Я – борец 3 - Гаусс Максим. Страница 10

– Так мы и не наркоманы, это вам, наверное, надо, героиновым! – отшутился в ответ тот первый, кто шутил про мужа.

– Да не, это он Прометея изображает. Сейчас вот прилетит орёл и будет клевать его печень! – подхватил второй.

– Но хуже… хуже, если какая-нибудь птица попробует его червяка своим птенцам унести, король-то, обращу ваше внимание, почти голый, – предположил первый.

– Гляди, как проветривает! Он, наверняка, сам этого хочет! – подхватил второй.

– А может, у него белочка? – предположил первый.

– А может, у него не просто белочка, а та, которая ищет своё мохнатое дупло! – поддержал второй.

– Чтобы его орешки туда унести! – добил шутку первый.

– Э, дебилы! Я сейчас спрыгну и по шеям вам раздам! – повысил я тон на идиотов.

И в этот самый момент первый рухнул на колени, воскликнув:

– Не прыгай, парень! Ты ещё так молод!

– Лично он полетит прямо на Солнце! – поддержал его второй, хлопнув первого по плечу.

– Борис Аркадьевич, Семён Анатольевич! Ну, имейте совесть – у парня ключи в квартире закрылись, а вы свои театральные шутки отрабатываете, – появилась в окне Мария и окликнула алкашей.

– Мария Алексеевна, а что нам ещё делать? Проклятая диктатура душит творческого человека! – высказался первый, узнав Марию.

– Вас алкашка душит! Стендаперы херовы! – огрызнулся я и пошёл дальше.

– Гнев! Это уже одна из фаз принятия! – проговорил первый.

– Молодой человек! Вы должны осознать, что вы алкоголик, и признаться в этом в первую очередь самому себе. Вот вас как зовут? – и, не дожидаясь очередного моего рыка, продолжил: – Скажите: «Всем привет, я Константин, и я ‒ алкоголик!»

– Здравствуйте, Константин! – кивнул второй, и они вместе зачем-то начали хлопать.

«Вот где настоящие клоуны, а Олег Попов там один вкалывает…» – подумал я, больше не обращая внимания на пассажи алконавтов.

Наконец я добрался до окна, влез в него и, вздохнув, на мгновение переведя дух, бегом кинулся в коридор – достал из сумки брюки и рубаху, на ходу надевая обувь. В этот раз ключ был взят с собой, но также я заскочил в туалет, и, взяв оттуда нательное полотенце, я свернул его в плотный канат. Бегом слетев по лестнице на первый этаж, я выскочил из подъезда.

– Товарищи артисты, – обратился я к стоящим под моим окном алкашам, – вот ваши аплодисменты!

Широко замахнувшись, я залепил полотенцем по спине первого, потом второго и продолжал так, пока стендаперы не обратились в бегство, и всё это – крики боли и оханья от каждого ожога полотенцем.

– Александр! – воскликнула Мария сверху. – Прекратите хулиганить! Своей поркой вы попадаете прямиком на их этаж развития.

– Я попрошу не обобщать! – воскликнул бегущий от меня алконавт и схлопотал обжигающий удар по ягодичным мышцам.

– Так их, алкашей! – подбодрила меня какая-то бабушка, выходившая из первого подъезда. – Житья от них нет. Тоже мне артисты!

– Да в милицию их всех троих сдать! – донеслось из дома напротив.

Ну, как бы люди не меняются. Другое дело, что в моём времени еще бы на телефон снимали. И, прекратив преследование, видя, что артисты, держась за бока, удаляются за угол, я потопал домой, попутно разворачивая полотенце в привычный для него плоский и безопасный вид.

Пройдя мимо ящика, я еще раз посмотрел на средство связи. Жаль, гитару сюда не взял, практиковался бы. Поднявшись наверх, я заметил, что дверь Машиной квартиры закрыта, и, открыв свою, вошёл внутрь.

Красивые соседки – это хорошо, но командировка в другой город ‒ еще не повод терять ключи от нравственности.

Переключить голову я решил музыкой. Закрыв глаза, пробежался подушечкой указательного пальца по стопке винила, выбрав совершенно случайную пластинку. В моих руках оказался Александр Градский. «Русские песни» – сюита на темы народных песен. Пластинка была выполнена в светлых тонах, словно мазками по холсту кто-то создавал градиент: алый, оранжевый снизу, зеленовато-золотой в центре, а сверху – какой-то персиковый.

«О, Градский!» – подумал я, поставил пластинку и включил проигрыватель. Перевернув обложку на другую сторону, я увидел, что среди названий не было известных мне песен: «Жил-был я» и «Как молоды мы были». Послушав сюиту, я отказался от этого решения. Слишком уж сумбурно мне показалось. Вторым выбором стало поставить «Незнайку-путешественника» Николая Носова.

«О, антиутопия!» – подумалось мне, и я включил её фоном.

Вечер субботы, что может быть лучше, чем принять душ или даже ванну и завалиться спать? Но, надо бы поесть, эх, для таких дел пригодилась бы какая-нибудь кафешка. Но я абсолютно не знаю Саратов.

И, вырубив Незнайку, я без задней мысли пошёл к Марии, постучав в деревянную дверь, услышал сквозь полотно вопрос: «Кто там?»

Глазка у Марии не было, а вот у меня в двери был.

– Маш, это Александр ваш сосед, – начал я.

– Слушаю вас, Саша, – отозвалась она из-за двери, не открывая.

– Я тут человек новый, и вы мне так помогли с дверью, я бы хотел вас пригласить поужинать, только не знаю куда. Вы не подумайте, я просто не успел ничего сготовить, и цель ужина – только ужин.

– Спасибо, что конкретизировали, мистер бегающий за пьяницами с полотенцем. Столовая на соседней улице, если идти направо, а потом снова направо. Приятного аппетита.

– Спасибо, – кивнул я закрытой двери.

Никакой обиды на отказ не было, потому что не было никаких ожиданий от ужина. Это может быть странным, но иногда ужинают ради еды, а компанию зовут ради компании. И я пошёл в столовую, спокойно там поел и вернулся домой, а когда снял обувь, вдруг раздался звонок, будто телефон ждал именно моего прибытия. Трель была резкой, настойчивой, режущей тишину квартиры. Я взглянул на белый дисковый аппарат в прихожей. И, подойдя, поднял трубку. Холодный пластмассовый край прижался к уху.

– Алло? – спросил я.

– Саша? – голос был низким, чуть хрипловатым, без эмоций. Его я узнал сразу: звонил Никита Сергеевич, которому я дал прозвище ‒ Хрущёв.

– Я, – произнёс я.

– Слушай внимательно. Завтра к «Кобре» не ходи, – фраза прозвучала как приговор, без права обжалования. В трубке послышался легкий шум, будто ветер гулял где-то рядом с телефонной будкой, откуда звонил Хрущёв. Хотя, скорее всего, это были специальные помехи, не будет же сотрудник реально звонить из будки, за две копейки.

– Понял! Могу я уточнить, почему? – спросил я.

– Они назначили встречу, потому что не понимают твоей ценности для их группы; эти сутки – это время на их связь с кураторами. А завтра вечером они могут попытаться повязать тебя кровью. Возьмут на задачу, где на тебя повесят грязную работу, после чего ты уже не сможешь не сотрудничать с ними и станешь предоставлять всю секретную информацию, к которой будешь иметь доступ, даже бесплатно.

– А если я откажусь от грязной работы? – спросил я.

– Тогда твоя миссия будет завершена, они попытаются тебя ликвидировать, и группу придётся брать. А крупная рыба снова уйдёт в подполье без нужных нам червяков в её поганом животе.

– Понял, – выдавил я. В горле пересохло. – Какие мои дальнейшие действия?

– Абстрагируйся. Полностью. Будто тебя и не было. Не отдыхай с ними, не приходи на уединённые встречи, не соглашайся на посиделки, – голос Хрущёва стал еще жестче. – А к вечеру понедельника мы подготовим для тебя всю информацию, которую ты сможешь им втюхать. Завтра будут готовы для тебя документы для въезда в город, добираться будешь сам, ежедневно. Инструкций жди через ящик, проверяй его два раза в день, утром и вечером. Инструктаж получишь уже тут, на месте. Поймешь, в какой именно отрасли ты, Саша, «владеешь секретами и гостайной».

От его слов по спине пробежал холодок. Не просто «младший научный сотрудник из закрытого города». Конкретная отрасль. Конкретные секреты. Которыми должен заинтересоваться враг.

– Понял, – повторил я, уже осознавая тяжесть предстоящего.

Трубку повесили.

Я тоже медленно положил трубку. Звонок оборвался так же внезапно, как и начался. Тишина квартиры снова сгустилась, но теперь она была другой. Насыщенной ожиданием дальнейшего инструктажа. Видимо, задачи мои менялись по мере развития событий, с внедрением в банду было решено не торопиться или вообще отказаться. Ну, мне же лучше.