Грех бессмертия - Маккаммон Роберт Рик. Страница 64
Мимолетная тень промелькнула у нее на лице. Она откинула голову обратно на подушки. — Я помню, что уложила Лори в постель около девяти часов. Легла в постель около одиннадцати. Потом вдруг зажегся свет, и я увидела над собой доктора Мабри.
— И ничего больше? Пожалуйста, подумай как следует.
Она покачала головой.
— Нет, больше ничего.
Эван наклонился вперед и поймал ее взгляд.
— Это не то, что ты мне говорила раньше, когда тебя накачали лекарствами и ты хотела спать. Тогда ты мне рассказывала, что видела сон…
— Сны! — воскликнула Кэй так резко, что Лори заморгала и отступила на шаг от кровати. — Ни один человек во всем мире не верит снам так сильно, как ты, Эван! Ради Бога!
— Ты называла имя, — продолжал он, все еще держа ее за руку. Оливиадра. Ты знаешь, кто это?
— Конечно же, нет.
— Я знаю, — спокойно сказал он. — Это та женщина, которую ты видишь в своих снах. И еще. Это та, кем ты бываешь в своих снах.
Она недоверчиво посмотрела на него, но он разглядел на ее лице страх и подтверждение того, что угадал ту бесформенную тварь, которая существовала в Вифаниином Грехе и вызывала желтоватый гнойный туман. Она долгое время молчала, нервно поглядывая в сторону Лори.
— Да, — наконец сказала она. — В снах я женщина, которую зовут Оливиадра. Но что это может изменить?
— Кто она такая?
— Она… какая-то воительница, — сказала Кэй. — Гордая. Безжалостная. Послушай-ка меня, ради Бога! Я уже говорю так, будто она действительно существует!
— Ты говорила что-то другое, Кэй. Что Оливиадра не хотела отпускать тебя; что она сейчас слишком сильная.
— Я никогда не говорила ничего подобного! — резко сказала Кэй.
Он сделал небольшую паузу, наблюдая за ней. — Да. Ты говорила это.
— Она не существует, будь все проклято! — сказала Кэй, не заботясь больше, что услышит или увидит Лори. — Она всего лишь тень, а не кровь и плоть! Что с тобой, Эван? Ты что, теряешь свой… — она внезапно остановилась, уже раскрыв рот чтобы произнести это слово.
— Разум? — подсказал он. — Теряю свой разум. Нет. Теперь выслушай меня. Не отворачивайся! Слушай! — Она посмотрела на него глазами, которые горели тогда во мраке их спальни. — В деревне происходит что-то ужасное. Не говори ничего, просто послушай меня! В этом месте, Кэй, есть кое-какие силы, те силы, которых я не понимаю и никогда не пойму, но, ей-Богу, я боюсь за всех нас. Когда эта ужасная тварь соберется с силами, она придет не только за мной, но и за тобой, и за Лори тоже. — Он схватил ее за плечи и заглянул в лицо. — Поверь мне на этот раз, Кэй. Пожалуйста, поверь мне.
Ее глаза были прикрыты. Она сказала очень тихо:
— Ты пугаешь Лори.
— Я хочу заставить тебя поверить! — сказал он, и она слегка поежилась, потому что его глаза на очень краткое мгновение стали совсем дикими, а голос был на грани надрыва. — Я боюсь, что они уже что-то сделали с тобой, и нам необходимо уехать, пока не станет слишком поздно!
— Эван, — мягко сказала Кэй. — Отпусти меня, Эван. Отпусти меня, пожалуйста!
— Нет! — прошипел Эван. — Я не отпущу тебя! Они убийцы, все они убийцы, и каким-то образом превращают тебя в то же самое! Ты напала на меня с ножом, Кэй! И не поняла, что сделала, потому что не контролировала свои действия! Разве ты не видишь? Это же была не ты!
— Папа! — закричала Лори, хватая его за руку. — Маме это не нравится!
— Они все такие же, как та женщина из твоего сна! — воскликнул Эван. — Все!
— Папа! — захныкала Лори. — Пожалуйста, отпусти!
— Да, — тихо сказала Кэй усталым и невыразительным голосом. — Отпусти меня.
Он постоял над ней еще секунду. Наверное она думала, что страх окончательно и необратимо привел его на край бездны. Он выпустил ее, приложил руку ко лбу; забинтованная рана пульсировала.
— Это совсем не так, как раньше, — сказал он ей. — Я разговаривал с Дугом Блэкбурном, и теперь знаю, что они такое…
Кэй поправила одеяло и посмотрела на него с таким равнодушием, словно остатки любви, которую она испытывала к нему, теперь были окончательно рассеяны ветрами рассудка. Она думала, что же с ним делать; он никогда не становился по-настоящему буйным, но ей все же было страшно оставлять с ним Лори. Нет! Нет! — сказала она себе. Это же мой муж; а не какой-нибудь чертов незнакомец! Он добрый и хороший, и желает нам только самого лучшего, но… Господи милостивый, Эвану необходима помощь.
— Не отворачивайся от меня, — сказал он. На его лице играл прошедший через решетчатые шторы солнечный свет. — Ты нужна мне теперь больше, чем когда-либо раньше. Просто уступи мне немножечко. Просто признайся, что эта… эта тварь в твоих снах…
— Нет! — заявила Кэй и рассердилась на неуверенность, прозвучавшую в ее голосе. Мать воспитывала в ней силу воли, научила ее добродетелям разума и здравого смысла, чтобы отгораживаться ими от демонов, которые приходят по ночам и приносят сомнения, страхи и суеверия. И именно так она хотела воспитать Лори. — Нет, — сказала она. — Ты не прав.
Ему больше нечего было сказать. Кэй повернула голову и протянула свою руку девочке.
— Мы хотим, чтобы тебя записали в настоящую школу через пару недель, — сказала Кэй. — Ты довольна?
Лори кивнула, глядя на нее все еще широко раскрытыми глазами.
Эван быстро вышел из комнаты, в его голове тупо пульсировала боль. Стук его ботинок разносился по безупречно чистому коридору. Где-то впереди был фонтанчик с водой, и ему захотелось избавиться от пепельного привкуса во рту. Он наклонил голову к фонтанчику, напился из него и замер в этом положении на секунду, как человек, ожидающий своего палача. Или, может быть, его палачом окажется женщина? В пустом коридоре с его бессмысленно жизнерадостными картинками он заметил, что одна из дверей чуточку приоткрыта. Это была палата 36, где накануне днем он видел этого мужчину. Он остановился, затем решил идти дальше, но снова остановился, посмотрел по коридору в обе стороны и приблизился к комнате. Перед дверью он ощутил острое покалывание в своих сосудах, его зрение начало затуманиваться, быстро, быстро, так же, как в тот день, когда он чуть не сбил на машине Катрин Драго. Он попытался отступить в сторону, но вместо этого обнаружил, что целенаправленно идет вперед и уже поднял руку, чтобы открыть дверь.
Через окно в комнату струился яркий горячий свет. И когда глаза привыкли, свет быстро померк, жара постепенно спала, комната погрузилась в объятия темноты.
В углу он заметил пустое кресло на колесиках. Затем различил три фигуры: две женщины стояли около кровати, на которой лежал обнаженный мужчина; его руки и ноги были раскинуты, лодыжки и запястья связаны. Одна из женщин плотно зажимала мужчине рот, чтобы он не мог вскрикнуть, и над этой белой полоской лейкопластыря его глаза с выражением сильнейшего ужаса вылезали из орбит. Над кроватью в рамочке висел портрет ухмыляющейся женщины с красными ногтями и свисающим с них пауком, написанный маслом. В руках второй женщины был топор. Он имел два лезвия и блестел, отражая синеватый свет, который ночь набрасывала на стены, словно некие растекающиеся картины, выполненные злобной рукой. Мужчина дернулся, вены напряглись на его шее. Его глаза закатились и побелели. Женщина протянула руку, дотронулась до его пениса, любовно погладила его, затем до мошонки и подняла свой топор.
Тело мужчины изогнулось дугой.
Топор упал.
Капли крови брызнули Эвану в лицо. Плоть посинела и съежилась, и с кровати скатилась обрубленная в колене нога.
Топор поднялся. И снова упал.
Другая нога дернулась; сгустки крови раскатились по простыням. Эван открыл рот, чтобы вскрикнуть, и на его подбородок медленно скатились густые капли крови.
Он моргнул и попытался отступить назад, свет снова становился ярче, затопляя все вокруг, он вдруг понял, что на его лице была не кровь, нет, а скорее капельки пота. Из-за окна неистовое августовское солнце опаляло кожу. Август для нас — это месяц-убийца, говорила ему давно миссис Демарджон. Кровать в комнате была аккуратно застелена белым покрывалом. В ней не было никакого кресла на колесиках. Он быстро вышел оттуда, закрыл за собой дверь и постоял, прислонившись к стене, в течение минуты, прижимая одну руку к своему лицу.