Полуночный охотник - Семенова Мария Васильевна. Страница 15
– Лодка, – пробормотал он. – Мужик гребет. Баба боится.
«Все они тебя поначалу боятся…»
– Она не меня боится. Послушаем, что скажут.
Плеск становился отчетливее. Вскоре лодка уткнулась в берег. Двое поднялись по склону, остановились в отдалении от костра, низко поклонились.
«Будем биться об заклад? – вкрадчиво спросил Вархо. – Приворот или порча? Я за приворот! Ставка – три капли твоей крови!»
– Отвяжись. – Нойда сделал просителям знак подойти поближе.
Женщина – средних лет, небедно одетая – выглядела очень взволнованной, мужик помладше годами держался настороженно.
– Мир тебе, лопарский колдун! – произнес он, отдав малый поклон. – Поздорову ли добрался? А мы тут к тебе…
– Плохи дела у нас, колдун! – перебила его баба. – Помоги нам! Все от нас отказались, на тебя одна надежда…
– Что стряслось-то? – спросил нойда.
– Да у нас…
– Я скажу, ты только крыльями хлопаешь, – сурово одернул женщину ее спутник. – Болеет тут у нас девка одна. Да такая у нее болезнь, какой никто еще на людской памяти не болел. Мы сперва диву давались, а теперь уже думаем, не сняться ли всей деревней из этих мест да не переселиться ли куда подальше…
Нойда пристально посмотрел на мужика.
– А кто тебе эта девка?
Прежде чем тот успел рот открыть, вперед выступила женщина.
– Дочка это моя, колдун! А вот он, который меня привез, – мой младший брат.
– Что же ты сама пришла о дочери просить, величавушка? – прищурился нойда. – Муж-то где? Или это не его дочка?
– Да ты что такое мелешь, колдун?! – возмутилась баба. – Как не его? Я уж двадцать лет за кузнецом честно живу!
– Тогда где муж? Тоже болеет? У вас там что, моровое поветрие?
– Типун тебе на язык! Нет никакого поветрия!
– Креслав не знает, что водимая здесь, – вмешался мужик. – Мы тайком прибежали.
Нойда явственно услышал тихое хихиканье Вархо.
«Так вот кого она боится!»
– Супруг у нее хороший, – сказал мужик. – Елица сперва предложила ему пойти к тебе на поклон вместе. Мы ведь о тебе наслышаны, лопарь. Все уже знают, как ты в Шурмани извел злого арбуя, что людей заколдованной рысью травил… Но Креслав и сам к тебе не пошел, и жене запретил.
– Почему? – с любопытством спросил нойда.
– Сказал, сам справится. Они ведь, кузнецы-огневеды, из непростого рода. Дед его огненных духов заклинал, мать ведуньей была… Креслав и сам кое-чего может. Говорит, зачем нам лопарь? Только хуже сделает…
– Так и сказал? А ты все равно сестру привез? Что ж ты, против зятя пошел?
Просители переглянулись.
– Да, привез! – с вызовом сказал мужик. – Потому что надо уже что-то делать! Говорю, деревня по утрам просыпаться боится… А Креслав знай твердит: да ничего у нас особенного не деется, просто девка от маеты сердечной сохнет, а яблони садовое гадовье пожрало…
– От маеты сердечной? – с подозрением повторил нойда. – Сердце у нее слабое, то ли?
– Нет, жених ее бросил. Вот она и начала чахнуть без него, бедняжка…
«На что мы там спорили? – раздался ехидный голос Вархо. – Готовь кровушку!»
Видно, на лице нойды отразилось все, что он об этом подумал, поскольку мужик поспешно добавил:
– Ты не сомневайся, колдун. Знать, решил, мы тебя попусту тревожим… Но нет, там не просто девичья блажь. Слыхал ли, чтобы от живого человека могилой пахло? Или чтобы по весне весь яблоневый цвет в саду почернел и увял?
«Блин горелый, – разочарованно протянул Вархо, – все-таки порча. Эх, братец, ты выиграл. Но я забыл сделать ставку, так что без заклада…»
– У вас всегда что ни болезнь, так порча. Ладно, – проворчал нойда. – Лечить – благое дело. Добро хоть, приворот сотворить не понуждаете. Ждите, завтра утром приду к вам…
Глава 8. Испорченный дом
– Правильно сделали, что позвали, – пробормотал нойда, оглядывая хозяйство кузнеца. – Самое время…
«Да кабы не поздно», – с некоторым изумлением отозвался равк из колотушки.
Усадьба кузнеца Креслава располагалась на отшибе. Место приятное, удобное: и река рядом, и лес, и деревня не сказать чтобы далеко. Перед просторным, крепким домом с многочисленными пристройками – большой яблоневый сад. Живи да радуйся. Но это только издалека…
Уже на подходе пахнуло густым запахом разрытой земли. Несло сырым, холодным, подтопленным погребом, где густо расползлась плесень. Над крышей дома будто вилась едва заметная серая дымка.
Когда нойда подошел к воротам, знаки тления стали зримыми. Гниль ползла по створкам, подтачивая и кроша серое дерево. Голые ветви яблонь, видневшихся за оградой, были укутаны белыми клочьями паутины.
Нойда даже на миг усомнился, туда ли пришел. Место казалось заброшенным годы назад…
Он принюхался и уловил слабый запах окалины, едва пробивавшийся сквозь земляной дух.
– Да, кузнец тут, похоже, живет, – пробормотал саами. – По крайней мере, жил… Значит, говорил, ничего особенного не происходит… Сам со всем справится…
«Живет, живет, – подтвердил Вархо. – Вон он, за калиткой с женой препирается. Пускать тебя не хочет…»
И в самом деле, за калиткой слышалась возня. Кто-то шепотом бранился. Затем калитка приоткрылась. Наружу выдвинулся недовольный, мрачный мужчина. Из-за его спины выглядывала взволнованная Елица.
Креслав раньше, по всему видать, был статен и могуч. Теперь же на нем будто отражались следы того разложения, которое затронуло все его хозяйство. Поредевшие волосы, раздувшееся пузо; лицо отекшее, под глазами мешки, как у горького пьяницы, – однако брагой не пахнет… Взгляд мутный, уставший… и злой.
Елица суетилась рядом, угодливо улыбаясь мужу, кланяясь нойде. Явно боясь, что кузнец встанет в дверях и не пустит лопаря во двор.
– Здравствуй, хозяин, – склонил голову нойда.
– Милости просим, – буркнул кузнец, – мимо нашего двора щей хлебать…
Он просверлил нойду неприязненным взглядом и чуть подвинулся, пропуская нежеланного гостя во двор.
– Толку с вас, бродячих шептунов… Только ради жены впускаю тебя. Третий день зудит, как муха, аж голова разболелась…
– Сюда, сюда, почтенный ведун, – затараторила кузнечиха, показывая нойде дорогу, пока муж не передумал. – Вот тут светелка девичья…
Внутри избы еще сильнее несло тленом, холодом, волглостью. Казалось, печь не топили несколько лет, и дом вовсе не жилой. Но нет – в избе было чисто, прибрано… И все же будто подернуто серой тенью. Нойде пришлось напомнить себе, что снаружи теплое лето, а не поздняя осень.
– Сюда… Тут она лежит…
У кузнецовой дочки была аж своя горенка, с узкой кроватью, застеленной бельем с обережными вышивками. Больная скрывалась за лоскутной занавеской. Мать отдернула ее, и лопарский колдун сразу понял, откуда в доме пахло землей.
Девка казалась еле живой. Если бы не чуть заметное дыхание, можно было бы подумать, что она умерла пару дней назад. Глаза обведены синими тенями. Русые волосы рассыпались по подушке вокруг заострившегося, мертвенно-бледного лица… Под одеялом, натянутым до подбородка, угадывалось исхудавшее тело.
– Зоряна, голубушка… – Мать склонилась над ней, погладила по щеке. – Как ты, ласточка моя?
Девица лежала, закатив глаза, не отвечая.
– Совсем плоха сегодня, – горестно прошептала мать. – Обычно хоть взглянет, голос подаст…
– Чуешь, лопарь? – угрюмо спросил кузнец из дверей. – Будто могилой несет…
– От живых так пахнуть не должно, – согласился нойда. – А дочь твоя еще жива. Давно ли болеет?
– Да с прошлой осени… Как листья опали, начала чахнуть, и все хуже и хуже…
– А что случилось осенью?
Мать задернула занавеску и тихо сказала:
– Ее жених бросил.
– Не жених, – буркнул отец. – Так, женихался тут один… Был у нас в деревне парень, Витко его звали, – колоброд, пустомеля, гудошник… Задурил девке голову. Она в него втрескалась по уши. Уже и приданое из сундука потащила – а он сбежал со скоморохами.
– Вот она и заболела от горя, – подтвердила мать.