Скажи, что ты видишь (СИ) - "Vi_Stormborn". Страница 15

Гермиона молча наблюдает, как Гарри надевает ботинки и заправляет рубашку в штаны.

— Я дам тебе знать, — кивает он, когда заканчивает приготовление.

Грейнджер разрывает от благодарности к другу. Он пришел в себя чуть позже, чем она, у него есть и своя жизнь, свои тревоги. Он беспокоится за Джинни, за Рона и его семью, но снова идет спасать мир. Спасать ее мир.

Она обнимает его за шею, заключая в объятия.

— Гарри, — на выдохе произносит она, — спасибо.

— До встречи, — выпускает он ее из объятий и делает шаг назад.

Очередной хлопок оставляет Гермиону в белых стенах больницы наедине со своими мыслями. Невилл тут же оказывается рядом, что-то говорит, но Гермиона совсем его не слышит.

Перед глазами у нее изувеченное лицо Северуса. Он продолжал оставаться сильным, она могла точно сказать, что он позволял им делать это с собой, потому что любое его сопротивление было бы оценено как попытка к бегству и признание виновности.

Она помнит его взгляд в тот момент, когда мракоборец сказал нелестные слова в ее адрес. Помнит, как огонь в его глазах затмил все прочее, и как он ударил его, защищая ее честь. Она только и могла, что смотреть.

Смотреть, не отрывая от него взгляда ни на секунду.

Гермиона поджимает губы и зажмуривается. От таких мыслей легче не станет, нужно чем-то себя занять и как можно скорее. Иначе время будет течь так же медленно, как это было во сне. Ей пока придется только ждать.

Ждать новостей, но при этом продолжать делать то, что необходимо.

Невилл снова что-то говорит, но Гермиона не придает этому значения. Она словно надевает на себя невидимый конус, не озвученное заклинание защиты от других, и от этого становится немного спокойнее.

Девушка снова возвращается к палате Северуса. Закрыв глаза, чтобы не видеть этого снова, она вытягивает руку с зажатой в ней палочкой и ментально произносит заклинание. Когда она открывает глаза, капли крови, уже взмывшие со всех поверхностей вверх, постепенно растворяются в воздухе.

Гермиона понимает, что слух возвращается к ней.

— Невилл, — негромко произносит она, продолжая смотреть на постель, где лежал Северус, и вмятину от головы на его подушке.

— Да?

Гермиона смотрит на совершенно потерянного гриффиндорца.

— Нам пора всех будить.

Она старается. Она правда старается переключиться. Гермиона варит не один и даже не два котла зелья, полностью пытается сосредоточиться на рецепте, но он связан с ним. Каждый ингредиент, каждое новое действие — все связано с Северусом.

Это добровольная пытка.

Она стоит на ногах несколько часов, даже поесть не выходит, лишь работает, делает, действует. Только бы сделать так, чтобы все было не напрасно. Чтобы помочь ему, помочь себе.

Помочь им обоим.

— Откуда у тебя столько энергии?

Гермиона вздрагивает, оборачиваясь назад и возвращаясь в реальность. Рон стоит в дверях, опираясь плечом на косяк. Его ноги еще не до конца окрепли, как и у всех после сна, но он заставил себя встать с постели и прийти к ней.

Не зря говорят, что любовь — мотиватор крайне серьезный.

— Я стараюсь следовать цели, — наконец отвечает она, возвращаясь к работе, — учусь жить дальше.

— Потрясающе выходит, — сквозит в его голосе сарказм. — Научишь?

Гермиона замирает на мгновение, прекращает помешивать зелье, вынимает черпак из котла и оставляет его на столе, оборачиваясь к собеседнику.

— Что ты хочешь этим сказать? — прижимается она копчиком к столу.

— Ты изменилась.

Гермиона, не сдержавшись, прыскает.

— Я разве сказал что-то смешное? — не понимает он.

Грейнджер смотрит на него. Это от бессилия, Рон. Это она от чертового бессилия.

— Мы все изменились, — наконец отвечает она.

Рон делает полушаг вперед, не без боли опираясь на неокрепшие пока конечности.

— Ты же почти часть моей семьи, — глядя на нее, произносит он. — Почему ты не скорбишь? Почему не говоришь о случившемся? Я потерял брата!

Гермиона понимает, что злость выбирается наружу. Она скорбела, она кричала, она говорила, она писала десятки писем об этом. Гермиона уже сказала все и даже больше. Она выплеснула свою боль не единожды, однако этого сам Рон не сделал.

Сейчас она не сможет ему этого объяснить. Он поймет это только тогда, когда сам переживет. И это злит. Злит, что она не может помочь ему, поэтому не выдерживает и говорит совсем не то, что думает.

— Ты несешь свою скорбь, как знамя! — почти рычит она.

Рон вздрагивает, как от пощечины. Облизывает пересохшие губы.

— Я тебя не узнаю.

— Брось, Рон, — клокочет в ней несправедливость. — Приди в себя, черт тебя дери! Не только ты потерял брата! — делает она шаг к нему. — А как же Джордж? — на мгновение замолкает она. — Джинни, Чарли, Билл и Перси. Они, по-твоему, не потеряли брата?

Рон молчит, глядя на нее. На его лице мелькают несколько эмоций.

— А твои родители? — не может остановиться Гермиона. — Они потеряли сына. А Гарри? Наш Гарри! Скольких потерял он?!

Она снова делает шаг вперед, вся боль выходит из нее с каждым последующим словом, и ей легче и при этом тяжелее. Потому что она говорит об этом человеку, душевные раны которого совсем свежие.

— А как же я, Рон?! — срывается у нее голос. — Я лишилась родителей.

— Они живы, — морщится он. — Это другое.

Гермиона вспыхивает.

— Они совсем меня не знают, Рон! Я для них никогда не существовала! — она трет лицо ладонями, под кожей горит боль. — Нет заклинания обратного Обливейту, но я знала, на что шла. Знала, что мне придется с этим жить. И я живу, потому что нет выбора!

Рон мотает головой из стороны в сторону, делает шаг назад.

— Я тебя совсем не узнаю, — негромко произносит он. — Ты не Гермиона Грейнджер.

Гермиона замирает, глядя на него. Это был удар хороший. Девушка на выдохе вымученно улыбается. Жизни в этой улыбке не больше, чем в поцелуе дементора.

— Я думаю, наш разговор не имеет ни конца, ни края, — наконец произносит она слабым голосом и отворачивается к котлу, снова хватая со стола черпак. — Тебе придется пережить это, Рон, — говорит она тихо, но знает, что он ее слышит. — Иначе ты не сможешь двигаться дальше.

Гермиона слышит, как он уходит. Она снова остается одна. Глотку сдавливает, и снова они. Эти чертовы слезы. Будто за последнее время их было мало. Рон дорог ей, но она понимает, что он сейчас находится на стадии, которую она прошла еще будучи во сне.

И помог ей в этом Северус.

Гермиона не может помочь Рону. Возможно, сразу после войны такая возможность была. Сейчас нет. Эта мысль заставляет ее согнуться пополам и, приложив тыльную сторону к губам, едва слышно всхлипнуть.

Гермиона мотает головой из стороны в сторону.

— Соберись, — говорит она самой себе. — Хватит плакать. Нужно продолжать работать.

Она тянется рукой к очередной пробирке, но обессиленное тело играет с ней злую шутку, и она свозит со стола пробирки. Несколько дюжин летят вниз ей под ноги и разбиваются о каменный пол, наполняя замкнутое пространство комнаты перезвоном.

Гермиона пустым взглядом смотрит на блестящее крошево у себя под ногами, а после, убрав за уши волосы, сразу присаживается на корточки, начиная собирать осколки руками. Она все собирает их и собирает правой рукой и складывает в левую до тех пор, пока его голос не вырывает ее в реальность.

— Гермиона!

Невилл оставляет новую партию пробирок на столе и кидается к девушке, присаживаясь рядом с ней на колени.

— Что же ты, Гермиона, — причитает он, вынимая из кармана палочку и носовой платок, чтобы убрать все стекло с ее изрезанной, покрытой тонкими ссадинами ладони.

Она смотрит на то, как он суетится перед ней, как снова и снова протягивает свою руку помощи, и ей взвыть хочется, что она так к нему строга. Что она кричала на него. Что так и не поблагодарила за спасение от Нагайны.

Что не поинтересовалась, как он справляется, потому что он всегда интересуется ее самочувствием.