать отговорки и в конце концов дала обещание, что, когда Мо Юань полностью восстановится, я сама приведу к нему Е Хуа. Хотя пещера Разноцветного пламени и полна животворящей силы, однако оставаться там наставнику не следовало: в пещере было слишком промозгло, и это не помогло бы укрепить его здоровье.

Мо Юань всем сердцем желал вернуться на гору Куньлунь и провести целый год в уединении в пещере. Мне не хотелось, чтобы он, будучи ослабленным, узнал, в каком печальном состоянии находится школа. Однако огонь в бумагу не завернешь: ему придется увидеть все собственными глазами. Я подумала, что пусть уж лучше это произойдет раньше, чем позже, и поэтому, осушив две чаши чая, вслед за наставником отправилась на гору Куньлунь. Поскольку у Чжэ Яня и Четвертого брата не было никаких важных дел, они полетели с нами, попутно прихватив и Би Фана.

Когда мы, стоя на трех благовещих облаках, приблизились к горе Куньлунь, Четвертый брат снова упомянул, что школа находится в весьма плачевном состоянии. Из моей груди вырвался тяжелый вздох.

Тропу, ведущую к воротам школы, наводнили бессмертные. Кто-то из них стоял, кто-то сидел. Пурпурная ци смешивалась с лазурной, половина горы утопала в тумане, рождая прекрасный, словно заря, встающая меж клубящихся облаков, вид. В воздухе разливалась божественная ци, непрерывным потоком устремляясь к Небу. Любой с первого взгляда бы понял, что перед ним обитель небожителей. Все двадцать тысяч лет, что я проучилась здесь, это место было неприметным. Как же вышло, что всего через семьдесят тысяч лет расположение школы стало так бросаться в глаза?

Би Фан, на спине которого восседал Четвертый брат, подобрав когти, опустился пониже. Обратившись к одному из наивных бессмертных, Четвертый брат, сжав кулаки, спросил, что здесь происходит.

Юноша, хлопая глазами, пробормотал:

– Я и сам ничего не знаю. Просто вышел купить соевого соуса и вдруг услышал, что над вершиной соседней горы уже три или четыре дня клубится ци дракона. Мои товарищи направились сюда, чтобы поглазеть на это, вот и я не удержался. И ведь не зря прибежал, эти облака, – он с довольным видом прищелкнул языком, – непростые. Любо-дорого смотреть, вот я и сижу здесь уже целых два дня. Отпусти свою птичку полакомиться червяками, спускайся, присоединяйся к нам. Ручаюсь, ты не останешься равнодушным. Рядом со мной как раз есть свободное местечко, давай будем смотреть вместе.

Четвертый брат, поблагодарив бессмертного, отказался от его предложения. Он молча вернулся к нам и, кашлянув, сказал:

– Пустяки, они просто восхищаются величием горы Куньлунь и нарочно прибыли сюда, чтобы выразить свое почтение дракону, что обитает под горой.

Чжэ Янь, засучив рукава, хмыкнул и с насмешливой улыбкой обратился к Мо Юаню:

– Куньлунь – гора бессмертных, что высится на костях дракона. Возможно, он, почуяв твое возвращение, так воодушевился, что стал выпускать ци и этим привлек внимание неискушенных бессмертных.

Мо Юань невозмутимо усмехнулся.

Чтобы не потревожить бессмертных, пришедших поглазеть на необычное зрелище, мы применили чары невидимости и проскользнули в ворота школы.

Девятый упорно придерживался традиций, и поэтому даже спустя столько тысяч лет в школе ничего не изменилось. Я полагала, что сегодня смогу увидеть только Лин Юя, однако стоило нам войти, как мы оказались окружены толпой бывших учеников. Мои шестнадцать соучеников были там. Они облачились в даопао [117] и собрали волосы в традиционный даосский узел, как в прежние времена. Бывшие ученики выстроились в две шеренги вдоль каменной дорожки.