Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая (СИ) - Хренов Алексей. Страница 22

Прикинув, откуда он вылез тогда и сделав приличный крюк ещё на полчаса, Лёха обнаружил место, где он раненый вылез из расщелины. При свете дня всё выглядело ещё более угрожающе. Лезть вниз не было никакого желания. Пересилив себя и пробормотав подбадривающее «Лёшик, давай, ты сможешь», он начал осторожный спуск вниз по склону.

Спуск был сложным, камни срывались из-под ног, и Лёха несколько раз чуть не навернулся, цепляясь за кусты и выступающие камни.

Через двадцать минут Лёха, преодолевая усталость и боль в теле, достиг дна расщелины. Он огляделся, ища взглядом знакомые ориентиры, и вскоре заметил заросший вход в пещеру. Колючий кустарник, скопившийся у входа, загораживал проход. Поработав минут десять, он отогнул ветки и расчистил проход, затем осторожно пролез внутрь.

Пещера была окутана сумраком, лишь слабый свет едва пробивался сквозь раздвинутые ветки. Внутри, метрах в пяти от него, стояла полуторка, втиснутая в узкое пространство, словно её специально загнали сюда. Лёха отметил про себя, что если бы он вылетел с обрыва метром вправо или влево, то давай, до свидания…

Лёха к машине подошёл ближе и откинул задний борт. В кузове были аккуратно сложены небольшие около полуметра в длину, и сантиметров сорок — пятьдесят в ширину, ящики. Четыре ряда по пять штук и три ящика отдельно сзади, всего двадцать три штуки. Между кабиной машины потолком пещеры оставался зазор примерно полметра. Лёха запрыгнул в кузов и согнувшись стал рассматривать ящики.

Деревянные ящики выглядели достаточно новыми, плотно запечатанными и скреплёнными железными обручами, крышка фиксировалась двумя большими железными защелками, которые были опломбированы.

Лёха оглядел ящик и подумал: «Похоже на взрывчатку.» Он ухватился за верхний ящик, чтобы сдвинуть его. Ящик был тяжёлым, гораздо тяжелее, чем он ожидал.

Попробовав приподнять один из концов ящика, Лёха почувствовал, что тот весит не меньше шестидесяти, а то и всех семидесяти килограммов. Любопытство победило усталость, и стащив ящик на землю он принялся открывать его.

Лёха срезал ножом пломбировку и откинул петли, аккуратно отгибая железные скобы, он осторожно поддел крышку ящика ножом. Наконец, крышка поддалась, и внутри он увидел плотные мешки, уложенные рядами. Разорвав один из них, он обнаружил небольшие колбаски из плотной восковой бумаги. Лёха разорвал колбаску и ему на ладонь высыпались жёлтые блестящие и похоже золотые монеты, с изображением индейца, сверкающие в полумраке пещеры.

— Ну хера себе, — пробормотал Лёха, ощущая, как его сердце ускоряет ритм.

Действуя методом тыка, беря и пробуя разные мешочки из разных концов ящика, Лёха выяснил, что это ящик наполнен золотыми монетами разного происхождения. Шесть из них были американские золотые доллары с изображением индейца, но два раза встретились и британские соверены. В сумраке Лёха не сумел рассмотреть монеты как следует, но ему показалось, они были в отличном состоянии, словно недавно вышли с монетного двора.

Лёха ощупал мешочки и попытался прикинуть, сколько таких мешочков могло поместиться в одном ящике. Получалось, около штук триста — триста пятьдесят, каждый весом около пары сотен грамм. Это означало, что общая масса содержимого ящика была в пределах шестидесяти-семидесяти килограммов.

— Пусть будет двадцать три ящика примерно по семьдесят килограмм — около или даже чуть более полутора тонн, как раз грузоподъемность полуторки, — с трудом подсчитал в уме Лёха.

Он помнил, что до второй мировой войны в США действовал золотой стандарт и унция, это около тридцати граммов, стоила тридцать пять долларов США.

— Тааак. Сколько же в килограмме то… — опять завис Лёха. — Унция это примерно тридцать грамм, значит три унции это примерно сто грамм, а тридцать унций это примерно килограмм. Нет, как-то сложно, решил Лёха. — Или лучше наоборот тридцать пять баксов делим на тридцать грамм, ну примерно один и один бакса за грамм. Один бакс и десять центов.

Один килограмм это значит примерно тысяча сто долларов, — со скрипом в уме считал Лёха.

Значит даже пусть тысяча пятьсот килограмм умножить на тысячу сто баксов… — Тут Лёха опять завис с устным счетом. «Говорила мне бабушка, слушай, что тебе учительница говорит!» — поржал про себя Лёха.

Ладно, ящик получается примерно тысяч шестьдесят пять — семьдесят баксов.

Кузьмича бы сюда, пришла в голову странная мысль. Общая цифра никак не складывалась.

В итоге Лёха сунул себе в карман пару колбаской из монет, закрыл ящик, спрыгнул из кузова, и пробрался сквозь хватающий за одежду кустарник на улицу. Там взяв прутик аккуратно нарисовал пример умножения в столбик на пыльной поверхности камня. Результат его огорошил. Он внимательно еще раз пересчитал нолики. И ещё раз. И каждый раз он получал больше полутора миллионов долларов. Местных долларов одна тысяча тридцать шестого года.

— Видимо, часть того самого золота, которое Испания отправила в СССР, — размышлял Лёха.

Поняв это, он лихорадочно стал думать, что делать дальше.

Для начала Лёха заложил вход в пещерку камнями, оставив небольшой скрытый лаз под потолком.

Конечно пещера была в очень не доступном месте и да и кустарник ее хорошо закрывал, но… тут бережённого Бог бережёт, вспомнилось Лёхе история про монашек и презервативы на свечках.

Он нервно засмеялся и полез вверх по склону.

Глава 30

Адмиралы и Грузчики

Ноябрь для Республики выдался крайне сложным. Если в начале мятежа многие относились к нему как к кратковременному кризису, то сейчас вся страна оказалась на грани катастрофы. Целые области одна за другой переходили на сторону франкистов, укрепляя их позиции. Франсиско Франко, избранный лидером мятежников, стремительно сосредоточил в своих руках всю полноту власти, умело используя как военные успехи, так и поддержку иностранных союзников.

Войска националистов рвались к столице — Мадриду. Их подразделения уже стояли у пригородов, готовясь к решающему удару. Город жил в ожидании осады, население укрывалось в импровизированных убежищах, а на улицах строились баррикады…

В небе над Мадридом развернулось грандиозное сражение. Самолёты республиканцев и франкистов сходились в ожесточённых схватках. Немецкие «Юнкерсы» и итальянские «Фиаты», атаковали позиции защитников города, сея хаос и разрушение. Поставленные СССР истребители И-15 и И-16 с советскими пилотами в кабинах, отчаянно пытались остановить налёты, защищая свои войска и мирных жителей Мадрида.

В Картахену шли транспорты с оружием, оборудованием и продовольствием — жизненно важным грузом для Республики, которая с трудом удерживала фронт. Республиканский флот, несмотря на нехватку ресурсов и кадров, напрягал все силы, чтобы встретить эти суда и безопасно провести их через воды, контролируемые противником.

Франкисты пытались использовать свои крейсера, базируясь на Майорку, Сеуту и Мелилью, выходя на перехват конвоев, а республиканцы маневрировали, подстраивали маршруты и пытались прикрыть транспорты своими эсминцами и единственным самолётом Лёхи.

Море стало ареной ожесточённой борьбы, в этих условиях даже простая проводка транспорта превращалась в настоящую битву.

Начало ноября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес.

Лёха слонялся по аэродрому, и всё валилось у него из рук. Он нервно пинал мелкие камни и проклинал всё на свете, что бы он ни начинал, всё шло наперекосяк.

Он поссорился с Кузьмичом, наорав на него, хотя, в общем-то, сам был не прав.

— Кузьмич! Ты что, глухой⁈ Сложно, что ли, нормально сразу всё запомнить⁈ — сорвался Лёха, хотя тот всего лишь уточнил детали задания, как всегда и делал до этого.

Кузьмич обиженно посмотрел на него, надул губы, которые выглядели комично под его будёновскими усами, и с тех пор перестал обращаться к Лёхе по любым поводам, кроме служебной необходимости. Алибабаич шустро заныкался на своём месте и задвинул фонарь, стараясь не отсвечивать. Вылет прошёл в напряжённом молчании.