Десять ли персиковых цветков - Ци Тан. Страница 90

Во дворе росли те самые деревья, которые были перенесены сюда Буддами с Западных небес, когда пожелали трапезничать в этом месте. Шестнадцать моих соучеников, опустив руки, торжественно стояли в тени саловых деревьев [118], будто и не сходили с этого места в течение прошедших тысячелетий.

Глаза Старшего покраснели. Упав на колени, он дрожащим голосом произнес:

– Несколько дней назад до нас долетела весть, что над горой Куньлунь клубится ци дракона и временами слышится его рык. Не понимая, что несет в себе это предзнаменование, я с соучениками поспешил сюда. Хотя в наши головы и закралась мысль о возвращении почтенного наставника, мы никак не смели в это поверить. Сегодня, находясь в одном из залов, мы почувствовали, что за воротами школы витает ваша ци. Мы тут же бросились навстречу, но не успели прибежать вовремя, чтобы лично встретить вас у ворот. Наставник, вас не было целых семьдесят тысяч лет, и вот вы наконец вернулись!

Он закончил говорить, уже захлебываясь от слез.

Хотя Старший соученик и сохранил юное лицо, молодость его давно осталась позади. От вида его слез у меня самой защипало в носу. Остальные пятнадцать соучеников тоже упали на колени и принялись плакать навзрыд. Шестнадцатый, по имени Цзы Лань, рыдал громче всех.

Мо Юань, опустив глаза, промолвил:

– Я заставил вас так долго дожидаться меня. Поднимайтесь, побеседуем внутри.

Прежде чем начать говорить, они вдоволь наплакались. Утерев слезы, бывшие ученики рассказали, что в тот же год потеряли своего невежественного товарища, владыку Сы Иня. При упоминании моего имени Старший так опечалился, что едва мог дышать. А ведь это я, опоив их, украла бессмертное тело Мо Юаня и той же ночью бежала с горы Куньлунь. Однако он не сказал ни слова о моем проступке, говорил лишь о том, что по недосмотру потерял меня и это только его ошибка. Все эти годы Старший не переставал искать меня, однако ему не удавалось напасть на след, и это не сулило ничего хорошего: он остался за главного, но не справился со своими обязанностями, даже не смог уберечь Семнадцатого, и за это наставник должен со всей строгостью наказать его.

Мне пришлось опереться на плечо Четвертого брата. Стоило мне услышать слова Старшего, как из глаз покатились слезы, и я поспешила признаться:

– Все совершенно не так, вот же я, прямо перед тобой. На мне просто другое платье, но поверь, это я, Сы Инь!

От удивления Старший не мог вымолвить ни слова. Он резко дернулся, но споткнулся и растянулся на полу. Поднявшись, он бросился ко мне и заключил в крепкие объятия. Вытирая слезы, он надломившимся голосом проговорил:

– Девятый говаривал, что каждый порою видит в тебе мужеложца. Когда Второй принц темных пытался соблазнить тебя, я побил его, чтобы он и думать не смел ни о чем подобном, однако у меня не получилось переубедить тебя… Бедный Семнадцатый, ты и впрямь стал мужеложцем, да еще и облачился в женское платье…

Четвертый брат не удержался и захихикал. Едва сдерживая слезы, я ответила:

– Старший, взгляни на меня, неужели я выгляжу как мужчина, который наряжается женщиной?

Десятый отпихнул Старшего и, запинаясь, произнес:

– Ты никогда не мылся вместе с нами… Так это правда? Семнадцатый, ты все это время был девчонкой?

Четвертый брат, растягивая слова, сказал:

– Она на самом деле де-вуш-ка!

Я пнула его по ноге. В прежние времена Старший был другим, за эти годы он стал более чувствительным. Закончив рассказ обо мне, Старший поведал о славных подвигах, совершенных товарищами в последние семьдесят тысяч лет.

Мои шестнадцать соучеников в юности не были героями. Мы всегда проводили время вместе, и хотя я больше не лазила по деревьям, чтобы собрать финики, и не ловила рыбу, но с удовольствием глазела на петушиные и собачьи бои и следила за сражениями сверчков. Выучилась ездить верхом и присматриваться к хорошеньким девушкам. Меня также обучили искусству выпивать, а затем под действием вина рассматривать картинки «весенних дворцов». Я в совершенстве овладела всем, чем занимаются юноши высокого происхождения. Тайком от наставника мы безобразничали в мире смертных, считая себя выдающимися и неподражаемыми молодыми людьми.

Вне всякого сомнения, именно стараниями моих шестнадцати соучеников я свернула на кривую дорожку. Но кто бы мог подумать, что эти совратители, погубившие мою добродетельность, спустя много лет так возмужают и наловчатся выглядеть достойными мужами? Воистину, в тот момент, когда следовало воздать им за преступления, творец их судеб бесстыже уснул.

Но меня радовало это упущение высших сил. Наверное, наставник тоже был доволен тем, что его ученики избежали злосчастий. Однако, порадовавшись за товарищей и наслушавшись рассказов об их блистательных подвигах, я невольно задумалась, чего же сама достигла за эти годы. К выводам я пришла настолько тоскливым, что по коже побежали неприятные мурашки.

Четвертый брат, записывавший истории моих соучеников, вдруг отбросил кисть, хлопнул в ладоши и воскликнул:

– Герои! Герои!

За неприятными мурашками накатила волна удушающего стыда.

Десятый, услышав мой вздох, попытался меня утешить:

– Так ты же девушка. Красивая девушка. Красивым девушкам не пристало совершать подвиги и чего-то там достигать. Вот мои младшие сестры целыми днями только и думают, как бы удачно выйти замуж. Семнадцатая, твое счастливое замужество и станет твоим величайшим достижением.

Шестнадцатый расплылся в улыбке:

– Семнадцатая уже в таком возрасте, когда нужно спрашивать не о том, удачно ли она вышла замуж, а о том, сколько детишек бегает в ее доме. Кстати, скоро ли ты представишь нам своего мужа? Хотел бы я знать, какой мужчина оказался тебя достоин!

Каждым словом он точно надавливал на больную мозоль. Я утерла со лба выступивший пот и сухо рассмеялась:

– Что ж, по рукам, договорились. Угощу вас всех вином на моей свадьбе через два месяца.

Все это время Мо Юань, сидя чуть в стороне и прикрыв глаза, слушал нашу беседу. На словах «моей свадьбе» чаша с чаем, которую он держал в руках, накренилась, и напиток полился на пол. Я тут же подскочила помочь. Чжэ Янь многозначительно кашлянул.

Лин Юй, Девятый ученик, хорошо следил за порядком на горе Куньлунь. Мой Четвертый брат мог месяцами не возвращаться в Лисью пещеру, и пыли в его покоях накапливалось с полцуня. Семьдесят тысяч лет я не ступала на порог школы, но в комнате, где я когда-то жила, не было ни пылинки. Я лежала на своей старой кровати, мучаясь угрызениями совести. Потом перевернулась на другой бок.

В соседней комнате ночевал Шестнадцатый. Он постучал в стенку и спросил:

– Спишь, Семнадцатая?

Я шумно фыркнула, показывая, что нет. Однако вышло это не громче комариного писка, поэтому я произнесла, чтобы Шестнадцатый точно услышал:

– Не сплю.

Он немного помолчал, потом, видимо, пододвинувшись ближе к стенке, заговорил:

– За эти семьдесят тысяч лет ты многое перенесла ради наставника.

Сколько я себя помнила, Шестнадцатый всегда со мной спорил и никогда не упускал случая придраться. Укажи я на восток, он бы пошел на запад. Если я что-то хвалила, он тут же ругал это на чем свет стоит. И вдруг я слышу от него такое. Как тут не засомневаться: не подменили ли моего Шестнадцатого соученика? Насторожившись, я спросила:

– А ты точно Цзы Лань?

Он помолчал, а затем хмыкнул:

– Поделом тебе, что за столько лет замуж не вышла.

Точно Цзы Лань. Рассмеявшись и решив не вступать с ним в препирательства, я вновь повернулась на кровати. За свою долгую жизнь я претерпела много всевозможных несчастий, но сейчас, лежа в узкой кровати в своей школе, вдруг поняла, что ни о чем не жалею.

Лунный свет мягко заливал комнату, за окном открывался самый обычный пейзаж. Мой Второй брат часто приговаривал, пытаясь меня вразумить: цени то, что имеешь, даже если имеющееся не удовлетворяет тебя в полной мере. Раньше я никогда не понимала смысла этих слов. Мне казалось, лучше уж забыть о неудовлетворяющих вещах, чем пытаться их ценить. Мои дни проходили в беспокойстве и вечном смятении. Сейчас я поняла, что забвение – это лишь попытка обмануть себя, чтобы жить было легче. Истинное облегчение приходит лишь к тем, кто примиряется с собой. Когда обретаешь внутреннее спокойствие, дни наполняются счастьем.