Десять ли персиковых цветков - Ци Тан. Страница 91

Придя к такому выводу, я почувствовала, что моя жизнь восхитительно полноценна. Мне захотелось поделиться этим открытием с Е Хуа. Но, возможно, сейчас он меня не поймет. За истекший большой час ему исполнился только год. Интересно, как он выглядит в таком возрасте? Его глаза уже напоминают два ледяных омута, как в зрелости? У него такой же прямой нос? Похож ли он в детстве на Колобочка?

Я все думала и думала, пока не уснула.

Известие о возвращении Мо Юаня разлетелось с невероятной скоростью. К утру следующего дня все, что летало в небе, ползало по земле и имело хоть какой-то зачаток сознания, знало: вернулся древний бог войны и музыки.

Если верить слухам, голову Мо Юаня венчала золотая заколка-гуань; явился он в кристальных черных доспехах, черных же сапогах для верховой езды и держал в одной руке меч Оси Мироздания, а в другой – прекрасную деву. Мо Юань величественно спустился с небес на гору Куньлунь шестнадцатого числа восьмого месяца, в третьей четверти десятой стражи. Когда он ступил на вершину, трижды дрогнул весь горный хребет, ликующе закричали звери и птицы, а из вод поднялись рыбы-драконы, проливая слезы радости.

Слухи эти были настолько невероятными, что мы, семнадцать учеников Мо Юаня, чуть ли не плакали от ужаса.

Действительно, Мо Юань выступал в поход с золотой заколкой-гуань в волосах, облаченный в кристальные черные доспехи и черные сапоги, держа в руке меч Оси Мироздания. Семьдесят тысяч лет эти предметы хранились в главном зале нашей горной обители. Перед ними мы, ученики, свидетельствовали наше почтение наставнику. Что до прекрасной девы, то после долгих раздумий мы с Четвертым братом пришли к выводу, что это, должно быть, я.

Но богов восьми пустошей почему-то устроила преувеличенная до безобразия версия произошедшего, и вскоре бессмертные один за другим поспешили к горе Куньлунь выказать почтение Мо Юаню.

Мо Юань собирался заняться восстановительной медитацией на следующий день после возвращения, но из-за наплыва посетителей эти планы пришлось отложить на неопределенное время. Среди прибывавших не было особенно важных гостей. Одних Старший или Второй ученик сопровождал к Мо Юаню, где те обменивались любезностями с наставником, других вели в передний зал выпить пару чаш чая, и после этого они уходили. Только на третий день на гору Куньлунь прибыл необычный гость.

Юноша в белоснежных одеждах был весьма хорош собой, имел вид ученый и доброжелательный. Когда он предстал перед Мо Юанем, обычно спокойное лицо наставника чуть изменилось.

Юноша не склонился в подобающем приличиям поклоне, лишь поднял на Мо Юаня глаза в форме лепестков персика и промолвил:

– Я очень давно не имел чести лицезреть вас. Вы нисколько не изменились. Сегодня я, Чжун Инь, прибыл на гору Куньлунь только для того, чтобы передать вам слова моей старшей сестры. Прошлой ночью она явилась мне во сне и сказала, – юноша на миг умолк, а затем с улыбкой продолжил, – что ей очень одиноко.

Я подозвала мальчика, прислуживавшего Седьмому, и велела ему налить господину Чжун Иню чаю. Мо Юань не произнес ни слова, только уперся локтем в подлокотник и прижал пальцы к виску. Чжэ Янь бросил взгляд на него и как можно доброжелательнее обратился к гостю:

– Братец Чжун Инь, ты, должно быть, шутишь. Твоя старшая сестрица Шао Вань уже десятки тысяч лет как исчезла из этого мира. Разве могла она явиться к тебе во сне?

Чжун Инь, изогнув губы в улыбке, в тон ему любезно ответил:

– Похоже, вы неверно меня поняли, почтенный высший бог Чжэ Янь. Я в самом деле прибыл сюда только передать слова сестрицы, ничего более. Сначала я не собирался этого делать, но сестра во сне выглядела такой несчастной, что я не выдержал и все же проделал этот утомительный путь до горы Куньлунь. Вы, почтенный, утверждаете, что раз моя сестра исчезла, то она не может прийти ко мне во сне. Но разве о досточтимом высшем боге Мо Юане не говорили, что он «исчез без следа»? Однако ж он вернулся. Хотя моя сестра исчезла и никому не ведомо, где блуждают ее души, отчего ей невозможно явиться мне во сне?

С этими словами он коротко поклонился и стремительно покинул главный зал. Когда Чжун Инь ушел, Чжэ Янь вознес молитву Будде.

Мо Юань сошел со своего места и, не сказав ни слова, удалился на задний двор. Я было подскочила, чтобы последовать за ним, но меня остановил Чжэ Янь. Ко мне тотчас подошел Второй.

– Наставник вот так ушел… Если придут еще желающие его повидать, как с ними быть? – расстроенно спросил он.

Чжэ Янь закатил глаза и ответил:

– Посади их в переднем зале пить чай. Как напьются, проводи. Чая ведь хватает?

Я, прикинув, закивала:

– Хватает, конечно!

Я всегда знала, что у моего наставника Мо Юаня есть своя история. Для всех его поступков имеются разумные причины, и коренятся они в годах его юности. Брошенные господином Чжун Инем слова ясно показали, что история наставника пропитана горечью. Заволновавшись, я решила, что, будучи почтительным учеником, схожу в покои наставника вечером, когда поток гостей иссякнет, и найду для него слова утешения.

На мир уже опустилась ночь, когда я постучалась к Мо Юаню. Он неподвижно сидел перед гуцинем [119]. В мерцании свеч я вдруг увидела на лице наставника печать прожитых лет. Я замерла в дверном проеме. Наставник медленно оторвал взгляд от гуциня и посмотрел на меня.

– Почему мнешься у входа? Заходи, – со слабой улыбкой пригласил он.

Я неловко переступила порог. Мне хотелось утешить наставника, но в голову так и не пришли подходящие фразы. Признаться, я даже не знала, что его терзает, однако, если судить по словам того юноши в белом, мучить сейчас наставника могла только несчастная любовь. Раз дело и правда в разбитом сердце, с чего же начать?

Я глубоко ушла в свои мысли, когда послышались нестройные звуки гуциня. Это Мо Юань, положив правую руку на инструмент, небрежно задел пару струн.

– Ты так и не избавилась от дурной привычки витать в облаках. Кое-что не изменилось даже за десятки тысяч лет, – сказал он.

Я тронула кончик носа, с улыбкой подсела поближе к наставнику и утешительным тоном заметила:

– Наставник, мертвых не вернуть. Возможно, этот Чжун Инь просто очень скучает по сестре, не принимайте его слова близко к сердцу.

На миг Мо Юань удивленно замер, затем наклонил голову и вновь, будто бы невзначай, перебрал пару струн.

– Так ты поэтому сюда пришла? – спокойно спросил он.

Я чуть кивнула. Рассеянный звук гуциня резко оборвался. Мо Юань поднял голову и долго смотрел на меня. Наконец он задал вовсе не относящийся к теме вопрос:

– Ты искренне его любишь?

Вопрос сбил меня с толку. До меня не сразу дошло, что наставник говорит о Е Хуа. Хотя обсуждать такие дела со старшими несколько неловко, скромность никогда не была моей сильной стороной, поэтому я честно ответила:

– Искренне. Я очень сильно его люблю.

Наставник отвел взгляд и долго смотрел в окно.

– Вот и славно, тогда мне не о чем волноваться.

Эх, весь вечер у Мо Юаня такое странное выражение лица. Неужели… неужели он тревожится, что я не справлюсь с ролью примерной жены и потому меня ждет несчастный брак? Когда до меня это дошло, я поспешила радостно успокоить наставника:

– Не волнуйтесь, принц Е Хуа очень добр ко мне, у нас с ним полное взаимопонимание. Я люблю его, а он – меня.

Мо Юань так и не повернулся ко мне, лишь негромко сказал:

– Уже поздно, ступай к себе.

С тех пор Мо Юань редко появлялся в главном зале. Я приходила к наставнику, чтобы его утешить, но, выйдя от него, поняла, что ничуть ему не помогла. Какой стыд… Возможно, в таких делах помочь можно лишь себе самому, другим лезть в душу не стоит…