Благословенный. Книга 5 (СИ) - Коллингвуд Виктор. Страница 36

— Давайте не превращать военное совещание в гадание на кофейной гуще! — прервал я начинавшуюся перепалку. Я конечно всегда очень либерально подхожу к обсуждению всех вопросов, считая, что людям надо создать условия, дабы они могли откровенно высказать свои мысли; однако же и излишнюю болтовню тоже не стоит поощрять. А соображения насчёт поляков кажутся очень верными….

— Николай Карлович, каким вы полагаете решение проблемы с Тильзитско-Кенигсбергской армией пруссаков? — задал я затем вопрос Бонапарту.

— Ответить на этот вопрос «априори» было бы чересчур опрометчиво! — уверенно и убеждённо заявил тот. — Многое будет зависеть от ответных действий пруссаков. Возможно, они не будут вообще ничего предпринимать, ограничившись обороной. Есть вероятие, что они, выяснив, что основные силы нашей армии ушли в Польшу, а перед ними лишь небольшой заслон, сами перейдут в наступление. Тогда нам придётся думать об обороне Вильно и Риги. Но вернее всего, они двинутся на юг, к Варшаве.

— И что нам нужно предпринять в этом случае?

— Разбить их — просто ответил он. — Победою в Польше мы создадим себе численное превосходство над пруссаками; польская армия пополнится местными рекрутами, а наши силы успеют привести себя в порядок перед предстоящей битвой.

— Есть ли ещё вопросы и соображения? — спросил я у Совета.

— А что, если мы проиграем сражение? Прусская армия со времён Фридриха Великого овеяна славой! — поделился сомнениями Барклай де Толли.

— Михаил Богданович, последние компании герцога Брауншвейгского на Рейне этой репутации не подтверждают! — заметил я. — Мы уже много раз разбирали тактические особенности их армии, и наши множество недостатков и путей, как их можно было бы использовать! Конечно, недооценивать противника нельзя, но и переоценка ничего хорошего нам не несёт: если мы не воспользуемся их тактической отсталостью сейчас, завтра они уже устранят свои недостатки, а мы утратим прекрасную возможность одолеть мощного противника в момент его слабости.

Все замолчали. Я поглядел на Бонапарта, в волнении озирающего карту польской Пруссии. «Ведь он вдребезги разбил пруссаков при Иене и Ауэрштедте. Отчего же ему не теперь повторить этого деяния, пусть и на семь лет раньше?» — подумалось мне.

— Ну что же… задумчиво произнёс Александр Васильевич — смелость города берёт! Русские прусских всегда побивали, чего же нам мешкать? План хорош — так давайте его выполнять, помня, однако, что от умных действий противника всё может перемениться!

И работа закипела.

* * *

К этому времени мы уже проделали огромную работу по изучению потенциального противника и театра боевых действия. Прежде чем прогремят залпы орудий, дипломаты и шпионы в полной тишине тщательно и скрупулезно собрали и обработали массу сведений, по крупицам собирая данные о потенциальном противнике. И на основе добытых сведения можно было уверенно заявить, что Пруссия по состоянию на 1799 год была суть «колосс на глиняных ногах».

Когда-то государственный и военный аппарат этой изворотливой и хищной державы создал гениальный Фридрих II, не зря прозванный Великим. Он обладал поистине обширным умом, мог входить в любые мелочи и создал систему управления под себя. Но со смертью его всё переменилось — теперь территория Пруссии выросла втрое, а вот короли сильно измельчали. И эта система, фридриховская по внешней форме, но совершенно иная, пустопорожняя по содержанию, начала давать сбои. Какая ирония! Говорят, что после великих людей к власти приходят ничтожества. Нет! Преемники героев часто могут быть вполне нормальными людьми, не лучше и не хуже других. Но им достаётся система управления, собранная под гения, и она не подходит им, как доспехи Титана не налезут на обычного человека… То же самое случилось и с Пруссией.

Все отрасли прусского государства, а военное ведомство больше, чем все остальные, погрязли в рутине традиционной мелочной формалистики. С незапамятных времён Пруссия придавала огромное значение военному ремеслу, и в военном отношении всегда играла более значительную роль, чем это можно было бы объяснить ее размерами или богатством. Такая репутация недешево стоила Берлину: прежде всего, для этого понадобилась более строгая, чем в других государствах, обязанность подданных нести военную службу — так называемая «кантональная система», то есть принцип всеобщей воинской повинности, только ещё вводимый моими усилиями в России. Необычайно большая армия из собственных подданных дополнялась Берлином проводимой с величайшей энергией системой вербовки иностранцев. Вооружение, снаряжение, выплата денежного довольствия, обмундирование — все это было предусмотрено с величайшей точностью, над всем царил дух педантического порядка и строгой дисциплины; именно таким путем этому второклассному государству удалось в области военного дела выдвинуться в число первоклассных государств и даже занять среди них первое место. Наивысшего уровня прусская военная машина достигла при Фридрихе; однако уже в 1792 году прусская военная мощь была уже не той, какой она была при этом великом короле. Генералы и командиры были уже не прежними, поседевшими на войне, а изнеженными и одряхлевшими за период мирного времени; военный опыт был в большинстве случаев утрачен. Над армией в целом уже не царил дух Фридриха; вооружение и снаряжение армии, вследствие сохранения старого бюджета и повышения цен на все предметы довольствия, была недостаточна и пришла в негодность. В берлинском арсенале артиллерия содержалась так тщательно, что в запасе имелось все до последней веревки и последнего гвоздя, но и веревки, и гвозди одинаково никуда не годились! Оружие солдата было всегда вычищено, ружейные стволы прилежно полировались шомполами, приклады ежегодно лакировались; но ружья были худшими в Европе. Солдат всегда исправно получал жалованье и обмундирование, но жалованья не хватало на то, чтобы даже утолить голод, а одежда была некачественной.

Вся система была насквозь бюрократична. Я бы сказал, что Пруссия 1799 года — это полный антипод Екатерининской России. Фридрих-Вильгельм не награждал за успехи; он наказывал за неудачи, Екатерина поступала наоборот, причем, как правило, была до неприличия щедра. Жизнь показала, что обе эти системы неидеальны; но прусская в известной мне истории рухнула с оглушительным грохотом под натиском наполеоновской Франции, в то время как екатерининская быстро и мирно была забыта её наследниками.

Так или иначе, я знал, что высокая репутация прусской военной машины не подтверждается её действительным состоянием. И не было никаких оснований считать, что человек, в известной мне истории одним ударом сокрушивший Пруссию в 1806 году, не сможет сделать этого в 1799-м.

* Облическое — «по диагонали», одновременное перемещение и по фронту, и в глубину.

Глава 16

Как мы и предполагали вначале, демонстрация наших сил в Литве имела успех; опасаясь за судьбу Кенигсберга, берлинский кабинет расквартировал в Восточной Пруссии 60-ти тысячную армию под командованием герцога Брауншвейгского. Ещё 55 тысяч под началом принца Гогенлоэ находилось в районе Варшавы. Также у них имелось два отдельных корпуса — один «обсервационный» под командованием Людвига Прусского, дальнего родственника короля, дислоцированный под Тильзитом, и находившиеся на территории Шлезвиг-Гольштейна силы под командованием генерала Рюхеля.

Престарелый герцог Карл Брауншвейгский был племянником и соратником Фридриха Великого по Семилетней войне, в течение которой он, в отличие от своего патрона,почти ни в чем не имел удачи. Он был остроумен, отличался военным опытом и знаниями, но уже был стар и дряхл. В компании против революционной Франции герцог тоже не показал блестящего результата; имея все возможности разгромить ослабленную революционной анархией французскую армию под Вальми, он ограничился там парой стычек и вялой артиллерийской перестрелкой. В теории, та битва окончилась «вничью», но на деле французы были воодушевлены «победой», особенно после того, как пруссаки покинули поле боя. Тем не менее, герцог пользовался авторитетом в прусской армии, являясь старейшим ее фельдмаршалом, да к тому же, будучи суверенным правителем собственного герцогства, имел право на собственную дипломатическую деятельность и был хорошо осведомлен в европейских делах и известен при всех дворах. Большой опыт в вождении войск, боевой опыт, личная храбрость, живой ум, спокойствие в минуту опасности — все эти свойства, в сочетании с прирожденной ловкостью, при обыкновенных условиях дали бы превосходного командующего. Но для главнокомандующего всей армией требуется уверенность в себе и полнота власти; первой он сам лишил себя, вторую не сумел вырвать у других.