Грех бессмертия - Маккаммон Роберт Рик. Страница 66
— Вы друг Нили?
— В некотором роде.
— Да? — она приподняла бровь от удивления. — Я не припоминаю, чтобы Нили говорил, что он подружился с кем-нибудь в деревне.
— Мы однажды встретились на Мак-Клейн-террас, — объяснил он. — И затем случайно увиделись в «Крике Петуха».
Миссис Бартлетт нахмурилась.
— Ох, это же отвратительное место, этот «Крик Петуха». Вам, двум порядочным мужчинам, должно быть стыдно ходить туда. Я уверяю вас, это место имеет дурную репутацию.
Эван пожал плечами.
— По-моему, там не так уж и плохо.
— Я не могу понять, зачем нужны такие места, где взрослые мужчины ведут себя как дети. Мне кажется, это просто потеря времени. — Она обмахивала свое лицо вместо веера журналом «Образцовое хозяйство», который взяла с дивана. — Честное слово, эти последние дни слишком жаркие. Немилосердно жаркие. И к концу лета будет еще хуже. Жара тогда куснет напоследок, а затем отступит, уступая место осени. Вы уверены, что вам не хочется пить?
Он улыбнулся и покачал головой.
— Не могу сказать, когда Нили может вернуться домой, — через несколько минут сказала миссис Бартлетт. — Может быть он опять решит поехать в «Крик Петуха»; может быть он не появится дома до полуночи. Почему бы вам не оставить для него записку или номер телефона?
— Мне необходимо лично поговорить с ним.
Она нахмурилась.
— Тогда это должно быть что-то серьезное. — Она хитро улыбнулась. Мужской разговор, да? О тех вещах, которые нам, женщинам, незачем знать?
— Нет, — вежливо ответил он, — это не совсем так.
— О, я все знаю о мужских секретах. — Она засмеялась и покачала головой. — Ну совсем как маленькие мальчики.
— Давно вы держите этот пансион? — спросил ее Эван.
— Уже почти шесть лет. Конечно, большими делами я не заправляю. Но вы будете удивлены, если узнаете, сколько странствующих торговцев и страховых агентов проезжает через Вифаниин Грех. В десяти милях отсюда есть гостиница «Холидей-инн», если ехать мимо «Крика Петуха», но я вам скажу, они очень много берут за комнату, а здесь я включаю в счет еще и питание. Так что мои дела не плохи.
— Я уверен, что у вас все в порядке. А ваш муж работает в деревне?
— Мой муж? Нет, к несчастью, мой муж умер вскоре после того, как мы сюда переехали.
— Простите. — Теперь он внимательно наблюдал за ней.
— У него было больное сердце, — объяснила миссис Бартлетт. — Доктор Мабри сказала, что ему нужны эти новые стимуляторы, но он прождал их слишком долго. Слава Богу, что он умер мирно, в своей постели, однажды ночью.
Эван поднялся со своего кресла, подошел к окну и откинул занавеску в сторону. Яркий солнечный свет ослепил его. Улица была пустынной. На другой ее стороне дома выглядели аккуратными коробочками из древесины и кирпича, с ухоженными газончиками перед фасадами и чистыми гаражами. Эван отвернулся от окна, через которое солнце напекло ему щеки, и заметил на камине несколько фотографий. Первая фотография — свадебная — была сделана на фоне церкви. На ней привлекательная темноволосая женщина целовалась с приземистым коренастым мужчиной в плохо сидящем синем смокинге. Все улыбались. На втором снимке эта же женщина лежала в кровати, держа перед собой завернутого в одеяла новорожденного младенца; чья-то тень — тень того мужчины — падала на стену. На третьей фотографии та же самая женщина стояла, держа на руках ребенка — того же или уже другого? — на аккуратно подстриженной лужайке перед белым домиком. Что-то в этой фотографии встревожило Эвана, он шагнул вперед и взял ее в руки. Глаза у этой женщины ввалились и казались более суровыми; ее губы улыбались, но эта улыбка отражала душу, в которой стерлись все улыбки. На самом краешке этой фотографии рядом с женщиной был еще какой-то предмет. Вглядевшись в него Эван понял, что это рука, сжимающая посох. Там виднелся кусочек обода колеса. Несколько спиц. Чья-то тень.
— Это моя дочь, Эмили, — сказала миссис Бартлетт. — Для краткости, просто Эм. Она — прекрасная молодая женщина.
— Тогда это ваш внук или внучка? — спросил он, держа в руках фотографию.
— Это моя внучка, Дженни. В октябре ей будет восемь месяцев. Дженни это моя вторая внучка. Видите вон ту, другую фотографию, первую на этой полочке над камином? — Эван показал на нее, и миссис Бартлетт кивнула. Да, это она. Ее зовут Карен и ей в апреле будет два года. А у вас есть дети?
— У меня маленькая дочка, ее зовут Лори, — ответил Эван; он снова поставил фотографии на место. — Где живет ваша дочь?
— Всего за две улицы отсюда. У нее и ее мужа Рэя хорошенький маленький домик на Уорвик-Лэйн. — Она продолжала обмахиваться журналом вместо веера. — Ох, от этого солнца в доме такая жара! Я поблагодарю Бога, когда наступает осень, вот что я вам скажу! В этот год я не буду иметь ничего против молний. Вы все так же уверены, что не хотите выпить большой стакан лимонада со льдом?
Он снова посмотрел на свои часы.
— Да, — сказал он. — Пожалуй, я не откажусь.
— Хорошо. — Она улыбнулась, встала с дивана и исчезла в задней части дома. Он услыхал, как открывается один буфет, затем другой.
Эван повернулся к камину и несколько минут разглядывал фотографии. Как просто и как обычно они выглядели. Но, Господь милостивый, какую же ужасную историю они могли рассказать. Глаза этой женщины на третьей фотографии говорили о произошедшей в ней перемене. Той же самой, какая сейчас происходит с Кэй. Эван оставил каминную полочку и снова осмотрел коридор, соединяющий парадную часть дома с задней; он увидел узкую лестницу, ведущую к рядам запертых дверей. К комнатам постояльцев. В конце коридора через открытую дверь Эван увидел движущуюся миссис Бартлетт, полки, плиту, комнатные растения в горшочках на окне, обои с изображенными на них яблоками, апельсинами и вишнями. Звякнуло стекло. Он тихо прошел по коридору на кухню.
За мгновение до того, как миссис Бартлетт поняла, что он здесь, Эван заметил в раскрытом буфете бутылочки и пузырьки. Все они были без этикеток и содержали иссиня-зеленые, коричневые, сероватые жидкости, вязкие на вид. В некоторых пузырьках были твердые вещества: белый порошок, что-то, похожее на увлажненный пепел, что-то еще, напоминающее обломки древесного угля. Рядом со стаканом лимонада, который она добросовестно и интенсивно размешивала, стоял пузырек со светло-желтой жидкостью. Пробка с него была снята. Миссис Бартлетт резко обернулась, ее глаза расширились. Но в следующую секунду она успокоилась. Чуть улыбаясь уголками губ, она как бы невзначай потянулась вверх и закрыла дверцу буфета.
— Я надеюсь, вы не возражаете против вкусовых добавок, — сказала она, стоя рядом с открытым пузырьком.
— Нет, совсем нет, — сказал Эван.
— Вы, должно быть, испытываете сильную жажду. Я собиралась принести вам лимонад туда. — Она снова помешала напиток, бросила в него пару кубиков из формочки со льдом и протянула Эвану. — Вот, пожалуйста. — Когда он взял стакан, она прошла мимо него обратно в гостиную; он последовал за ней, думая, что за дьявольскую субстанцию она намешала туда. Теперь он больше не мог верить никому из них, никому. Может быть, эта старая доброжелательная женщина была настоящим аптекарем в Вифаниином Грехе и готовила прямо на этой кухне с самоклеящимися обоями странные и древние эликсиры? Что она стряпает? Составы, придающие силу? Сонное зелье? Афродиции — любовные смеси? Лекарственные средства, унаследованные из культуры Амазонок, жидкости, выпаренные из черных, как ночь, кореньев или из мозга человеческих костей? И если он выпьет этот настой, что с ним будет? Напиток ослабит его? Усыпит? Или просто подействует на его мозг, убирая из него желание защищаться, когда они наконец придут за ним?
В комнате она снова уселась на диван, улыбнулась и стала обмахиваться журналом, ожидая, когда же он выпьет лимонад. По ее глазам было невозможно понять, знает ли она, что он все видел.
— Жарко, — сказала она. Вот и все, просто «жарко».
На улице послышалось дребезжание старых тормозов. Снова выглянув из окна, Эван увидел разбитый грузовик Нили Эймса, разворачивающий к дому. Что ж, — сказал он, отставляя в сторону стакан лимонада. — Кажется, приехал мистер Нили Эймс.