Рубиновый маяк дракона - Урбанская Дарья. Страница 30

Я перевернулся с живота на спину, понимая, что ползти дальше бесполезно, что вот-вот встречу свою смерть в объятиях всколыхнувшегося пламени. Ведь свободные морские просторы коварны, а магия здесь нестабильна, а огненная особенно. Сейчас боевой пульсар разрастется и обратит нас всех в пепел и тлен.

Вот вырвались на свободу магические потоки…

Вот яркой вспышкой озарили разрушенную каюту корабля…

Над головой разливалась яркая синева неба, бескрайняя и необъятная. Мысли перенесли меня в далекое воспоминание, когда я вот так же лежал и смотрел в небо. Вокруг простирался мягкий ковер клевера, легкий ветерок доносил ароматы луговых трав, а рядом лежала Альмина Веар. Моя Альмина. Человеческая дева из простой семьи. Кроткая и чуткая, как лесная лань. Искренняя и светлая, как утренняя заря… Так я считал. Глупец!

Я прикрыл глаза. Не хотел видеть эту дрянь в свои последние мгновения. Но она все равно настойчиво занимала мои мысли, улыбалась фальшивой улыбкой, обволакивала своими нежными, насквозь лживыми речами…

«Нет, уж лучше поганая реальность».

Я распахнул глаза и увидел перед собой косматую морду Берти.

– Куда это ты намылился, эльф моржовый?

Ребра расцвели острой болью от удара его ботинка. С моих губ сорвался болезненный стон.

– Джоел! – проорал Берти. – Иди, подсоби! Тут остроухий вздумал по палубе прогуляться. Джо-о-оел? Да чтоб тебя!

Он снова приласкал меня пинком, а потом схватил за ногу и поволок обратно к скамье.

А я не мог понять одного…

«Почему мы до сих пор не стали горсткой пепла?»

23. Ярослав

Я открыл глаза и увидел перед собой перекошенную злобную рожу, покрытую красными пятнами, похожими на… ожоги? На кончиках давно не мытых волос шипели огненные искры. Ошпаренный мужик хлопал их ладонями и безудержно поминал всевозможные рыбьи потроха. Воняло горелыми волосами.

Тело снова ломило, как и в прошлый раз. В ушах мерзко трещал рой стрекоз. Сознание медленно фиксировало окружающую обстановку и передавало сигналы заторможенному мозгу. Почему вместо облупленных белых потолков больницы перед глазами деревянная обшивка? Почему вместо современной женщины-медсестры подгорелый вонючий бомж? Почему руки… Руки?!

– Да твою же мать за ногу! – прохрипел я, созерцая хоть уже не смуглые, но не в меру изящные кисти. Явно не мои родимые!

– Это я тебя за ногу сейчас выдеру, тварь! – взревел ошпаренный. – Будешь ублажать меня, стерва, пока не издохнешь.

– Че?!

Мое ослабленное тело отозвалось волной боли, прокатившейся от макушки до самых щиколоток, за которые схватился мужик и резко дернул меня на себя.

– Какого лешего?

Я, не сдерживаясь в выражениях, стал брыкаться, лягаться, бессмысленно толкаться худыми бесполезными руками. Наглые мужские лапы ощущались везде: на бедрах, заднице, талии, груди… Груди?!

Поток отборного русского мата внезапно прервался. Бесконечная секунда тишины была пропитана осмыслением, непринятием и омерзением. Омерзением, навалившимся сверху, остро воняющим потом и паленой шерстью.

– Raasmiou naasliolerii! – ошалело взревел я на автомате, вкладывая в заклятие дроу всю свою злость.

Магическое слово отбросило мерзавца в противоположный конец комнаты, пробило им деревянную стену и насадило на какой-то крюк. Словно в низкобюджетном кино, он захрипел и закашлял кровью. А затем обмяк.

– Черт!

Это было четвертое убийство на моем счету. Но одно дело там, в гребаном средневековом мире зашибить трех людоедов. Оно будто было, а будто и нет. Но теперь… Если я в своем мире… в каком-то бомжатнике… в какой-то бабе, которую только что пытались изнасиловать…

– Ну почему-у-у? – Я гневно стукнул кулаками о деревянную койку. – Что опять пошло не так?

Я молча уставился в потолок, переводя дыхание. Воспоминания перенесли меня в тринадцатилетний возраст. Стояла сентябрьская суббота. Солнце пробивалось сквозь хмурые тучи и пышные кроны парковых сосен, но не грело, не радовало. К фигурной металлической решетке влюбленные привязывали красные ленточки. Невеста заливисто смеялась, запрокидывая голову и ловя ртом влажный воздух. Жених украдкой от новоиспеченной тещи попивал шампанское. Я же стоял на другом конце парка и ненавидел их всех: их праздник, их радость. Рядом пыхтел мой брат Вовка, выравнивая лопатой холмик земли, что стал последним домом для Черныша. В тот день, сжимая в руке пустой поводок, я впервые узнал, что такое боль утраты. В тот день я плакал в последний раз. И вот сейчас мне снова хотелось заплакать, чертовски хотелось – лежа неизвестно где, неизвестно в чьем теле. Но глаза мои оставались сухими.

– Долбаная криворукая ведьма! – Я вскочил с койки, но тут же согнулся пополам. Голова закружилась, а к горлу подступила тошнота. Я уперся ладонями в колени и закряхтел, ощущая себя стариком, разбитым радикулитом. А, нет, пардон, старушкой!

– Дерьмо собачье!

Перебрав все русские матерные слова, я перешел на ругательства дроу, заполнившие каюту шипящей мелодичностью. Странно, что память Ноара до сих пор была со мной. Это пугало.

– Здравствуй, шиза. Господи! Ну как же так угораздило-то?! – Я шагнул к стене, привалился спиной и вдруг понял, что это не меня шатает, а сама комната чуть покачивается. – Твою ж… корабль, что ли?

Я еще раз огляделся. Если и корабль, то он явно сейчас переживал не лучшие времена. Настораживало и то, что он был из дерева. Не металл, не пластик – дерево. А среди разрухи вещи… Чьи-то несуразные остроносые сапоги, вроде тех, что раньше были на моих-немоих ногах дроу. Из-под соседней койки торчал допотопный саквояж, рядом валялись разбитые бокалы в железных витиевато-винтажных подстаканниках. Ни телефонов, ни розеток… Вообще ни одной завалявшейся вещицы, которая могла бы точно указать на мой мир. Тут меня словно морозом обдало.

– Я ж насильника проклятьем магическим завалил! Колданул, получается. А на Земле-то магии нет, значит… Нет-нет-нет!

Я взвыл, а потом снова разразился трехэтажным матом, костеря ведьму за треклятую локацию, но еще больше за отвратную новую аватарку:

– Бабское тело – это ж полный звездец! Сибель, зараза, я тебя лично придушу! Вот этими хилыми ручонками!

Выпустив пар, я одернул скособоченную рубаху, заправил ее в брюки – ладно хоть не юбка – и вышел из каюты. Разруха, царившая вокруг, мне определенно не нравилась. Увиденное дальше и вовсе напрягло: в соседней каюте лежал мертвый парень и в следующей – тоже.

– Какого черта здесь творится?!

Среди обломков на полу я отыскал увесистую перекладину и перехватил ее на манер биты. Мало ли что ждет меня впереди. Может там еще толпа мерзких ублюдков, которые только и ждут момента завалить женщину. Меня передернуло.

«Кошмар, мерзость-то какая!»

Новое тело мало того, что ощущалось болезненно и словно опустошенно, так еще и вызывало адский дискомфорт. Невысокое, слабое, с нарушенным центром тяжести – я скосил глаза на грудь и снова выругался. Больше всего мне хотелось сейчас оказаться в своей комнате, бесформенно растечься по родной «икеевской» кровати и спать, спать, спать. А потом проснуться и жить прежней жизнью. Но нет.

Я осторожно выбрался на раскуроченную палубу. Здесь все оказалось еще хуже, чем внизу. Корабль был похож на «Хвост дракона» и одновременно не похож. Другой оттенок древесины, иное расположение всех этих моряцких штук, названий которых я не знал. И он явно подвергся нападению и разграблению. А вокруг снова простиралось бескрайнее море.

«Спасибо, хоть без мертвяков».

Осторожно ступая, я двинулся в сторону кормы, откуда доносились обрывки разговора. Гнусавый бас то и дело поминал бездну и просил пустить ветер. Ответы собеседника были хриплыми и невразумительными. Суть диалога вообще не угадывалась. Невозможно было даже понять – враги это или друзья.